Тайнознатицы Муирвуда

— Только мне понадобится плащ. Сегодня такая странная погода — так холодно и сыро.

— Конечно.

Они повернули к Большому дому, благо идти было недалеко.

— Ты сегодня какая-то тихая. Тоже думаешь обо всем, что сегодня было?

— Да… и еще я очень устала, — призналась Майя, потому что ей казалось, что в голове у нее тоже туман. — Я столько времени без сна… И аббатство сегодня какое-то странное.

Она обернулась, но не увидела даже двери — все скрыл туман. На мгновение ей почудилось, что аббатства больше нет, что его унес туман, и утром, когда туман рассеется, они увидят пустое место. В тумане слышались какие-то звуки — солнце село недавно, и по аббатству бродили ученики, которые готовились праздновать Духов день. На поляне воздвигли майский шест и навязали на него цветные ленты. В кухне наготовили столько угощений, что и не повернуться. Праздник был все ближе, но будущее Муирвуда оставалось темным и неясным. Если будет на то воля Истока, на следующий день над аббатством встанет новый альдермастон.

— Да, действительно, — согласился Кольер, поскреб горло, настороженно огляделся. — Как будто за спиной все время кто-то стоит. Не по себе как-то.

Не сговариваясь, они ускорили шаг, вошли в дом, добрались до комнаты Майи. Девушка открыла дверь и дрожащими руками схватила плащ. Никогда еще у нее не было так тяжело на душе. Кольер остался стоять у двери; на лице его была написана задумчивость.

В коридоре застучали сапоги. Кольер оглянулся, и лицо его стало кислым.

— Что там у вас, Кэрью? — спросил он, чуть поморщившись. Майя застегнула плащ вокруг шеи и оказалась у двери одновременно с капитаном Кэрью.

— С вами хочет поговорить Крабвелл, — сообщил Кольеру капитан, кивнув Майе, но не сказав ей ни слова.

— Я сегодня из аббатства не выйду, — фыркнул Кольер.

— Он тоже, — ответил Кэрью. — Кранмир говорил с королем, умолял его не действовать второпях. Кажется, в этом человеке еще осталась искра разума. По-моему, он обеспокоен предупреждением Великой Провидицы. Крабвелл хочет воспользоваться этим, чтобы утихомирить короля. Если вы сумеете заключить с ним договор, быть может, он и успокоится, — тут Кэрью наконец посмотрел на Майю. — Это ненадолго, если Гидеон не будет упрямиться.

— Договор? — поморщился Кольер. — И это накануне Духова дня? Этот ваш Крабвелл вообще когда-нибудь спит?

— Может ли паук перестать плести сети? — ухмыльнулся Кэрью. — Договор… и переговоры о приданом. Больше он от вас ничего не просит. Потом он попробует подпоить короля, и к утру все бумаги будут подписаны. Поверьте, Гидеон, открытого конфликта не хочет никто.

Кольер побарабанил пальцами по подбородку.

— Где сейчас отец Майи? В аббатстве?

Кэрью страдальчески возвел глаза к потолку.

— Из аббатства он давно уехал. Засел в таверне «Пилигрим», любезничает с этой Секстон. Крабвелл полагает, что и свадьба не за горами.

Кольер с отвращением фыркнул.

— Ну да, уж Кранмир-то запросто устроит ему развод. Твой король смердит, как выгребная яма, Кэрью, ты в курсе?

Кэрью кивнул и ухмыльнулся.

— Наши шпионы говорят, что ваш король не лучше… только пахнет от него не выгребной ямой, а конюшней. Идем же! Я уже устал ходить туда-сюда. Поговори, наконец, с Крабвеллом.

Лицо Кольера на миг омрачилось, однако Майя сдержанно кивнула в знак того, что отпускает его. Он благодарно улыбнулся, погладил ее теплой рукой по щеке и устремил на нее взгляд своих голубых глаз.

— Я скоро вернусь. Запри дверь, жена.

— Хорошо, — ответила Майя и на миг сжала его руку. Кольер и Кэрью ушли, на ходу перебрасываясь колкостями. Больше в коридоре не было никого — лишь светились несколько яр-камней. Вот только тростник на полу был очень затоптан.

