Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 3
Шрифт:
Городовой и ротмистр ОКЖ. Марка 2013 г.
Полагаем, что не отсутствие марки на рапорте ротмистра и не его «поспешный» брак явились причиной проявленного интереса министра внутренних дел к рядовому жандарму, а, возможно, страстное увлечение собиранием коллекции С.М. Ральцевичем.
Перевод Сергея Матвеевича в ряды ОКЖ раздвинул жизненные горизонты и рамки интеллектуальных интересов. Он все больше времени стал уделять хобби, скрываемому от окружения во избежание усмешек.
Устав от служебных тягот, жандарм плотно закрывал шторы и двери, погружаясь в другой мир без революционеров и бунтовщиков. Он осторожно доставал из бархатного футляра немецкую лупу и открывал кляссеры с многочисленными марками из различных уголков мира. Почтовые знаки оплаты пробуждали у него неподдельный интерес к диковинным вещам, заморским колониям и т. п.
Круг единомышленников в провинции был слишком узок, и для собирательства он обращался не только к столичным филателистам, но и вступил в переписку с известными коллекционерами Европы. С годами Ральцевич стал авторитетным специалистом в области земских марок Российской империи. Малотиражные знаки почтовой оплаты, выпускаемые в обращение местными органами самоуправления для удобства населения и получения дохода, были редкими по определению.
В доступных нам архивах нет ответа и разгадки на проявленный чрезвычайный интерес к обычному жандармскому ротмистру.
В то же время отметим, что важнейшим источником осведомления охранки в ту пору являлась перлюстрация почтовой корреспонденции, которая практиковалась правительствами различных государств. Издавна прибегали к ней и в России. На основании высочайшего указа царя Александра III Министерство внутренних дел повсеместно вскрывало, читало и копировало письма неблагонадежных граждан, выявляя крамолу, смутьянов и бунтовщиков. Революция 1905 г. дала новые поводы к тщательному изучению не только внутренней почтовой переписки, но и с иностранными корреспондентами. Письма переводились, а копии подозрительных текстов направлялись местной охранке для розыска и дознания. А некоторые письма в подлинниках докладывались на самый верх.
Полагаем, что здесь и скрывалась причина интереса и, если хотите, интрига к фигуре ротмистра. Невинные по содержанию почтовые карточки коллекционера заинтересовали самого шефа жандармов и министра внутренних дел П.Н. Дурново, длительное время и ранее контролировавшего перлюстрацию корреспонденции в России [61] .
А среди зарубежных адресатов С.М. Ральцевича оказались и члены известных королевских династий Европы.
После установления адресата и его политической благонадежности он никоим образом не пострадал, а редкое по тем временам хобби не помешало ему продолжить службу трону. В 1907 г. территория ответственности ротмистра Ральцевича удвоилась, он стал отвечать за половину Пермской губернии, а именно – Екатеринбургский, Камышловский, Ирбитский и Шадринский уезды.
61
В 1893 г. после десяти лет службы Дурново вынужденно ушел в отставку с поста директора департамента полиции, так как публично использовал результаты перехваченной «Черным кабинетом» переписки посла Бразилии в России к его (их общей) любовнице, а разразившийся скандал дошел до царя.
Особой карьеры Ральцевич на Урале не сделал. Войну с Германией и Австро-Венгрией он встретил в должности помощника начальника Бессарабского ГЖУ на пограничном пункте в городе и порту Рени (место впадения реки Прут в Дунай), где выслужил звание подполковник.
В 1914 г. киевский журнал «Русский филателист» начал публикацию его труда «Русская земская почта и ее марки – исторические очерки», однако Первая мировая война помешала Ральцевичу опубликовать издание целиком.
Жандармский офицер не дожил до крушения самодержавия и упразднения политической полиции в феврале 1917-го. По неустановленной причине Сергей Матвеевич Ральцевич умер 46 лет от роду и был похоронен на воинском кладбище в Одессе. Надгробие до наших дней не сохранилось. После него остались дети: Сергей, крещенный во Входо-Иерусалимском соборе Нижнего Тагила в начале 1906 г., и Нина, рожденная вскоре в Екатеринбурге, – о судьбе которых нам ничего не известно.
Д.А. Ларин
В огне 1914 года. Криптографическая война на море
В этом году исполняется 100 лет со дня подписания Версальского мирного договора, поставившего окончательную точку в завершении Первой мировой войны [62] . Договор был подписан в пригороде Парижа Версале 28 июня 1919 г. К сожалению, Россия не оказалась в числе стран-победительниц из-за революционных событий 1917 г. Для России Первая мировая война закончилась 3 марта 1918 г. подписанием Брест-Литовского мирного договора.
62
Отметим, что это название стало использоваться лишь после начала Второй мировой войны в 1939 году, до этого Первую мировую называли Великой войной, после революции в России эта война получила название «империалистической» или «германской».
