Тайны Хеттов

Хуманн обратился за помощью к Хамди-бею, но в ответ тот потребовал немедленно явиться в Стамбул и доложить о находках. Там начались неприятные разговоры о том, как по немецко-турецкому соглашению должна быть разделена добыча. Когда тяжелобольной Хуманн вернулся в Зинджирли, во всем лагере на ногах был лишь один человек — врач фон Лушан.

То, что последовало за этим, могло бы стать отличным сюжетом как детективной, так и героической повести. Прежде всего, Хуманн не впал в отчаяние, что было очень важно. Он разыскал в округе возчиков-черкесов, которые соглашались перевезти находки и снаряжение за умеренную плату. Силой своего примера он поднял с постели лежавших в лихорадке людей и с их помощью погрузил тяжелые плиты на двенадцать воловьих упряжек. Сразу же при спуске в долину три из этих повозок развалились; тогда Хуманн переложил поклажу на остальные и продолжал двигаться по дороге, которую только условно можно было назвать дорогой.

Хеттские оловянные фигурки из Алишара (приблизительно первая половина II тысячелетия до н. э.)

Терзаемая невыносимой жарой и полчищами комаров, оставлявших караван в покое только тогда, когда он проходил сквозь дым от горящей степной травы, экспедиция наконец достигла окружного центра. Она остановилась у источника, чтобы люди впервые за трое суток смогли напиться свежей воды. Но тут перед ними вырос курд, именем закона и окружного начальника явившийся конфисковать их поклажу. На каком основании? Начальнику неясно, кому и для каких целей нужны эти камни.

Никакие объяснения не помогли. Бумажка Хамди ничего не говорила курду, потому что он не умел читать, а предложенный бакшиш показался ему неубедительным. Тогда Хуманн пустил в ход не совсем научный аргумент: он вытащил пистолет. Так он добился своего, и через пятнадцать дней экспедиция увидела море. Ни у кого не было сил продолжать путь, хотя до гавани оставалось не более шести километров. Они заночевали в сомнительной харчевне и на следующий день к обеду прибыли в Александретту. «Пароход только что отчалил. Следующий пойдет дней через десять… Если вообще пойдет».

Что же занес Хуманн дрожащей рукой в свой дневник в эти дни? «Желанная цель была достигнута, искомые хеттские постройки мы нашли, и даже не очень глубоко под землей. Мы охотно отправимся в новую экспедицию, так как холм уже не представляет собой просто груду земли, завеса над его тайной приоткрыта и теперь остается только сдернуть ее».

Пароход пришел. 82 ящика с 23 рельефами, одной стелой и множеством мелких находок продолжили путь, конечной целью которого был Берлин. Это были первые памятники загадочного древнего царства и культуры, о которой было лишь известно, что она хеттская.

Процессии богов и археологов

После Хуманна к вереницам хеттских богов и воинов потянулись вереницы археологов. Это были уже не случайные путешественники или исследователи-дилетанты, а люди, которые ставили перед собой совершенно определенную цель и в научном отношении были подготовлены для своих открытий.

Среди них — англичанин Рэмсэй, австриец Ланкоронски, француз Шантр, американец Вольф, немец Винклер, а также итальянские, турецкие и опять же немецкие исследователи, имена которых в большинстве случаев поглотил полумрак негромкой славы. Среди них были русские ученые Лундквист, открывший памятник хеттской культуры в Марайте (Таврский горный массив), и академик Ю.И. Смирнов, который обнаружил важные хеттские памятники во время своей Малоазиатской экспедиции 1893–1894 годов. Несмотря на то что царское правительство не проявляло интереса к «подобным пустякам», русским ученым все же удалось создать базу для исследования хеттских и других малоазиатских древностей — Русский археологический институт в Константинополе (Стамбуле).

