Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1

«У руководителя группы польских интернационалистов — озлобленное, вражеское настроение. Он открыто высказывает сомнение в правдоподобности выдвинутых против арестованных обвинений. Этих людей он знает в течение двадцати лет и не верит, что они могут являться «врагами народа».

Топор Ежова основательно прошелся и по сотрудникам резидентуры, возвратившимся на родину по завершении командировки. Некоторые не стали дожидаться препровождения в застенки. В частности, на отчете Инны Натановны Беленькой о ее работе в Испании имеется пометка, сделанная в 1938 году: «Подлежала аресту. Не была арестована, т. к. покончила жизнь самоубийством». Эта отважная разведчица была многие годы на нелегальной работе в Германии, Австрии и Китае. В Испании вела агентурную работу, оказывала помощь испанским коллегам в следственных мероприятиях. Отличалась принципиальностью, независимым характером и прямотой суждений.

После бегства из Испании советского резидента А. М. Орлова исполняющим обязанности руководителя загранаппарата в Испании назначили Наума Исааковича Эйтингона.

Приняв руководство резидентурой в критический для нее период, Н. И. Эйтингон обеспечил решение основных оперативных проблем, которые все множились и множились. В целом загранаппарат продолжал функционировать более или менее нормально, хотя после бегства Орлова сохранялась нервозность, тормозившая инициативу и завершение ранее начатых дел. Не удалось избежать и крупных издержек. В частности, было прекращено осуществление плана создания глубоко законспирированного агентурного резерва на перспективу в преддверии зримо надвигавшейся войны СССР с гитлеровской Германией. Этот проект получил кодовое название «Новый набор». Его суть состояла в следующем: подобрать из бойцов интернациональных бригад около семидесяти человек, имевших опыт подпольной работы и доказавших свою надежность и верность в боевой обстановке, обучить их надлежащим образом в специальной школе под Барселоной, а затем разослать в различные страны (главным образом европейские) в качестве нелегалов на оседание как задел разведки на военное время.

К лету 1938 года эта работа шла полным ходом, но в ноябре того же года ей был положен конец на том основании, что к ней имели причастность такие «враги народа», как А. М. Орлов, руководители внешней разведки И. 3. Пассов и С. М. Шпигельглас. Двое последних были расстреляны. Санкционировал закрытие «Нового набора» 23 ноября 1938 года заместитель наркома внутренних дел СССР Л. П. Берия. А ведь в годы Великой Отечественной войны такой резерв советской внешней разведке, видимо, очень бы пригодился.

С середины 1938 года взаимодействие советской внешней разведки с испанскими партнерами стало постепенно свертываться. На какое-то время функции посредника между МВД Испании и резидентурой взял на себя премьер Негрин, перепоручивший конкретные контакты своему сыну. С приближением линии фронта к Барселоне приходилось отправлять в массовом порядке высвобождавшихся инструкторов и советников, а также оказывать содействие эвакуации работников других советских учреждений. По поручению из Москвы была осуществлена конспиративная переброска в СССР большой группы руководящих деятелей КПП и принадлежавших партии материальных ценностей. Во всех этих мероприятии неоценимым было участие парижской резидентуры.

С января 1939 года советские разведчики продолжали выполнять свой долг фактически во фронтовых условиях. Радиостанция резидентуры была перенесена из Барселоны в дальний пригород, а потом и в открытое поле. Но благодаря личному мужеству, высокому мастерству и самоотверженности радиста Николая Ильича Липовки надежная связь с Центром была бесперебойной. Этот скромный сотрудник позднее, в 40-х годах, дважды выезжал за рубеж и до ухода на пенсию работал в центральном аппарате разведки.

В феврале 1939 года резидентура советской внешней разведки в Испании прекратила свое существование. Можно по-разному оценивать ее усилия и их результаты в тот период, но нельзя не воздать должное «разведчи-кам-испанцам», как они с гордостью сами себя называли. Это были профессионалы высокого класса, каждый из них оставил свой след в истории отечественной разведывательной службы. Теперь их нет с нами, но остались их отчеты, письма, другие документы, воспоминания ветеранов, знавших их лично. Они принадлежат истории. Вечная им память.

Бесспорно и другое. Интервенция гитлеровцев и итальянских фашистов в Испании была преддверием второй мировой войны в Европе. Поединок советских разведчиков и контрразведчиков имел международное значение, выходившее далеко за пределы Испании. Отсюда — особая острота и трагизм испанских событий, внимание к истории противоборства секретных служб на Пиренейском полуострове, не ослабевающее до последнего времени.

