Тайны Древнего Лика

Потом – какой-то провал… И мужской голос, перекрывающий надрывный лай:

– Больше не крутись здесь, паренек, Арес не любит чужих. Может загрызть до смерти.

И – псу:

– Замолчи, Арес!

И вновь эхом отдалось в голове:

«Арес не любит чужих…»

Арес – другое имя Марса, бога войны…

Воспоминание скользнуло – и тут же пропало. Точнее, автомат Эдвард Маклайн мгновенно отключил его, потому что оно никоим образом не относилось к процессу швартовки. А все системы устройства под названием Эдвард Маклайн сейчас были нацелены только на швартовку и занимались только швартовкой.

«Арго» находился уже в каком-то десятке метров от планирующего на него модуля. Грузовой отсек просматривался на экране во всех деталях – свободного места для посадки там вполне хватало. Оставалось произвести два импульса сервомоторами: один, тормозящий, по горизонтальной оси, – чтобы окончательно уравнять скорости, и второй, ускоряющий, установленным над кабиной сервом, по вертикальной оси, – чтобы слегка подтолкнуть модуль в грузовое корыто.

Не отрывая взгляда от экрана – теперь экран полностью занимало изображение грузового отсека, – Маклайн повернул один тумблер, а затем, почти сразу, – другой, соседний. Главное тут было и не замешкаться, и не поспешить, а сделать все в два самых подходящих момента. Модуль словно несильно ткнулся в стену и тут же пошел вниз. Ускорение было небольшим, вполне приемлемым для мягкого касания, – и в этот миг совсем близкое днище грузового отсека «Арго» вдруг вспучилось, словно что-то ударило в него изнутри. Взметнулись рваные края образовавшейся пробоины и оттуда вырвался фиолетовый луч. От внезапной, как выстрел в спину, головной боли у Маклайна заломило виски. Тонкостенный модуль напоролся на встопорщившееся днище. Командира бросило на панель управления, и в живот ему воткнулся пробивший обшивку металл.

Маклайн еще успел сообразить: убийственный фиолетовый луч, прорезавший «Арго», – все тот же фиолетовый луч! – примчался с Берега Красного Гора…

И все для него исчезло.

«Арго» уничтожил Ясона, своего капитана. Как и тот, древний, «Арго»…

4

Ей то ли снилось, то ли вспоминалось далекое земное утро накануне отлета на базу в Юту.

Оно было пасмурным, но теплым. Трава на лужайке перед домом еще не успела пожухнуть от летней жары. В шезлонге у сетчатой ограды лежала раскрытая книжка с яркими рисунками – это шестилетняя дочка Мэгги вчера оставила ее там.

Флоренс выехала со двора на улицу на подержанном «форде» матери. Остановилась у тротуара и вышла из машины, чтобы закрыть ворота. Тут дверь соседнего дома распахнулась, и на крыльцо выскочила Пенелопа – огненно-рыжая полноватая женщина лет сорока, давняя напарница матери в воскресных прогулках по парку с обязательной чашечкой кофе на террасе у Теннесси и не менее обязательным бисквитом. Она быстрым шагом прошла по дорожке и, оказавшись на тротуаре, подняла руку.

– Доброе утро, Фло!

Короткая светлая блузка навыпуск и белые брюки, туго облегающие широкие рубенсовские бедра, свидетельствовали о том, что Пенелопа не намерена в ближайшее время сидеть дома у телевизора или заниматься кулинарией.

– Привет, Пен, – кивнула Флоренс.

Она уже управилась с воротами и возвращалась к «форду» цвета вишневого варенья.

Пенелопа была намного старше, но они давным-давно обходились без особых церемоний. Еще с тех пор, когда этот старый дом, дом матери, был и ее, Флоренс, домом, и отец еще не удрал на Западное побережье, променяв их на толстозадую и грудастую то ли официантку забегаловки, то ли продавщицу попкорна, которую черт принес сюда, в Чаттанугу, погостить у тетки…

– Ты куда-то по делам, Фло? – Пенелопа одернула блузку, и было видно, что ей не хочется навязываться, но что поделать – обстоятельства.

