Тайны ракетных катастроф. Плата за прорыв в космос

Можно много говорить о причинах такого решения, выискивать доводы «за» и «против». Я выскажу лишь свое мнение, которое не совпадает с официальным мнением тогдашних руководителей космической отрасли.

Уничтожение «Мира» было не просто ошибкой, принятой некомпетентными чиновниками в угоду сюиминутным, корпоративным интересам. Это было преступление, за которое когда-нибудь кто-нибудь да ответит. Да, комплекс был стар и физически, и морально. Но он был единственным нашим плацдармом в космосе, куда мы могли летать без оглядки на «заокеанского дядю». Совершающая ныне полет Международная космическая станция, какой бы совершенной она ни была, не может заменить «Мир». Затопление комплекса далеко отбросило нашу космонавтику, лишив ее возможности движения вперед. Мы оставили свои лидирующие позиции в космонавтике, отдавая их на откуп, например, китайцам, которые медленно, но верно реализуют свою космическую программу, ставя амбициозные задачи и последовательно решая их. Мы все больше превращаемся в космических извозчиков, делом которых становится вывоз на прогулку космических туристов. Но это путь в никуда.

Вспомните названия первых глав книги. Практически в каждой из них речь шла о том, что делалось в нашей стране «впервые в мире». Теперь мы в лучшем случае вновь повторяем свои же достижения десяти-, двадцати-, тридцатилетней давности.

Пропасть, в которую мы свалились (а «Мир» – не единственная ошибка), приведет к самым тяжелым последствиям. Десять лет назад мы потеряли страну, в которой родились, а теперь мы лишаем наших детей и внуков будущего.

Можно ли что-то сделать? Я думаю, можно. Но для этого мало одного желания. Нужна воля государства. Сейчас говорят, что у России нет финансовых возможностей на освоение космоса. Но, во-первых, деньги надо просто эффективно тратить. А во-вторых, экономя сейчас на покорении Вселенной, мы рискуем в будущем потратить в несколько раз больше только на восстановление утраченных позиций.

Глава 31 Третий суборбитальный

«5 апреля 1975 года произведен запуск ракеты-носителя с пилотируемым космическим кораблем «Союз» для продолжения экспериментов совместно со станцией «Салют-4». На борту корабля находился экипаж в составе Героев Советского Союза летчиков-космонавтов СССР Лазарева Василия Григорьевича, Макарова Олега Григорьевича. На участке работы третьей ступени произошло отключение параметров движения ракеты-носителя от расчетных значений, и автоматическим устройством была выдана команда на прекращение дальнейшего полета по программе и отделение космического корабля для возвращения на Землю. Спускаемый аппарат совершил мягкую посадку юго-западнее города Горно-Альтайска. Поисково-спасательная служба обеспечила доставку космонавтов на космодром. Самочувствие товарищей В.Г. Лазарева и О.Г. Макарова хорошее».

Такое короткое сообщение появилось в газетах «Правда» и «Известия» в номере от 8 мая 1975 года. После упоминаемых в заметке событий прошел месяц, но лишь тогда идеологи от КПСС решились проинформировать советских граждан о неудачном старте пилотируемого корабля. Ни слова об истинной причине происшедшего, ни слова о серьезном отказе космической техники, ни слова о той сложной ситуации, в которой оказался экипаж после приземления. Да и эти несколько строк появились только потому, что шла активная подготовка к советско-американскому полету и скрыть неудачу не было никакой возможности.

Позднее в литературе этот корабль получит обозначение «Союз-18 – 1». Стали известны и подробности случившегося.

Итак, что же произошло в тот день, когда состоялся первый и единственный в истории советской космонавтики пилотируемый суборбитальный полет? Да и во всем мире до настоящего времени было всего три «прыжка в космос»

Утро 5 апреля 1975 года выдалось по-летнему теплым. Под стать погоде было и настроение инженеров и космонавтов: предстартовая подготовка шла по графику, вопреки ожиданиям, не возникало даже мелких неприятностей, которые всегда сопутствуют пуску пилотируемого корабля. Никто не мог даже представить, чем обернется столь чудесно начавшийся день.

