Тайны и судьбы мастеров разведки

— Ромео у нас были, а миледи — нет.

— И вы не пытались использовать чьи-то интимные отношения для компрометации?

— Нет. Ну вот очень показательна в связи с этим исто­рия с Вилли Брандтом и его личным референтом — и на­шим разведчиком — Гюнтером Гийомом, после провала которого канцлер, как известно, вынужден был уйти в отставку. Ведь амурные похождения Брандта можно было использовать для шантажа.

— А за Брандгом это водилось?

— Конечно. Но это было общеизвестно.

А Гийом присутствовал при этом. В ходе предвыбор­ной кампании они в поезде несколько недель находились вместе. Для Брандта как раз самое удобное время для раз­влечений — когда жены рядом нет. А купе Гийома было практически возле его купе... Сам этот факт уже после разоблачения Гийома как нашего разведчика сыграл до­вольно большую роль, когда на Брандта нажали, чтобы заставить его уйти в отставку. Только мы-то и не думали шантажировать канцлера и не собирали подобного рода компромат на него. Во-первых, потому что совсем не хотели его отставки, а во-вторых, потому что Брандт не поддался бы никакому шантажу. Потому что его похождения были, повторяю, в основном известны.

— Меня поразили обстоятельства ареста Понтера Гийома, о которых я впервые узнал из вашей книги. Более всего, конечно, тот факт, что пришедшим его брать полицейским он прокричал: «Я гражданин ГДР и ее офицер — отнеси­тесь к этому с уважением!» Тем самым Гийом облегчил до минимума задачу следствия по поиску доказательств его вины. Неужели своих нелегалов вы не инструктировали надлежащим образом?

— Это было глубочайшей ошибкой Гийома. В одном из первых писем, которое ему удалось отправить из тюрьмы, он фактически извинился за нее передо мной. Ведь мы, готовя нелегалов, давали им обширнейший и подробней­ший инструктаж. В мельчайших деталях разъясняли, как себя вести в случае ареста, первого допроса и так далее. Если бы не тот срыв, то — как позже выяснилось на раз­бирательствах в комиссиях бундестага — следственным органам ФРГ было бы действительно трудно готовить процесс.

Гийом позже сам искал объяснение своему промаху. Психологические причины его Гюнтер видел в том, что все его мысли в то время сконцентрировались на сыне. А тот, придерживаясь левых взглядов, считал отца чуть ли не предателем социалистической идеи, поскольку в рядах СДПГ Гийом вынужден был играть роль правого социал-демократа. Пьер Гийом, сын, не догадывался, кем на самом деле был его отец, не знал его. Конечно, это мучило отца.

Отсюда и столь неожиданная реакция, нсобдумаїпше слова при аресте: отцу хотелось оправдаться перед сыном.

— Это еще можно понять. Но у меня не укладывается в голове, почему так бесконечно отдалились друг от друга супруги Кристель и Гюнтер Гийомы после того, как столько перенесли вместе, после счастливого освобождения обоих.

— Разлад в семейной жизни Гийомов наметился еще до ареста. Это уже нужно отнести к сфере интимных, личных отношений. Такое случается в жизни людей самых разпых профессий. Почему у разведчиков должно быть иначе? Правда, после ареста Гийомы держались отлично. Ни во время следствия, ни на процессе не дали ни малейшего по­вода для того, чтобы противная сторона моша поиграть на этих семейных разногласиях. Но вот после освобождения восстановить их отношения было уже невозможно.

— В книге вы пишете о том, что превращение Гийома в «тень канцлера» было в действительности не победой, а поражением вашей службы. Понятно: в результате провала разведчика правым силам в Западной Германии удалось свалить Брандта. Но что же тогда вы считаете своим самым крупным успехом?

— Когда мне задают подобные вопросы, я никогда не называю какого-то одного конкретного дела или одного агента.

— Боитесь обидеть других?

— Не в этом дело. Я, конечно, могу начать перечислять имена работавших на нас людей, которых описываю в кни­ге. Это, конечно, и миллионер Порет, владелец крупнейшей в Германии сети фотомагазинов, и шеф-аналитик западно­германской разведки БНД Габриэла Гаст, ведавшая пробле­матикой Советского Союза и стран Восточной Европы, и один из лидеров партии свободных демократов, ставший в итоге ее почетным председателем, Вильям Борм...

