Тайны «Монастырского приюта»

– Кто это тут валяется? – спросил Мушни, освещая фигуру в капюшоне.

– Это вы у него и поинтересуйтесь, – откликнулась Анна. – Хорошо же вы нас охраняете!

– Ясно, – сказал Мушни, оценив обстановку. – Вазген, ступай за комиссаром. Тут труп. А заодно приведи и Полонского. Кажется, я знаю, кто это.

Ждать пришлось минут десять. В молчании, поскольку говорить особенно было не о чем. Куруладзе явился с Максом-неразлучником, следом – хозяин гостиницы. Труп мужчины перевернули на спину.

– Эх, Сивере, Сивере, – горько проговорил комиссар. – Как все складно получалось. Александр Юрьевич, вы меня погубите. Только вас вижу, уже начинаю вздрагивать. Скоро шок будет от одного вашего присутствия. Если бы не дама…

– Комиссар, разрешите я ему врежу? – попросил Макс. – Меня дамы не смущают. Наоборот, бодрят.

– Вы лучше этого человека взбодрите, может, он оттает, – пробормотал Сивере, на всякий случай отодвигаясь подальше.

– Как это могло случиться? – обернулся Куруладзе к Мушни.

– Мимо нас никто не проходил. Мы были в кабине фуникулера.

– Это Афонин, Петр. Старший из братьев, – произнес Тошик.

– А я что говорил? – усмехнулся Куруладзе. – Никто его не убивал. Бедняга замерз в горах.

– Конечно, и сам пришел, на негнущихся ногах, – подсказал Сивере.

– А вас я бы попросил помолчать! – рявкнул комиссар. – Что вы здесь вообще делаете?

– Гуляем, – ответила Анна.

– Гуляйте в другом месте. Где меньше трупов. Впрочем, мадам, лучше держитесь от Сиверса подальше. Мой вам совет. Макс, посмотри, что у него в карманах.

Помощник с удовольствием бросился к историку.

– Да не у него, у трупа! – заорал Куруладзе.

Тот исправил оплошность, начал обыскивать старшего Афонина.

– Пусто! – через пару минут откликнулся он. – Только сдается мне, что он не замерз, а зарезан.

Макс распахнул черный плащ, свитер Афонина был в дырах и бурых пятнах.

– Кололи зверски, изо всех сил, – заметил Тошик. – Будто наслаждались. А потом тело заморозили.

– Похоже, что так, – согласился Куруладзе. – Маньяк-убийца.

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – произнес Сивере. – Маньяки – не мой профиль. Если только не помочь вам снести труп в погреб.

– Без вас справимся! – буркнул Куруладзе, махнув рукой. И добавил, передразнивая историка: – Профиль, видите ли, у него не тот… Зато фас этот!

2

Александр Юрьевич проводил свою спутницу до ее номера, опасаясь, что по дороге им встретится еще какой-нибудь покойник – сидящий, лежащий, висящий или попросту прислоненный к стенке. Но, слава богу, на сей раз обошлось. Трупы в «Монастырском приюте» появлялись регулярно, но не каждый час. А только по одному в день.

– Я не могу успокоиться, – сказала Анна, останавливаясь в дверях. – Зайдите, выпьем по рюмке ликера. Или текилы.

Сивере, собственно, и не собирался уходить.

– Откуда у вас эти напитки? – спросил он, располагаясь в кресле. – В монастырском меню я таких не видел.

– Мне их презентовали Локусовы.

– Тогда, может быть, и пить не стоит? Не начинен ли он инкубами и суккубами, как порохом?

– Вы же уже пробовали. В нашу первую встречу.

– Да, и остался в одиночестве. Без вас, к сожалению.

– Все зависит от положения звезд, – как-то непонятно ответила она и на глазах изумленного Сиверса, правда, повернувшись к нему спиной, сняла длинное в пол бархатное платье, которое упало к ногам, как кожа. Под ним ничего не было, кроме серебряных туфелек. У нее оказалась очень стройная фигура с тонкой талией. Совсем не скажешь, что пережила пять мужей. Александр Юрьевич до того опешил, что смог только невнятно проговорить:

– Ликер действительно превосходный. Алистер в него что-то добавляет: у меня закружилась голова.

– Луна вошла в стадию Змееносца, – ответила Анна. Она потянулась к другому платью, ярко-красному, висевшему на «плечиках», и оно облегло ее тело. – Вот и происходят всякие чудесные вещи. Извините, но я сменю наряд.

– Вы уже это сделали, – хрипло сказал Александр Юрьевич, глотнув добрую порцию ликера. – А теперь я бы и текилы не прочь попробовать. Вдруг совсем голову потеряю. Даже хотелось бы этого.

Вдова засмеялась. Голос ее был похож на журчание ручейка.

– Но можно ли назвать «чудесными вещами» валяющиеся тут и там трупы? – развил ее мысль Сивере.

– Смерть – спутница жизни, – отозвалась вдова. Конечно, ей ли было не знать об этом? – Вопрос в том, что нам больше нравится – первое или второе – словно меню в ресторане, в зависимости от этого мы и оцениваем свое отношение к миру. Представьте, что «Монастырский приют» был бы самой обыкновенной гостиницей, с тоскливыми портье, чемоданами и ожиданиями приезда-отъезда.

– Представил. И что дальше?

– Самое смешное, что именно таким он и является. Все везде одинаково. Что в горах, что на равнине. И люди одни и те же. Кочующие из одного места в другое. Мы встречаем их, но просто не узнаем, притворяемся. А все было. Была любовь, смерть, обман, преступление, какая-то тайна, какое-то чудо. Но все прошло и вновь возвращается. Мы же хотим видеть в этом что-то новое. Новый фарс или новую трагедию. Для себя. И обижаемся, если этого не находим. Вот и вся разница между одним местом и другим.

– Вы считаете, что здесь мы что-то нашли?

– Возможно, – сказала Анна, протянув ему руку. – Идите ко мне.

Александр Юрьевич поднялся, оставив на подлокотнике кресла рюмку с ликером. Отсвет свечи плескался в манящих глазах.

– Будем заниматься любовью? – спросил он.

– Непременно, – ответила Анна. – Я так долго искала тебя, Змееносец…

3

Если Луна действительно, по словам Алистера Локусова, находилась в этом тринадцатом созвездии, а всякое начало заключает в себе и свой конец, и древняя богиня Анаит незримо присутствовала здесь, то это была поистине языческая ночь любви. Ночь смятения, пляска жизни и смерти, возрождение и умирание в крике, и мгновения, выпитые до дна…

– Анаит… – шептал он, опустошенный, проваливаясь в небытие, но, очнувшись, вновь видел ее глаза, темные сверкающие зрачки.

– Да, зови, зови меня так… Анаит… – отвечала она, похожая на византийскую принцессу Комнин, столь же ненасытную в любви.

– Анна… – говорил он. – Кто ты? Из какого ты времени, света? Я тоже искал тебя. Скольких человек ты уже погубила?

– Я их не считала, – смеялась она. – Мужей, любовников… Они исчезают, уходят. И никто не боится смерти, меня. А ты?