Тайны древней Африки

Северную половину торгового пути обслуживали североафриканские купцы. Они доставляли ремесленные изделия и соль в города Судана — Гао, Томбукту, Дженне. Здесь грузы переваливали на речные суда или на головы рабов-носильщиков и торговля переходила уже в руки местных, суданских, купцов. Чаще всего это были «диула» — так в Западной Африке и сейчас еще называют малинке, занятых торговлей. Это были те самые «ванга-ра», или «ванджарата», с которыми мы уже встречались в древней Гане. Именно они возглавляли сбор золота. И именно они собирали и дань с подданных государей из династии Кейта, о чем недавно у нас шла речь.

Крупный филолог XVII в. Ахмед ибн Мухаммед ал-Маккари рассказывал, что его старшие родственники, пятеро братьев ал-Маккари, занимали видное место в транссахарской торговле. Двое жили в Тлемсене, где получали европейские или марокканские товары. Эти товары они отправляли двум другим братьям, сидевшим в Уалате. Те обменивали их на золото и слоновую кость и переправляли полученные в обмен ценности на север, А старший брат, глава всего этого крупного торгового дома, поселился в Сиджилмасе — она оставалась важнейшим центром и рынком караванной торговли, и отсюда удобнее всего было следить за движением цен и давать необходимые инструкции остальным участникам дела.

В Мали североафриканские купцы занимали очень видное положение. Им принадлежали особые кварталы в главных городах страны, и в пределах этих кварталов пришельцы с севера пользовались полнейшим самоуправлением — старая традиция сохранялась. Вес купцов в общественной иерархии столицы государства был настолько велик, что манса Сулейман выдал свою племянницу за сына одного из старейшин североафриканской торговой колонии в Ниани.

И все же главной силой в Ниани были не мусульманские купцы, как ни велико было их влияние. Первое место среди окружения мансы Сулеймана занимали командиры гвардейских отрядов, сформированных из рабов клана Кейта. Ибн Баттута называл всех этих «начальников рабов» тем словом, которое ему было более привычно: «эмир».

И весь его рассказ подтверждает, насколько выросла сила этой новой аристократии. И мансе она причиняла немалое беспокойство.

Среди сановников малийского двора самой видной фигурой был человек, которого Ибн Баттута называл «дуга»; сам он разъяснял, что это слово означает «переводчик». На самом же деле это был личный гриот мансы. Дело в том, что старинный обычай не позволял мансе непосредственно общаться с подданными. Тот, кто желал испросить у повелителя какую-нибудь милость или же подать ему жалобу, должен был обратиться к гриоту; только тот мог говорить с государем. И когда манса желал обратиться с речью к своим подданным, то гриот его выслушивал, а затем громким голосом повторял его слова присутствующим. Ибо «манса не кричит, как глашатай», поясняет сказание о Сундиате. Высокое положение царского гриота было у малинке твердо устоявшейся традицией. В сказании о Сундиате видное место занял верный гриот героя, его наставник и советник Балла Фасеке. Не раз этот умный и проницательный певец выручал своего господина из беды. Это он возглавлял посольство к Сумаоро и, сбежав от царя Сосо, который пожелал сделать его своим гриотом, неизменно сопровождал Сундиату в его походах. А после окончательной победы Сун-диата назначил Баллу руководителем всех обрядов, так сказать, «начальником протокола» при своем дворе.

Вот как раз в этой роли и видим мы «переводчика» при мансе Сулеймане. Только влияние его еще больше возросло по сравнению с временами Сундиаты. И теперь уже манса должен был делать подношения своему гриоту. Ибн Баттута рассказывал, что в дни больших торжеств «дуга» оказывался центральной фигурой. Он, правда, как настоящий гриот пел хвалебный гимн, превознося доблести мансы и его славные деяния. Зато после этого он получал от мансы кошель с двумястами мискалями золота. Но поток милостей на этом не кончался: на следующий же день после этого пожалования все высшие сановники обязаны были сделать гриоту подарки — «в меру своих возможностей», поясняет Ибн Баттута. Другими словами, могущественного советника царя приходилось задабривать всем — сам манса тоже не избежал этой малоприятной обязанности. По всей видимости, ему приходилось задабривать не одного только своего гриота. Еще ал-Омари сообщал со слов своих собеседников, бывавших в Мали при Мусе I, что тот жаловал своих особо отличившихся военачальников золотыми браслетами или почетными одеяниями — чем выше была степень заслуг, тем шире должно было быть одеяние. А Ибн Баттута уже по собственным впечатлениям сообщал, что приближенные мансы Сулеймана попросту требовали от него признания их заслуг и вознаграждения.