Усилием мысли Майя велела яр-камню разжечь огонь в камине, захлопнула дверь и заложила в петли засов.

За спиной у нее раздался шорох.

Сердце подпрыгнуло. Она развернулась и успела увидеть лицо шерифа Менденхолла, а затем на голову ей опустился черный мешок.

* * *

Она была связана по рукам и ногам — щиколотки, колени, запястья, локти, — а в рот ей сунули кляп. Запах мешковины, в которую ее завернули, заглушал все. Ее несли несколько человек. Они передвигались быстро и бесшумно. Проникший сквозь одежду холодный воздух сказал Майе, что они вышли наружу, и сердце ее забилось быстрее от страха. Она пыталась кричать, но толстый кляп не пропускал крики, превращая их в сдавленное мычание. Она забилась в узах, пытаясь освободиться, и почувствовала, как веревки на запястьях чуть разошлись. Она попыталась ударить ногами, но ее держали четверо, если не больше, и против них она была бессильна. Она быстро устала, ей не хватало воздуха, потому что кляп мешал дышать; на какой-то миг ей показалось, будто она сейчас задохнется.

Теперь они шли по земле, под сапогами шелестела трава. Майя слышала голоса, но сквозь плотную ткань лишь изредка могла разобрать слова.

— Клянусь Кровью, ну и туман!

— Темнота — хоть глаз выколи. Надо было взять факелы.

— Какие еще факелы, дубина! Чтобы нас видело все аббатство?

Страх и ярость боролись в сердце Майи. Она не сомневалась, что эти люди несут ее к отцу, в таверну за пределами аббатства. Но еще больше, чем встреча с отцом, ее страшила мысль о том, что, покинув аббатство, она будет беззащитна перед Бесчисленными. Она не прошла испытаний, у нее нет кольчужницы, которая защитила бы ее от этих тварей. Кистреля тоже нет, а впрочем, кистрелем она пользоваться и не стала бы. В приступе страха она снова забилась, пытаясь вырваться.

— Брыкается, — пожаловался один.

— А ты чего ждал? — ответил ему голос шерифа. — Тише, леди Майя, мы вам ничего не сделаем. Нас не за этим послали.

Она не могла сказать ему, чего боится. Не могла произнести правду вслух. Одна мысль об этом наполняла ее стыдом и виной. Она хэтара. Она опасна даже без кистреля. А за пределами аббатства она может даже убить. Подумав об этом, Майя содрогнулась, страшась своего возможного будущего.

— Ничего не видно! Мы хоть правильно идем?

— Правильно, — уверенно заявил шериф. — Я тут всю зиму провел. Выведу куда надо даже с завязанными глазами.

— Туман хуже завязанных глаз. А альдермастон нас не проклянет?

— Да заткнись ты, — оборвал его другой голос. — Хоть раз в жизни помолчи. Видишь деревья?

— Это Сад сидра, — объяснил шериф. — Здешние запахи собьют со следа собак. И мешок от лука я не просто так на нее надел.

Вот, значит, что это за вонь. Она покачивалась в ритме их шагов, ее тело сотрясалось всякий раз, когда несущие оступались. В мешке было жарко, она вспотела, ее тошнило.

— Сад у них тут изрядный, но мы уже почти дошли. За садом склон, там кончается стена. Там нас будут ждать с фонарями.

Сердце Майи сжали стальные тиски. Она знала, что сопротивляться бесполезно, что это лишь утомит ее прежде времени. Но как остановить этих людей?

Все начинается с мысли.

Сквозь тошнотворную тряску и качание она заставила себя собраться и очистить разум. Страх — враг. Чтобы обрести ясность разума, нужно спокойствие. Сконцентрируйся на том, чего ты хочешь, вызови его к жизни своей волей, и Исток поможет тебе. Страх начал отступать, и в сознании у нее появились новые мысли. Все это придумал ее отец. Он не хотел рисковать и ждать исхода завтрашней стычки. Не хотел, чтобы его люди видели разлад между ним и дочерью и задумывались о том, на чью сторону встать. Если дочь будет у него, пусть даже чисто физически, ему будет легче завладеть всеми аббатствами страны.