Тем не менее вклад вооруженных сил Российской империи в победу Антанты огромен. Важную роль в обеспечении боевых действий противоборствующих
сторон играли криптографические службы. В данной статье мы расскажем о работе криптографов нашего Балтийского флота в 1914 г.В Российском императорском флоте, как и на флотах других стран, основным средством шифрования были коды. Шифрование велось вручную, что занимало много времени. На Балтике это привело к весьма неприятной ситуации. Дело в том, что использование самого мощного оружия Балтийского флота – 4 линейных кораблей («Севастополь», «Петропавловск», «Полтава» и «Гангут») – допускалось только с личного разрешения Николая II. Процесс проходил примерно так: в Петрограде составлялся запрос на выход кораблей, зашифровывался и отправлялся в Могилев, где в то время находилась Ставка во главе с императором. В Могилеве послание расшифровывалось и докладывалось императору. Дальше время уходило на чтение Николаем II пришедшего документа, обсуждение его с другими военачальниками. В случае положительного решения составлялся ответ, который шифровался и направлялся в Петроград, где расшифровывался и, наконец, снова шифровался, и радиограмма с разрешением на выход в море летела к командирам кораблей. Линкоры в период Первой мировой войны базировались в Гельсингфорсе (ныне г. Хельсинки).
Но боевые действия в Балтийском море носили скоротечный характер, и когда русские линейные корабли только собирались покинуть Гельсингфорс, боестолкновения, в которых планировалось их использовать, уже заканчивались, немецкие корабли успевали вернуться в свои базы, под прикрытие береговой артиллерии. Удивительно, но за всю войну наши линкоры не произвели ни одного выстрела!
Кстати, в особых случаях для шифрования коротких сообщений использовались примитивные жаргонные коды. Так, например, 17 мая 1914 г., после согласия Николая II о мобилизации 4 западных военных округов и Балтийского и Черноморского флотов. В связи с этим командующий Балтийским флотом адмирал Н.О. Эссен передал своим подчиненным условный сигнал «Морские силы и порты Дым, Дым, Дым. Оставаться на местах». Это сообщение означало мобилизацию всех подразделений морских сил Балтийского флота.
Профессия шифровальщика на российском флоте во время Первой мировой войны (как, впрочем, и в другое время) была особой. Очень образно описал особенности работы шифровальщиков В.С. Пикуль в своем романе «Из тупика».
«Коридор салона кончается тупиком, и в нем – узкая дверь, на которой медная табличка, очень броская: СТОЙ – НЕ ВХОДИ!
– Время получения: три-двадцать. Время: четыре-восемь, – докладывает он, – закончил расшифровку…
Этот немолодой шифровальщик, живущий по соседству с салоном (полуофицер, полуматрос), казалось, не подлежал карам уставным, а только небесным: случись “Аскольду” [63] гибель, и Самокин, обняв свинцовые книги кодов, должен с ними тонуть и тонуть, пока не коснется грунта. И – ляжет, вместе с книгами, мертвый.
63
Российский крейсер, принимавший участие в Первой мировой войне.
Таков закон! Потому-то надо уважать человека, который каждую минуту готов к трудной и добровольной смерти на глубине. На той самой глубине, куда из года в год уносится пепел его секретных шифровок».
А теперь приведем документы, освящающие боевую работу шифровальщика линкора «Слава» [64] во время знаменитой Моонзундской операции по предотвращению прорыва немецкого флота в Финский залив:
Рапорт мичмана Деньера капитану 1 ранга Антонову. Командиру погибшего лин. кор. «Слава»
Рапорт
Доношу Вам, господин капитан 1 ранга, о бое 4 октября 1917 года следующее: После того, как сыграна была «Боевая тревога», я получил от старшего офицера капитана 2 ранга Галлера приказание принять шифровальные документы и идти в центральный пост… Во все продолжение первой половины боя пост работал отлично; настроение находившейся в нем команды хорошее, дух бодрый. Все приказания от телефона к телефону передавались с наивозможной быстротой. Вскоре после того как бой снова начался, было попадание где-то очень близко от центрального поста, разбившее его и выведшее его совершенно из строя… Сам я, как и многие из команды, был оглушен и отброшен от стола, за которым шифровал… Сейчас же после этого попадания получился сильный крен на левый борт, освещение ослабло, телефоны перестали действовать, переговорные трубы были разбиты, и из них полилась вода… Я перенес шифрование в часть поста, расположенную по другую сторону переборки, ближе к носовой части, так как там была единственная уцелевшая переговорная труба для сообщения расшифрованных телеграмм в боевую рубку…»
64
Линейный корабль «Слава» спущен на воду в 1903 г., принимал активное участие в Первой мировой войне, отражая попытки немцев прорваться в Рижский залив и обстреливая наступающие сухопутные войска противника. Корабль погиб в ходе Моонзундского сражения в 1917 г.