Тайное становится явным

Ксюша выпала из машины ему в объятия. Потрясение прошло, она была собрана и отчетливо представляла, что происходит вокруг.

— Поздравляю, Никита, — хмыкнула она. — Мы благополучно прибыли в западню?

— Точно, — согласился он. — Зато живые.

Фары освещали какой-то захламленный, относительно компактный цех или мастерскую, откуда давно растащили мало-мальски ликвидное оборудование. Крыша, увитая балками перекрытий, как ни странно, выглядела целой. Заржавевший портальный кран, подобие галереи на втором уровне, лестница со ступенями в дальней стене… И неприятный пронзительный запах, природа которого стала ясна, когда Никита всмотрелся в то, что было под ногами. Повсюду ворочалось ветхое зловонное тряпье, щурились ободранные, гноящиеся лица, клочковатые бороды, свалянная волосня… «Бомжи!» — сообразил Никита. Взвизгнула Ксюша, отпрыгивая от заскорузлой длани, вознамерившейся схватить ее за щиколотку. Людей здесь было много, не меньше дюжины!

— Эй, бл… вы чего тут творите, бл…? Мы вас, бл… трогали? — забрюзжало на русском народном страшноватое существо, изъеденное струпьями. Приподнялось аналогичное — впрочем, без бороды и с некоторыми признаками женственности. Самка страшноватого существа…

Извиняться перед таким обществом было как-то странно. Кольцо окружения уже сжималось, снаружи гудели моторы, подъезжали машины. К спецназовцам и полицейским прибывали подкрепления. Затряслись ворота, но наружу они не открывались, а изнутри их подпирал фургон. Было слышно, как топают люди, бегая вокруг здания, ищут, куда бы пролезть. Снова затрещали выстрелы, пули бились в стены, которые сохранили былую прочность, но вряд ли могли выдерживать эту вакханалию бесконечно. Голосили бомжи, кто-то покатился, куда-то пополз на карачках.

— Не стреляйте!!! — вопил Никита. — Здесь люди!!! Здесь много людей!!!

Стрельба затихла — и участники штурмовой группы услышали, как в заблокированном здании жалобно ноют и матерятся бездомные. Наступило озадаченное затишье.

— Эй, сдавайтесь! — прокричали снаружи. — Не тяните кота!

По крыше уже топал какой-то акробат, видимо, искал изъяны в конструкции кровли. Кромешная безнадега ударила в голову, Никита сбросил со спины «Кипарис», хлестнул затвором и ударил длинной очередью по крыше, но не туда, где топал человек, а рядом! Акробатический номер не удался, спецназовец оступился и заскользил по наклонной конструкции кровли. Было слышно, как он ругается, пытается удержаться, а потом падает, награждая стрелка изысканными словесными оборотами. Похоже, что-то сломал — его оттаскивали, а он продолжал выражаться. И снова затрещали выстрелы, вопили бомжи, а Никита прижал подрагивающую Ксюшу к полу, закрыл ей голову руками.

— Сдаемся? — уныло вопросила девушка, наблюдая, как перепуганные обитатели производственного помещения сбиваются в кучу.

— Успеем еще, — вздохнул Никита.

— Ты, главное, не пали больше, — попросила она, — а то у этих парней окончательно лопнет терпение, и нам устроят тут… Вальпургиеву ночь.

— Варфоломеевскую, — поправил Никита. — Хорошо, не буду стрелять, все равно патронов больше нет.

Она обняла его и застыла в трагической позе. Не сдавайся, твердил про себя Никита, только не сдавайся. Думай, голова, думай…

— Эй, сдаваться будем? — прокричали снаружи.

— Дайте двадцать минут! — крикнул он.

— Зачем? Застрелиться хотите?

— Ты что, дурак? — засмеялся он. — Не много двадцати минут, чтобы застрелиться?

Снаружи засмеялись двое или трое.

— Тогда на хрена?

— Ну дайте, жалко вам, что ли? Может, адвокату позвонить хотим! А потом сдадимся, так и быть…

— Пятнадцать! А то не май тут, знаешь ли…

— Договорились! Замерзли, мужики? Так вы в машине погрейтесь.