Но все-таки главное—ив какой-то мере я могу себе это приписать как заслугу — в том, что нам по всем главным направлениям разведки — и прежде всего политической разведки — удалось привлечь к сотрудничеству людей самых разных мировоззрений, самых разных характеров. И получилось это у нас в подавляющем большинстве слу­чаев без нажима, без шантажа, без подкупа.

Разумеется, были агенты, которым мы платили. Я пишу в книге о высокопоставленном чиновнике западногер­манской контрразведки Клаусе Куронс. В свое время в соответствии с его ценностью как источника мы дали ему псевдоним Звезда. Он сам вышел на нас. Но, честно говоря, мне и сегодня льстит мысль о том, что он стал сотрудничать с нами не из-за одних только денег. Будучи профи, он в полной мере оценил наш профессионализм. Он выступал свидетелем на моем первом процессе. О контрразведке ФРГ он говорил с сарказмом.

Минувшей осенью, 3 октября — как раз в годовщину объединения Германии,—я встретился в Бонне с бывшими нашими разведчиками. Их собралось человек 20. Среди них был и Клаус Куронь. Он еще был не на свободе, но уже имел право на отпуск из тюрьмы по выходным. Не было другой нашей «звезды» — ценнейшего источника в брюс­сельской штаб-квартире НАТО Райнера Руппа, известного теперь всем разведчика, носившего псевдоним Топаз. Он еще отбывал наказание в Саарбрюккене. Но пришли его жена с сыном... Конечно, мне было тяжко от того, что люди, за которых я в свое время отвечал, и сейчас испытывают трудности в жизни. Их итог не лучше моего. Но они не ропщут и не каются. Не выступают с обвинениями против меня. Они считают, что служили делу, которого им нечего стыдиться.

— Вы рассказываете в книге об обменах ваших со­трудников и агентов на коллег из западногерманской БНД. Поражает соотношение: если посчитать, то оно составляло иногда чуть ли не один к десяти. К десяти шпионам про­тивника. В чем причина? В том, что вы так ценили своих сотрудников, или в том, что западногерманские джеймсы бонды были настолько плохи?

— И то, и другое. Вот бывший глава контрразведки ФРГ — и короткое время — федеральной разведки Хериберт Хелленбройх часто выступает с тезисом: разведке ГДР было легче, потому что обвинение в шпионаже в Западной Германии влекло за собой менее суровое наказание. И за­падные спецслужбы, мол, должны были с этим считаться. И потому-де они не могли действовать так активно, как разведка ГДР. Я это категорически отвергаю, потому что фактически все было наоборот. Они не считались ни с чем. Меня иногда удивляли легкомысленность и бессмыслен­ность, с которой БНД направляла к нам своих агентов или вербовала их на территории ГДР. Только для того, скажем, чтобы они стояли перед воротами советских воинских частей и считали, сколько танков из них выезжает. У нас такие смешные экземпляры заслужили ироническое про­звище «маршрутники» — потому что они для выполнения подобных заданий под разными легендами выезжали по определенным маршрутам. У нас таких агентов брали горстями. Или гроздьями, если хотите. Либо о них заранее все было известно, либо срабатывали обычные профилак­тические меры безопасности. Так что их агентов в наших тюрьмах было значительно больше, чем наших в их местах заключения.

И тут надо отдать должное министру госбезопасности Мильке. С ним у меня было множество конфликтов, но в вопросах обмена он делал все, чтобы спасти наших агентов. И не только наших, но и советских, и чешских, и польских, и болгарских... Был целый ряд круговых комбинаций об­мена, ще соотношение могло быть и один к пяти, и даже один к десяти. Так, к примеру, был освобожден сидевший в тюрьме в Южной Африке советский разведчик Кузнецов.

— Один из немецких журналов писал, будто бы из ва­ших агентов в бундестаге можно было образовать фракцию. А почему бы было ее не создать?

— Создать фракцию в парламенте развитой капитали­стической страны — это не под силу никакой разведке. Это явное преувеличение ее роли. Но вот идея создания в За­падной Германии левосоциалистической партии—то есть такой, которая в политическом спектре занимала бы место слева от СДПГ, — в воздухе витала. Генератором этой идеи было руководство ГДР. Ваг для такого новообразования у нас нашлись бы подходящие по взглядам люди. Это были не только завербованные агенты, но и те, кого мы кратко обзначали словом «контакты». Но, проанализировав ситуа­цию, мы пришли к выводу, что в конкретных объективных условиях у такой партии не будет перспективы. А нам жаль было тратить па это свои контакты. И мы пришли к мнению, что лучше все-таки использовать наших людей внутри существующих больших партий.