Тайны древних цивилизаций. Том 1

А в самой Японии кто приходит учиться чайному делу?

Во-первых, люди, которые интересуются историей своей культуры.

Во-вторых, те, у кого есть какие-то внутренние проблемы, комплексы, начиная от психологических и кончая физическими. Они, кстати, очень хорошо поправляют здоровье: устраняется искривление позвоночника, устанавливается правильное дыхание, вообще многие процессы уравновешиваются.

В-третьих, профессионалы, которые занимаются каким-то аспектом традиционной архитектуры, эстетики и т. д., – они просто получают профессиональные навыки.

В-четвертых, люди, которые хотят получить хорошее воспитание, особенно девушки. Чайные школы являются идеальными «школами невест». Если девушка из небедной семьи (обучение довольно дорого), имеющая достаточно свободного времени, получила диплом чайной школы, то она приобрела аристократические манеры, гармоничное поведение, начиная от тона голоса, осанки, знание всех сторон классической культуры – поэзии, прозы, архитектуры, музыки. Она человек, который идеально поддерживает беседу, великолепный кулинар, каллиграф… Поэтому девушки там составляют большую часть учащихся.

Да, еще есть редкие случаи людей, которые хотят через это смысл жизни постичь. Это уже почти религиозный подвиг. Но таких очень мало.

Это в Японии, а здесь, в России?

Практически так же. Но есть еще вот какой эффект. Когда только появился чайный класс, это был просто цирк, экзотика. На самом деле нет на свете ничего менее зрелищного, чем чайное действо. Даже какой-нибудь процесс механической штамповки на конвейере ЗИЛа более зрелищен. У нас сформировались ошибочные стереотипы об утонченной эстетике в японской культуре. Утонченность никогда не является там самоцелью. Она является побочным продуктом совершенно другого, чем у нас, культурного процесса.

В русской культуре есть аналог (но он все равно будет бесконечно далек) – это христианская литургия. Для человека светского литургия – некий музей отечественной культуры. Но литургия и чайное действо принадлежат к вечно живым и актуальным процессам, которые предельно синкретичны, там нельзя отделить одно от другого. В литургии нельзя выделить рациональное, мистическое, эмоциональное, практическое и т. д. В литургии мир личности парадоксальным образом слит с миром соборным, микрокосм с макрокосмом. Там нет «я» и нет «мы». Там есть соборное Я. Там есть сохранение полноты личности и, одновременно, она присутствует, как во вселенском хоре. Нечто отдаленно схожее есть и в чае.

В чае все основы японской культуры соединены воедино: светская, философская, религиозная, этическая, практическая и т. д. И они соединены в таком синтезе, которого в западной культуре нет уже давно. А существует только в некоторых клеточках этой культуры. Я потому и привожу в пример литургию, что она уникальна в этом смысле.

Виктор Петрович, Вы проводите довольно сложные аналогии. Не очень понятно, эти принципы работают или уже стали достоянием истории? Вы с оптимизмом смотрите в будущее или с тревогой?

В культуре всегда есть определенная техника безопасности. Есть такие технологии, которые возвращают к истокам. Чайное действо – это технология возвращения к изначальному состоянию сознания, цельному. Это не зрелище, это технология возвращения к синкретическому ощущению мира, где все со всем связано. Не символическая, а физиологически-практическая. Я это понял в чайном классе. Я понял, что нет никакой разницы между спектаклем Но, коллективным сочинением поэтических цепочек Рэнга, чайным действом, каллиграфией, воинским искусством – все это сценарии обретения цельности.

Так вот, радостно осознавать, что культура (исконная, не придуманная «из головы»), будь она в Японии, в России – всегда имеет некоторые механизмы, которые противятся искусственным манипуляциям, искусственным представлениям человека о себе и о мире. И иногда они имеют характер конкретных физических форм и действий. Чайное действо – одно из них. Даже во взрослом мире всегда жива Тайна и есть реальные Таинства.

Японский сад Марина Магалимова

Если спросишь: В чем душа Островов Японии? В аромате горных вишен На заре. Мотоори Норинага

Любое упоминание сада рождает у нас определенный образ: яркие роскошные клумбы, подстриженные кустарники, аллеи, прямые дорожки, статуи, фонтаны, беседки. И это не только не похоже на японский сад, но даже в определенной мере противоположно ему.

Японский сад скромен и строг. Он напоминает уголок первозданной природы, и лишь небольшие постройки – домики, беседки, фонари – выдают прикосновение к нему человека.

Слово «сад» происходит от слов «создавать», «творить», «уподобляться творцу». Видимо, подход к творению у европейцев и японцев разный.

В европейских садах и парках мы видим, на что способен человек, как хорошо он умеет организовывать и преобразовывать природу. И это понятно, потому что человек привык поступать так, как ему нравится, как ему удобно, привык следовать моде. Отсюда и пышные формы, неестественно прямые дорожки, кусты в форме жирафа или, например, корабля. Конечно, это тоже искусство – попробуй «договориться» с растением и сделать из него жирафа!

Однако японцы первым автором признают природу, а садовник должен попробовать проникнуть в ее сущность

и суметь передать ее. Красота в природе не всегда лежит на поверхности, она скрыта. Сад может помочь приоткрыть эту тайну, указать на нее небольшими подсказками, вдохновляя человека на дальнейшее исследование.

Интересно, что даже восприятие природы европейцем и японцем различно. Европейцы очеловечивают природу, приписывая ей качества и поступки людей. Японцы же считают, что человек – лишь часть природы, и значит, его жизнь подобна жизни природы. Такие сравнения часто встречаются в японской поэзии.

Краса цветов так быстро отцвела! И прелесть юности была так быстротечна! Напрасно жизнь прошла… Смотрю на долгий дождь И думаю: как в мире все невечно! Оно-но Комати …Чувств лишены и травы, и деревья, Но в них сокрыта истинная сущность, Что недоступна взору… Раскроется цветок – и всюду Уже весна, и безмятежное небо, И падает на разные деревья — На ивы, груши, персики и сливы — Сиянье солнечных лучей… Все это Явленье сущности единой сокровенной. Дзентику «Басе»