Все эти ученые и исследователи привозили из известных и неизвестных уголков Каппадокии, Киликии, Фригии, Лидии, с берегов Эгейского моря и Евфрата, из Сирии и Северной Анатолии все новые и новые копии рельефов и иероглифических надписей, печати, фигурки и глиняные таблицы, испещренные аккадской клинописью; как они справедливо предполагали, языком этих надписей был хеттский. [1] Они накапливали сведения, но совокупность этих сведений напоминала коллекцию почтовых марок в руках невежды: хеттские иероглифические надписи никто не мог прочесть, так как расшифровка Сэйса была ненадежна, а хеттский язык, облаченный в аккадскую (то есть ассиро-вавилонскую) клинопись, прочесть которую не составляло труда, также никто не мог понять.

[1]Исследования последних лет показали, что язык этих надписей был не хеттским, а лувийским. — Прим. ред.

Образец искусства хеттов. Золотые сосуды из Аладжахююка (приблизительно первая половина II тысячелетия до н. э.)

Ни одна тайна не казалась более непроницаемой, чем эта.

Было ясно: до тех пор пока не удастся расшифровать хеттские иероглифы или хеттский язык, запечатленный клинописью, наука не сдвинется с мертвой точки. Археологи и исследователи на местах нетерпеливо поглядывали на ученых, которые представляют собой тыл наступающего фронта науки: на людей, которые, находясь вдалеке, анализируют, систематизируют и оценивают добытые документы, создавая тем самым предпосылки для превращения разрозненных сведений в стройную систему знаний; на людей, которым в тишине университетских и академических кабинетов не угрожает ни нападение горных разбойников (или правительственных войск, что было еще хуже, особенно в Турецкой империи), ни малярия, ни ядовитые пресмыкающиеся; на людей, труд которых обычно не пользуется вниманием, так как с виду он не драматичен, а сами эти люди, как правило, не умеют сказать о нем ничего интересного.

И в то время как археологи в тропических шлемах исследовали мертвые нагорья Тавра и на разрытых курганах чутко прислушивались, не звякнет ли кирка плохо оплачиваемого рабочего о каменную плиту с рельефом хеттского бога, эти скромные ученые трудились уже на полный ход.

На рубеже XIX и XX веков немец Леопольд Мессершмидт (1870–1911) продвинулся уже настолько, что смог издать сборник хеттских надписей «Corpus inscri ptionum Hettiticarum». В него вошли репродукции 37 больших и свыше 60 мелких хеттских текстов, обнаруженных в Малой Азии. После выхода двух приложений (1902, 1907 годы) их число увеличилось до 200.

Но вследствие особого стечения обстоятельств случилось так, что, даже несмотря на этот прекрасно оснащенный сборник, наука в расшифровке хеттского письма вперед не продвинулась. Когда в 1914 году немецкий историк древности Эдуард Майер издал первый солидный научный труд, который уже мог получить название «Царство и культура хеттов», ему пришлось опираться главным образом на иноязычные, преимущественно египетские и вавилонские, источники.

Hie sunt leones!

Приходилось ли вам видеть подлинные карты древности и средневековья, на белых местах которых значится: «Тут водятся львы»? Таково было обозначение неисследованных, неизвестных краев.

Но если бы все же кто-нибудь нанес на белую карту древнего Ближнего Востока пункты, где в последнюю четверть XIX века были найдены хеттские рельефы и изображения львов, которые у хеттов имели, кажется, такое же значение, как сфинксы у египтян, крылатые быки с человеческой головой у вавилонян и орлы у римлян, то получил бы приблизительное представление о масштабах Хеттского царства. Центром его была область, ограниченная на западе линией, которая тянется от Анкары мимо озера Туз на юг, к самому Средиземному морю. На востоке, тоже приблизительно, ее граница проходила по течению реки Евфрат, на севере — вдоль Черного моря на расстоянии 100–200 километров от него, а на юге основная территория хеттов простиралась до современного Ливана. Временами границы этого царства достигали на востоке нынешней Советской Грузии и Армении, на западе — Измира, на юге — Дамаска.

Хеттский лев на Телль — Атханы

Территория, ограниченная этими крайними точками, по своей площади была приблизительно равна современной Англии или Италии. Ее центр по своим размерам равнялся собственно Вавилонии и Ассирии и примерно вдвое превосходил населенную территорию Древнего Египта — это быловеликое царство.

Глава третья. НАУКА В ТУПИКЕ