Тайная геометрия
Шрифт:
Троица победителей прямо излучала гордость.
Они походили на котов, съевших не только всю сметану из холодильника, но в придачу и всех пучеглазых вуалехвостов из аквариума, и, главное, умудрившихся свалить все эти подвиги на соседского щенка.
После вручения призов последовала главная часть праздника – поход в Дом ученых. Разумеется, не в библиотеку. В ресторан.
В большом зале победители прямо в спортивных костюмах сели за столик. К ним присоединились Ефим и Рогальская. Конечно, как всегда в день лыжного праздника, заказали пельмени в остром курином бульоне и клюквенную настойку. Что
Опрокинув в рот полную бледно-красную стопку и жадно проглотив первые пять ложек бульона с пельменями, Ефим почувствовал, как на него накатывается теплая расслабляющая волна.
Вокруг слитно жужжали голоса участников пробега. А через динамики, укрепленные под потолком, негромко лилась «Маленькая ночная серенада» Моцарта, прекрасная и необязательная, как осенняя бабочка.
«Вот, стоит заставить себя помучиться на лыжне всего полчаса, – подумал майор, – и потом приходит счастье…»
А в это время за столиком набирал температуру эмоциональный пожар.
– Ты спал на приборном складе! Спал! – обратившись к инженеру Вергелесову, кричал младший научный сотрудник Бобин, встопорщив свою рыжую гриву маленького льва.
– Ну, что ты говоришь, Феликс? – отбивался Евгений. – Я не спал. Я находился где-нибудь в объединении.
– Где в объединении ты находился? – наступал Феликс.
– На втором этаже, – нетвердо заявил инженер. – В отделе дальномеров.
– Где? – по-следовательски прищурился Феликс.
– У дальномерщиков, – опустив базальтовые глаза античного героя, почти прошептал инженер.
– Ха! Ха! Ха! – изобразил торжествующий смех Феликс. – Я к ним заходил. И тебя там не видел! Где же ты был? Под стеллажами прятался, да?
На защиту обижаемого встала женщина.
– Да, ладно тебе, Феликс, ну чего пристал к человеку? Ну, даже, если и спал на складе, что такого? Может быть, у него ночью свидание было. Романтическое. Вот он ночью и не выспался.
– Правильно! – взвился неистовый львенок. – Он будет ночами романтические свидания иметь, а я, как дурак, весь день без модема сидеть? Это что – нормально?
В это время Максим Карликов наполнил рюмки клюквенной настойкой.
– Ладно, тебе, Феликс разоряться! Не на базаре сидишь! – сурово остановил разъярившегося льва руководитель лаборатории пространственных измерений. – В приличной компании находишься, все-таки! Интеллигентно надо себя вести. В драку не лезть. Давайте выпьем за науку! – поднял он алую стопку. – Без нее жизнь скучна и неинтересна!
Максим взглядом полководца обвел сидящих за столом и первым выплеснул в окруженную колючками щель на своем лице горькую клюквенную настойку.
Мимо их столика проходил Лисоверт, прямой, как телескопическая антенна. Он уже успел снять лыжный костюм, и был одет в свою обычную кофту с отвисшими карманами.
– Ну, вы дали, коллеги! – сказал он, блестя рабочими очечками. – Честно скажу: не ожидал! Как же это вы меня обошли? Ну, молодцы, молодцы! Так держать! Поздравляю!
– Спасибо, Илья Сергеевич! – дружным хором отозвалась лаборатория пространственных измерений.
– Рады стараться! – отдельно добавил Феликс.
– Вы нас, Илья Сергеевич, всегда недооцениваете! – неожиданно добавил скромный инженер Вергелесов.
– По
заслугам я вас оцениваю! – махнул ладонью генеральный директор и направился к выходу.«А ведь они меня на повороте не обходили…» – почему-то пришло в нетрезвую голову Мимикьянову.
Перед его внутренним взором, словно на повторно прокручиваемой видеопленке, промелькнули те несколько секунд лыжного забега.
«Нет, не обходили… Вот, ребята из отдела дальномеров точно обходили. Чеканов с полигона обходил. Леша Грибков обходил… А никто из лаборатории пространственных измерений не обходил… Нет! – пришел он к твердому выводу и задал неизбежно следующий за этим выводом вопрос: – А как же это они оказались на финише раньше меня, если я их почти со старта обогнал? Они же у меня за спиной были. Неужели срезали, мошенники? – внутренне возмутился он. – Ну, конечно, как я сразу не сообразил! Срезали!.. Вот – пройдохи!»
Майор даже почувствовал облегчение, найдя ответ на возникшую в его сознании загадку. Он вытянул ноги под столом и почти с восхищением посмотрел на сидящих за столом хитрецов из лаборатории пространственных измерений.
«Хотя, где же это они срезали? – неожиданно всплыл у него в голове вопрос. – Там ведь и срезать-то негде? Только в начале трассы… Но там столько людей толклось… Нет, там бы не посмели. А где тогда? Дальше-то вдоль почти всей трассы овраг… Его же не перескочишь. Там на дне снега по грудь, а то и по макушку… Правда на последних двух километрах у финиша можно… Теоретически! Но там же – такая чащоба – ноги сломаешь… Где же это они срезали? – озадачился майор.
В это время он почувствовал на своем колене теплую ладонь. Ладонь принадлежала пресс-секретарю Рогальской.
– Ефим, – шепнула она, приблизив к нему, сладко пахнущие карамелью губы, пойдем отсюда, а? Ко мне?
Вообще-то Ефиму очень нравилось сидеть за клюквенной настойкой в приятной компании неунывающих пройдох и слушать сладкую, как солнечное субботнее утро, музыку несчастного друга маэстро Сальери. Но перед просьбами Ангелины Анатольевны Рогальской он никогда не мог устоять.
Они и ушли.
И ответ на вопрос – каким образом лаборатория пространственных измерений, никогда не славившаяся спортивными достижениями, выиграла в командном зачете микроволновую печку «Самсунг» с грилем и режимом «хрустящая корочка»? – тогда так и остался висеть в воздухе.
А вот теперь вариант ответа у Ефима, кажется, появился.
Хотя майор все-таки не был в нем уверен.
35. Старые друзья
Балалаев нацелил стерляжий нос в Лисоверта.
– Я к тебе, Илья, по делу пришел, – низким альтом прогудел он.
– Какие ж у нас тобой, Тоша, дела могут быть? – блеснул очками генеральный директор «Топологии».
Балалаев подкинул вверх трость, перехватил ее ладонью за середину и почесал стерляжий нос бронзовой головой льва, украшающей рукоять.
– А, что ж, у двух одноклассников и дел никаких быть не может? Хотя бы былое вспомнить, а?
– Разное вспомнить можно… – заметил Лисоверт.
– Правильно! – согласился Балалаев. – Можно старые обиды мусолить, а можно и хорошее на свет вытащить. Что же у нас ничего хорошего не было? Десять лет за одной партой просидели!