Но полного спокойствия Сулейману не могли уже обеспечить даже богатые подачки знати. Удовлетворить всех недовольных было невозможно, а опасность они представляли немалую. Ибн Баттута оказался свидетелем довольно любопытного заговора, который пыталась организовать против мансы его жена и соправительница. Такие соправительницы существовали во многих африканских государствах до колониального раздела Африки; с ними могли встретиться европейские ученые даже в начале нашего века. Обычно такая жена была одновременно и сестрой царя; она считалась повелительницей всех женщин страны, имела свой царский двор и располагала большой властью. В некоторых случаях эта власть равна была власти ее мужа.

_{Могила знатного жителя племени ибибо, Нигерия}

С такой вот соправительницей и оказался связан заговор, о котором нам на страницах своих записок повествует знаменитый путешественник. Вот его рассказ.

«Случилось так, что в дни моего пребывания в Мали султан разгневался на свою главную жену, дочь своего дяди по отцу, именуемую Каса («каса» обозначает у них «царица»). По обычаю черных, она — его соправительница в делах верховной власти, и имя ее упоминают в молитве вместе с именем царя… Каждый день Каса выезжала верхом со своими невольницами и рабами; их головы посыпаны были прахом. Она останавливалась перед помещением совета, а лицо ее было закрыто покрывалом и невидимо. Эмиры много говорили о ее деле. Но султан собрал их в помещении совета, и дуга сказал им от имени султана:

«Вот вы много говорите о деле Касы. Но ведь она совершила великий грех!». Затем привели одну из невольниц царицы со связанными ногами и с колодкой на шее и сказали ей: «Говори, что у тебя!». И невольница рассказала, что Каса посылала ее к Дьяте, сыну дяди султана по отцу, бежавшему от государя… что она призывала Дьяту свергнуть султана с престола и говорила ему: «Я и все войска покорны твоему приказу!». Когда эмиры услышали это, они заявили: «Это великое преступление, и за него она заслуживает смерти!». Каса испугалась этого и укрылась в доме хатиба (проповедника): обычай черных таков, что они ищут убежища в мечети, а если это невозможно, то в доме хатиба».

На сей раз Сулейману удалось заблаговременно раскрыть заговор и предотвратить покушение на свою власть. И однако же именно этот самый Дьята, о котором шла речь при допросе, все-таки впоследствии сверг с престола сына Сулеймана и воцарился в 1361 г. под именем Мари Дьяты II.

И все же время визита Ибн Баттуты в Мали было относительно спокойным. Наверное, поэтому он так высоко оценил Достоинства жителей Мали. В записках его целая глава посвящена тому, «что он одобрил из поступков черных», и тому, «что ему у них не понравилось». Нужно сразу сказать, что достоинств оказалось намного больше.

«К их добрым качествам относится малое число несправедливостей. Они самый далекий от несправедливости народ, ее их султан никому не прощает! — говорит Ибн Баттута. — К добрым качествам относится и полная безопасность в их стране: ни путешественник, ни оседлый житель в ней не боится ни вора, ни притеснителя…».

Среди прочих достоинств жителей Мали Ибн Баттуту больше всего восхитило их благочестие, их усердие в отправлении обрядов и исполнении предписаний ислама. Собственно говоря, первыми сообщениями об исламе в Мали мы обязаны еще ал-Бекри. По его рассказу, обращение царя этого государства в ислам произошло таким образом: «Их царь известен под именем ал-Мусли-манш Называется он так потому только, что его страна год от года страдала от голода. Жители просили о дожде, принося в жертву коров, так что почти их уничтожили, но неурожаи и несчастья только множились.

У царя жил гость-мусульманин, читавший Коран и знавший сунну, священную книгу мусульман-суннитов. Царь ему пожаловался на их несчастья, а тот ему ответил: «Царь, если бы ты уверовал в Аллаха всевышнего… признал бы книгу Аллаха и твердо усвоил бы все предписания ислама, то я просил бы Аллаха утешить тебя и разрешить твои затруднения, чтобы на народ твоей страны снизошла милость и чтобы завидовали тебе враждебные тебе и удаленные от тебя!». Он продолжал это говорить, пока царь не принял ислам и не очистил свои помыслы».