– Не то чтобы по делам – так, кое-какие покупки, – ответила Флоренс. – Я ведь завтра улетаю в Юту… надолго… Оставляю Мэгги с мамой. У тебя какие-то проблемы, Пен?

– Если бы ты меня подбросила до больницы… Тебе ведь в ту сторону, да?

Наверное, не так уж и много наберется в мире людей, чья жизнь годами и десятилетиями являет собой образец безмятежности и счастья. Несравненно больше таких, кто скрывает в шкафу какой-нибудь скелет. Флоренс знала, что Пенелопа отнюдь не исключение. Она когда-то заглянула в шкаф Пенелопы, в потаенный дальний шкаф, – и увидела оскал черепа и желтые кости… Со временем скелеты только прибавлялись.

Муж от Пенелопы не удрал, пустившись в странствия, подобные Одиссеевым, – она сама рассталась с ним, оставшись с сыном. Периодически появлялись в ее доме и другие мужчины, кто постарше, кто помоложе, но почему-то надолго не задерживались. Значило ли это, что рыжим не особенно везет в жизни? Сын ее рос замкнутым, и, кажется, были у него серьезные проблемы с наркотиками, и занимался он не совсем понятно чем. А вчера, сказала Пенелопа, хмурясь и продолжая нервно одергивать блузку, забрал машину и укатил куда-то. И до сих пор не вернулся, хотя и обещал. Потому что прекрасно знал: ей, Пенелопе, нужно в больницу.

Это был еще один скелет из мрачного шкафа соседки. Больная мать, которую уже не один год пытались вернуть к полноценной жизни врачи городской клиники Святого Марка. Ретроградная амнезия, потеря памяти – последствие страшной автокатастрофы, в которую мать злосчастной Пенелопы попала, возвращаясь на автобусе из Ноксвилла, от сестры. Был дождь и туман, и ей еще повезло, если это можно назвать везением, – из тех, кто ехал тем утренним рейсом вместе с ней, выжили только семеро…

– Если ты торопишься, тогда ждать не надо, – продолжала Пенелопа, не переставая издеваться над блузкой. – Как-нибудь доберусь, не в пустыне же…

– Ну, что ты, Пен, – сказала Флоренс и открыла дверцу. – Я как раз в те края. Садись.

– Ой, сейчас, только сумки возьму.

Пенелопа, тряхнув роскошной пламенеющей гривой, чуть вперевалку поспешила к дому. Ее полные ягодицы крутыми волнами ходили под обтягивающей тканью брюк, вот-вот, казалось, готовых лопнуть от такого неудержимого напора.

– Я быстро, – на ходу обернувшись, заверила она. – Спасибо, Флосси!

Соседка скрылась в доме. Флоренс в ожидании забарабанила пальцами по рулю. Мимо проезжали редкие пока авто, деревья застыли в безветрии под пасмурным небом… И что-то вдруг кольнуло в сердце, слабо, но ощутимо, словно где-то вдали вгонял иголки в куклу злобный колдун.

…Соседка расставила свои сумки на заднем сиденье и сама устроилась там же, и что-то говорила, что-то о сезонных скидках, – но Флоренс почти не слушала ее. Вишневый «форд», купленный когда-то еще отцом, катился по пустынным улицам. Светофоры на перекрестках спросонок недоуменно моргали разноцветными глазами. Они проехали по мосту над серой и тоже какой-то то ли сонной, то ли тоскующей Теннесси, неторопливо несущей свои воды к далекой Огайо, и добрались до центральной части города. Здесь жизнь бурлила уже вовсю, будто в этих кварталах и не было ночи.

«Форд» протолкался через перегруженный центр и выехал на сравнительно тихую улицу, ведущую к клинике Святого Марка. Торговые комплексы остались позади, и Пенелопа, прервав какие-то свои рассуждения, неуверенно предложила:

– Может, я здесь выйду, Фло? Тут всего-то пять-шесть кварталов, а тебе ведь за покупками.

– Не трепыхайся, Пенни, – ответила Флоренс, бросив взгляд в зеркало заднего вида, где горело костром отражение рыжей гривы. – Будешь топать с сумками, как верблюд. Угостишь мою маму лишним бисквитом – и мы в расчете, окей?