Тайны Реннвинда. Проклятие дня

Я появляюсь на поляне как раз в тот момент, когда в мою сторону летит что-то огромное. Едва успеваю увернуться, как оно обрушивается на землю в паре метров от меня. Взрывает почву так, что вибрация бьет по ногам.

– Нея-я-я! – Звенит в ушах голос Сары.

Я замираю и медленно поворачиваюсь, чтобы рассмотреть то, что упало практически к моим ногам. И в эту же секунду меня парализует от страха.

С земли, рыча и ухая, поднимается что-то огромное, темное, долговязое. Простынь голой кожи вздувается струпьями и свисает лохмотьями, мелькает синевой и пузырится грязной черной жижей.

– Что… – мои губы немеют.

Тряся дряблыми обвисшими кусками плоти, обнажающими человеческий череп на широких плечах, чудовище вдруг оскаливается. И, обнажив остатки изгнивших зубов, издает громкий звук, больше похожий на разъяренное булькающее шипение.

– Нея! Беги! – Отрезвляет меня крик Сары.

Но я все еще не могу пошевелиться. Хватаю ртом воздух и смотрю, как, заволакивая ноги, двигается на меня эта чудовищная махина.

Где все? Что происходит?

Едва успеваю краем глаза поймать разбросанных по поляне и лежащих на земле Сару и Ульрика, как надо мной нависает огромная ручища. Хлоп!

И вырвавшийся откуда-то из темноты Бьорн сбивает чудище с ног. Удар все же приходится вскользь по моему плечу, и я тоже отлетаю назад и падаю спиной в дерево. Бах!

«Как же больно…»

На мгновение меня оглушает, и я теряю ориентацию в пространстве, но звук ломающихся, крошащихся неподалеку от меня костей и боль в собственном теле быстро приводят в чувство.

Рывком поднимаюсь, дергаю рукой, головой. Вроде все цело. Оборачиваюсь, пытаясь оценить ситуацию, и чувствую, как звенит в висках. А сбоку мелькают тени: двое ожесточенно вколачивают друг друга в грязь. Это Бьорн, чья рубашка разодрана, а тело вываляно в грязи, и чудовище, раззявившее провал черной пасти и изошедшее липкой слюной.

Я в ужасе отползаю, не переставая следить за схваткой. Хельвин наносит мощный удар в башку, и со скальпа чудища слетает здоровенный кусок кожи.

Монстр отшатывается назад, но тут же, словно робот, снова бросается в бой. Все человеческое в нем – руки, ноги, туловище – быстро теряют нормальный образ: из глазниц от удара выпадают ссохшиеся черные глазные яблоки, как шелуха, слетают с плеч ошметки истлевшей одежды, из дыр между ребрами, волнуясь мелкой дрожью, стекает слизь – то, что когда-то было его внутренними органами.

Когда-то – значит, до смерти. А теперь он живой мертвец, иначе как понимать, что чудище, представляющее собой скелет с остатками полуразложившихся тканей, ходит на двух ногах, издает какие-то звуки и обладает силой?

– Бьорн! – Надрывается в крике Ульрик, поднимаясь с земли и бросаясь на подмогу другу, когда тот получает от живого трупа удар по голове.

Монстр валит Хельвина на землю и пытается вцепиться в его грудь зубами, но Улле, позабыв о страхе, накидывается на него сзади и пытается провести удушающий. Трудно задушить того, кто и так не дышит, поэтому не удивительно, что чудище тут же отбрасывает парня от себя мощным ударом локтя и снова возвращается к лежащей на земле жертве.

– Бьорн! – Захлебываясь в страхе и повисшем над поляной запахе разложения, ору я.

И тот встречает чудище мощным ударом в шею. Слышится хруст рассеченной гортани и булькающий хрип. Хельвин роняет чудовище на землю и принимается молотить кулаками так, будто в него самого бес вселился. В этот момент я ощущаю что-то странное: смесь волнения, гордости и… страха от того, что Бьорн превращается в этой схватке в настоящего зверя, не знающего пощады.

Он не просто бьет нежить, точно заведенный, он рвет его руками на части, ломает, отшвыривает в сторону кости, разрывает полуистлевшие внутренности и с глухим рыком вбивает черепушку с перекошенным подобием лица в землю.

Руки Бьорна мелькают точно крылья мельницы, мощные плечи становятся еще шире, а жилы на шее надуваются. Уверена, никто и ничто в этот момент не может его остановить. Он как робот – выполняет ту главную и важнейшую функцию, что заложена в него природой: несет смерть, и делает это без капли сожаления или раздумий. Он убивает, ведь его тело – лучшее из оружий против этих тварей.

Монстр дергается, стараясь вырваться, но в следующий миг проломленный череп раскалывается на части, и трухлявые конечности, зависнув на миг в воздухе, обрушиваются наземь.

Он мертв. Уничтожен.

И сразу становится тихо. Очень тихо.

Хельвин слезает с убитого чудища. Он тяжело дышит и глядит на нас совершенно безумными глазами, в радужках которых постепенно гаснут желтые всполохи. Затем переводит взгляд на свои руки со вздувшимися венами, покрытые ошметками костной ткани, обрывками сухой синеватой кожи и загустевшими кровяными сгустками и изумленно вздыхает – будто не понимает, откуда это все взялось.

– Что это было? – Спрашиваю я, поднимаясь с земли.

Улле ковыляет в сторону Сары. Девушка лежит под деревом, держась за кровоточащую ногу.

– Это… – Глядя на собственные дрожащие руки, тихо отвечает Хельвин.

– Это. – Говорю я, остановившись у распластанного на земле трупа.

Точнее, того, что от него осталось – дхампири буквально разорвал его на части.

– А, это. – Бьорн переводит ошалелый взгляд на груду костей. – Думаю, это драуг.

Глава 13

– Кто?

– Драуг. – Бьорн пошатывается. – Оживший мертвец.

– Зомби? – Я наклоняюсь, чтобы в полуночной мути разглядеть останки чудовища.

– Вроде того.

Достаю из кармана телефон, врубаю фонарик и свечу на груду костей с ошметками ссохшихся тканей – все, что осталось от долговязого монстра.

Зрелище жуткое. Черные зубы, половина из которых повылетала от ударов дхампири, размозженный череп, трухлявые кости с остатками сухой синей кожи и истлевшего мяса. Кое-где на костях и тканях виднеются лохмотья одежды, не успевшей сгнить и вывалянной в глине.

– Как ты? – Ладонь Хельвина ложится на мое плечо.

И я вздрагиваю от неожиданности.

– Черт!

– Прости. – Он отдергивает руку. – Не подумал.

Я поворачиваюсь и навожу свет фонарика на его руки. Они густо перемазаны тем, что когда-то было внутренностями и тканями драуга. Пальцы Бьорна дрожат, кончики волос впитали грязь и прилипли к шее.

– Я-то нормально. – Бормочу, ведя лучом фонарика по его груди. Рубашка разодрана и тоже перемазана грязью, а на груди, чуть ниже ключицы, свежая, кровоточащая рана. – А ты?