Тайны Французской империи
Шрифт:
«С каждым декретом Национального собрания, – пишет она, – нас отодвигают все дальше и дальше от власти».
И действительно, в Париже – лавина революционных декретов. Отменены сословия. Упразднены титулы. Маркизы, графы, герцоги – в прошлом. Новая история – все равны. Впрочем, два титула сохранились – у графа Мирабо, сказавшего: «Европа, Франция, весь мир знают меня как графа Мирабо», и, конечно, у герцога Орлеанского.
Декларация прав человека и гражданина. 1789 г. Музей Карнавале
Герцог
Свобода вероисповеданий. Свобода прессы. И, наконец, величайший декрет – Декларация прав человека и гражданина. Мечта просветителей стала явью. Декларация объявила: «Все люди рождаются свободными и равноправными. Живут свободными, равноправными и имеют право сопротивляться угнетению».
На Марсовом поле воздвигнут алтарь Свободы.
В эти дни в Версаль пришел фландрский полк. У Антуанетты появилась радостная возможность вспомнить о прошлом, услышать вновь забытые слова: «Да здравствует королева!»
Она устраивает прием для пришедших гвардейцев. Вино лилось рекой, в бесконечных тостах славили короля и королеву. Правда, кто-то все-таки провозгласил тост «за Нацию».
Но пирующие дружно не поддержали.
Уже на следующий день все происходившее в Версале становится известно в Париже. В голодном Париже. Ибо Революция – загадочная дама, когда она появляется – тотчас исчезает еда.
Как и в Петербурге 1917 года, в Париже пропал хлеб. С негодованием говорят в столице о версальском пиршестве. Рассказывают о криках «Да здравствует королева!», о том, как посмели отказаться поднять бокал за свободную Нацию.
В Пале-Рояле – сборища возмущенных и… раздают пики!
И вскоре, как напишет Камиль Демулен, «восемь тысяч разгневанных «Юдифей» пошли в поход на Версаль». Среди этих восьми тысяч было много «веселых дам» из Пале-Рояля и яростных торговок с парижского рынка.
День стоял ненастный. Шел холодный дождь. И, защищаясь от дождя, женщины накрылись своими длинными юбками.
Но под некоторыми юбками, как напишет современник, оказались волосатые ноги. В этой толпе шло много переодетых мужчин.
Марш разгневанных «Юдифей» описал знаменитый Камиль Демулен.
Маленькое отступление о Демулене.
Ромен Роллан говорил, что Камиль был очень похож на нашего Бухарина. И правда, как Николай Бухарин, Демулен был блестяще образованный человек с нежнейшей душой, писавший… беспощадные статьи! Он призывал граждан стать Брутами и, если понадобится революции, Неронами.
Поход «Юдифей» на Версаль. Гравюра. XVIII век.
Этот непреклонный революционер был безнадежно и нежно влюблен в девушку по имени Люсиль Дюплесси.
Недалеко от театра «Одеон» и сейчас стоит дом богача Дюплесси, куда столько раз приходил влюбленный Камиль.
Это был роман в стиле «Новой Элоизы» Руссо.
Несчастные влюбленные почему-то не подозревают о любви друг друга и глубоко страдают.
«О ты, живущий в глубине моего сердца, ты, кого я не осмеливаюсь любить, вернее, не осмеливаюсь признаться, что люблю, о мой Камиль», – пишет Люсиль в дневнике. И ходит целовать дерево, на котором вырезала его имя.
А как страдал сам Камиль!
И наконец-то! Наконец
они узнают, что любовь взаимна! Но тут, конечно же, новая беда – непреклонный отец. И они опять страдают-страдают-страдают…Камиль Демулен
Но стремительная карьера революционера Демулена заставила отца стать сговорчивым. Отец счастливо побежден. Они могут сочетаться браком! О счастье, о радость! О, победа великой и вечной Любви!..
Впрочем, революционные аскеты подозрительно отнеслись к пылкой любви Камиля.
«Кровать, в которой упивается любовью супружеская пара, так же опасна для Родины, как все аристократы, которых мы арестовали или повесили. Чтобы быть крепким телом и духом, каждый гражданин должен на время отказаться от сластолюбивых желаний супруги или любовницы и даже спать в отдельной постели», – писал революционный журналист.
Праздник. Гравюра. XVIII в.
Однако идея двух республиканских кроватей не нашла поддержки у «крепких телом и духом».
Бракосочетание Демулена и Люсиль прошло в знаменитой церкви Сен-Сюльпис. Они поселились в великолепном доме напротив театра «Одеон», совсем недалеко от отца Люсиль и этой церкви. Сохранились и дом, и квартира, и окна ее по-прежнему глядят на знаменитый театр.
В этой квартире состоялся брачный пир.
Собралась знаменитая тогда революционная братия – и блестящий оратор Бриссо – вождь депутатов, депутат от департамента Жиронды, и, конечно же, он – ближайший друг Камиля Демулена…
Максимилиан Робеспьер. Аделаида Лабиль-Жирар.
1791 г. Версаль
В тот вечер, по старинному брачному обычаю, именно он надел подвязку на ножку красавицы Люсиль.
Он учился вместе с Демуленом в лицее Святого Людовика, он был свидетелем во время бракосочетания… Он – маленький человечек со срезанным лбом, с глазами, утонувшими в глазных впадинах. Его имя тогда часто путали в Национальном собрании, над его слишком патетическими речами и слишком напудренным париком часто насмешничали… Да-да, это был Робеспьер, который гильотинирует всю эту революционную братию. Шестьдесят веселящихся гостей потеряют головы на эшафоте. Не забудет он и про Камиля, и про его прелестную жену…
Многих священников из церкви Сен-Сюльпис, где сочетались браком счастливые влюбленные, убьют во время революционного истребления священнослужителей в Париже.
И эту кровавую оргию будет приветствовать все тот же господин, который надел подвязку на ножку Люсиль.
Но вернемся в тогда, в марш революционных «Юдифей».
Они приближались к Версалю. За толпой женщин следовала Национальная гвардия – чтобы охранить порядок.
Во главе Национальной гвардии – прославленный герой войны за свободу Американских Штатов, генерал маркиз Лафайет. Но маркиз Лафайет все чаще ощущает – он теряет власть над своей гвардией. Ибо заработал новый движок революции и революционеров-маркизов слушют все меньше.