Глава 12. ЛИКВИДАЦИЯ ТРОЦКОГО

В замысле операции по ликвидации Старика, как называли в НКВД Троцкого, пожалуй, решающее значение имела встреча моего отца со Сталиным. Я хотел бы остановиться на этом эпизоде подробно, воспользовавшись его записями.

«В один из мартовских дней 1939 года, — пишет мой отец, — меня вызвали в кабинет Берия, и неожиданно для себя я услышал упрек, что последние два месяца я бездельничаю. При этом Берия не посчитал нужным как-либо прокомментировать свое заявление и приказал сопровождать его на важную, по его словам, встречу. Я полагал, что речь идет о встрече с одним из агентов, которого он лично курировал, на конспиративной квартире. В сентябре 1938 года я дважды сопровождал его на подобные мероприятия. Между тем машина доставила нас в Кремль, куда мы въехали через Спасские ворота. Шофер остановил машину в тупике возле Ивановской площади. Тут я внезапно осознал, что меня примет Сталин.

Вход в здание Кремля, где работал Сталин, был мне знаком по прошлым встречам с ним. Мы поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по длинному безлюдному коридору, устланному красным ковром, мимо кабинетов с высокими дверями, какие бывают в музеях. Нас с Берия пропустил тот же офицер охраны, который дежурил и тогда, когда меня приводил сюда Ежов. Сейчас он приветствовал уже не Ежова, а Берия: «Здравия желаю, товарищ Берия!»

Берия открыл дверь, и мы вошли в приемную таких огромных размеров, что стоявшие там три письменных стола выглядели совсем крошечными. В приемной находились трое: двое в кителях того же покроя, что и у Сталина, и один в военной форме. Берия приветствовал невысокий, казавшийся с виду коренастым, человек в зеленом кителе, голос которого звучал тихо и бесстрастно. (Уже потом я узнал, что это был Поскребышев, начальник секретариата Сталина.) Мне показалось, что в этой комнате было правилом полное отсутствие внешних проявлений каких бы то ни было эмоций. И действительно, таков был неписаный и раз навсегда утвержденный Сталиным и Молотовым порядок в этом здании. Поскребышев ввел нас в кабинет Сталина и затем бесшумно закрыл за нами дверь.

В этот момент я испытывал те же чувства, что и в прежние встречи со Сталиным: волнение, смешанное с напряженным ожиданием, и охватывающий всего тебя восторг. Мне казалось, что биение моего сердца могут услышать окружающие. При нашем появлении Сталин поднялся из-за стола. Стоя посередине кабинета, мы обменялись рукопожатиями, и он жестом пригласил нас сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Рабочий стол самого Сталина находился совсем рядом в углу кабинета. Краем глаза я успел заметить, что все папки на его столе разложены в идеальном порядке, над письменным столом — портрет Ленина, а на другой стене — Маркса и Энгельса. Все в кабинете выглядело так же, как в прошлый раз, когда я здесь был. Но сам Сталин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным. Слушая собеседника, он словно обдумывал каждое сказанное ему слово, похоже имевшее для него особое значение. И собеседнику просто не могло прийти в голову, что этот человек мог быть неискренним.

Было ли так на самом деле? Не уверен. Но Берия Сталин действительно выслушал с большим вниманием.

— Товарищ Сталин, — обратился тот к нему, — по указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство. Мы вносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД, с тем чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органы, справиться с выполнением заданий правительства.

Сталин нахмурился. Он по-прежнему продолжал держать трубку в руке, не раскуривая ее. Затем чиркнул спичкой (жест, знакомый всем, кто смотрел хоть один журнал кинохроники) и пододвинул к себе пепельницу. Он ни словом не обмолвился о моем назначении, но попросил Берия вкратце рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом. Пока Берия говорил, Сталин встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет, он двигался медленно и совершенно неслышно в своих мягких кавказских сапогах. Хотя Сталин ходил не останавливаясь, мне казалось, он не ослабил свое внимание, наоборот, стал более сосредоточен. Его замечания отличались некоторой жесткостью, которую он и не думал скрывать. Подобная резкость по отношению к людям, приглашенным на прием, была самой, пожалуй, типичной чертой в его поведении, составляя неотъемлемую часть личности Сталина — такую же, как оспины на его лице, придававшие ему суровый вид.