Спокойны были и космонавты. Для каждого из них это был второй старт в космос, причем и в первый свой полет они отправлялись вместе. Лазарев и Макаров заняли свои места в кабине космического корабля. Быстро пробежали три часа, остававшиеся до старта, и вот в динамиках прозвучали очередные команды: «Есть предварительная... Есть основная... Подъем!»

В 14 часов 55 минут по московскому времени ракета-носитель «Союз» медленно оторвалась от стартового стола и, набирая скорость, устремилась ввысь. Во время выведения связь с экипажем корабля обычно поддерживает командир дублеров. В тот раз это был Петр Климук.

На 120-й секунде полета отделились «боковушки». Еще через полминуты произошел сброс головного обтекателя, и в иллюминаторе ярко засияло солнце, на миг ослепив своими лучами космонавтов. Спустя три минуты после старта Земля голосом Климука подтвердила: «Полет нормальный!»

На 261-й секунде полета должно было произойти отделение второй ступени. Именно в этот момент, когда космонавты находились в предвкушении будущих интересных событий и с нетерпением ожидали прихода невесомости, в корабле возникла тряска. Лазарев успел сообщить об этом на Землю, но дождаться ответа не успел: неожиданно смолк двигатель, а через мгновение раздался громкий рев сирены. Тревожно замигало табло «Авария носителя». Машина крутанулась, и по кабине метнулся солнечный зайчик.

В первую минуту космонавты даже не поняли, что произошло. Они не готовились к такому развитию событий и пытались вспомнить, что в подобной ситуации необходимо делать. Хотя вмешательства человека авария носителя не предусматривала, все должна была сделать автоматика. Как впоследствии вспоминал Олег Макаров, они так толком ничего не вспомнили и полностью отдали себя во власть автоматических систем. Если машина определила, что авария, значит, так и было.

Сирена продолжала гудеть, и Лазарев выключил ее, чтобы не мешала сосредоточиться. Наступила невесомость. Затем было тягучее ожидание. Попытки связаться с Землей успеха не имели. Как потом выяснилось, связь работала нормально, а Земле просто нечего было сказать космонавтам. Ну а через 30 – 40 секунд, когда что-то прояснилось, связь прервалась по-настоящему.

Потом космонавты ощутили резкий толчок. Пиротехника «раскидала» все корабельные блоки. Космонавты остались в спускаемом аппарате. Началось стремительное падение на Землю. Лазарев и Макаров поняли, что в этот раз им не долететь до космоса. Возможно было падение в море близ Японии или на территории Китая.

Все ближе и ближе Земля. Как она их встретит? И тут навалилась перегрузка. Космонавты не предполагали, что она будет такой большой. Известно, что человеку становится не по себе уже при перегрузке в пять единиц, при десяти единицах – невыносимо тяжело, а большие перегрузки не всякий человек выдержит. Лазареву и Макарову пришлось испытать перегрузки в 21 (!) единицу. К счастью, они не потеряли сознание и могли, хотя и с искажением, видеть в иллюминатор белые облака, горные вершины, к которым их неумолимо несло. Выдержать перегрузки помогло и желание жить. Впрочем, это бывает всегда, когда оказываешься в экстремальной ситуации.

Наконец перегрузки стали спадать. Космонавты смогли вдохнуть немного воздуха и перевести дух. На пределе сработала парашютная система. Выглянув в иллюминатор, космонавты убедились, что садятся в горы.

Корабль коснулся земной поверхности, и его тут же стало тянуть и разворачивать. По инструкции сразу после приземления командир должен отстрелить парашют. Но что-то остановило Лазарева. И, как оказалось, это спасло им жизнь. Парашют зацепился за дерево, а корабль завис у края пропасти. Огромная сосна под напором тысячеметрового купола трещала и ломалась.

Космонавты сняли скафандры, вылезли из спускаемого аппарата и попали в зиму. На склонах лежал снег, и Лазареву и Макарову пришлось передвигаться ползком. Но это было не страшно по сравнению с тем, что они только что испытали. Интересная деталь. Сразу после посадки, когда еще было неясно, где оказался спускаемый аппарат, в Советском Союзе или Китае, Василий Лазарев сжег какие-то листочки и таблички. Какие именно, не знал даже его товарищ по экипажу. А сам Василий Григорьевич рассказать об этом не успел – он ушел из жизни до того момента, когда об этом можно было рассказать.