Он отстранил от себя девушку и прыжками, с колотящимся сердцем, понесся к задней стене помещения. Ксюша припустила за ним. Они скатились по лестнице, включили сотовые телефоны, чтобы хоть что-то увидеть. Дверь в подвал отсутствовала, хотя, возможно, когда-то была. Пришлось нагнуться, чтобы пролезть в это сдавленное, изобилующее ржавыми трубами пространство. Они ползли по грязному полу, заваленному цементной крошкой, старались не вдыхать густую зловонную пыль. Проход в канализацию был перекрыт бетонной плитой, но в дальнем краю мерцало подобие оконца, утопленного глубоко в стену. Никита пополз по крохотному лазу и уперся в итоге в мощную стальную решетку. Застонав от отчаяния, стал ощупывать ее. Решетка крепилась винтами к стальным пластинам, вмурованным в кирпич, — видит бог, он смог бы их открутить отверткой в перочинном ноже, но снаружи присутствовали посторонние. Парень вслушивался в их голоса, затаив дыхание. Спецназовцы охраняли тылы. Эти ребята тоже обсуждали решетку у них под ногами, сетовали на отсутствие гранаты.

Никита выбрался обратно, поволок за собой притихшую девушку. В цехе перемен не отмечалось. Горели фары многострадальной фуры, жались в кучку бомжи (водителей среди них, похоже, не было, а то предприняли бы попытку вырваться на волю…), снаружи перекликались вояки.

— Сдаемся? — спросила Ксюша.

— Да что ты заладила, как попугай? — рассердился он. — Вольная жизнь надоела? Учти, дорогая, в одной камере мы с тобой отбывать не будем, так что если сдадимся, то уже не увидимся.

— В суде увидимся, — подумав, возразила она.

Никита засмеялся и извлек телефон. Проверил — аппарат не сломался, сеть имеется. Ну, что ж, оставался последний шанс…

Когда подъехал подполковник Неделин, окрестности «мышеловки» напоминали ярмарку: много машин, людей, шутки и смех.

— Попались сумасшедшие, — ловил он краем уха разговоры бойцов. — Еще и бомжей умудрились в заложники взять. Заперлись и не выпускают, теперь стрелять вроде как неудобно. Ну, точно, психи из дурдома.

— А чего требуют? — веселился товарищ. — Миллион вертолетов и один доллар?

— Вы приехали, отлично, товарищ подполковник, — бросился навстречу Неделину командир группы спецназа. — Берите бразды правления, а то нам самим тут как-то неловко. Мы пообещали этим умникам пятнадцать минут передышки… ну, обняться там, поцеловаться — вроде сдаться обещали. Пять минут уже прошло.

Подполковник Неделин курил в сторонке, чувствуя, что устал, как последняя собака. Все на свете становилось безразлично. Он сделал свою работу: шиворот-навыворот, через пень колоду, но «мстителей» обложили, и деваться им некуда. Могут, конечно, покончить там с собой, но зачем? Крови на них нет… во всяком случае, в этом городе, когда-нибудь выйдут из заколюченной зоны. А жертвы в Качалове… подполковник невесело усмехнулся. Нет, не выйдут эти двое из заколюченной зоны. Могут и до суда не дожить…

Он старательно давил визгливые позывы из души. Зазвонил сотовый в кармане, он раздраженно выхватил его, мельком глянув на экран: звонила жена.

— Ты в порядке, дорогой? — ее голос звучал как-то глухо.

— Да, милая, — буркнул он. — Знаешь, сейчас не совсем удобное время, я тут немножко занят…

— Я знаю, — перебила Лидия Александровна. — Мне только что звонил Никита Россохин.

Смысл произнесенного отложился не сразу. Потребовались долгие секунды, чтобы что-то щелкнуло в мозгу и мысль сменила направление.

— Подожди… — он зачумленно помотал головой, прогоняя какое-то липкое наваждение. — Я плохо расслышал тебя, милая. Не могла бы ты повторить, а то всякая чушь в голову лезет…

— Ты правильно расслышал, — глухо вымолвила Лидия Александровна. — Он звонил мне минуту назад из заблокированного вами цеха. Я понимаю, что ты будешь неприятно поражен, дорогой, но женщина, сидевшая в машине с Вадимом Рехтиным, которую вы чуть не схватили в метро на площади Ильича… это была я.

Он все еще не верил, наваждение опутывало и не давало связно мыслить. Но что-то вставало уже поперек горла, рождая вселенскую тоску.