Тайны сибирских алмазов
Шрифт:
Николай Заячья Губа воротился под утро. И еще издали, подходя к шахте, обратил внимание на ярко освещенные, желтеющие во мраке, окна барака.
– Ну, подлецы, – подумал он возмущенно, – ну, сволочи! Все-таки не выдержали, сорвались! И это, конечно, затеял Серега…
Резко, яростно рванул он дверь. И остановился на пороге – жуя папиросу, оглядывая помещение.
Помещение носило отчетливые следы ночного пьяного дебоша. Стол был сплошь уставлен бутылками и консервными банками. Несколько бутылок валялось на полу. Скамейка была перевернута… И повсюду во множестве горели свечки и
Они уже догорали, трещали, дымясь. Но никто не пытался их обновить и подправить. В бараке все спали. Спали беспробудно! Причем Заячья Губа, кроме знакомых фигур Ивана и Сергея, увидел две обнаженные женские фигуры…
Женские! – это только сначала так ему показалось. Чуть приглядевшись, он понял, что у стола, на полу, на козьих шкурах, спят туземные девочки.
Одной, судя по всему, было лет пятнадцать-шестнадцать. Другая же выглядела совсем маленькой…
Худощавая и смуглокожая, она лежала – эта маленькая – возле Сергея. Она свернулась клубочком и подтянула голые острые свои коленки к подбородку. Черные растрепанные кудри ее смешались с рыжей шерстью, росшей у Сергея на груди.
С минуту Николай стоял у входа. Затем, широко и твердо ступая, подошел к лежащим ребятам. И начал поднимать их пинками.
Особенно много пинков досталось на долю Сергея.
– Что? Кто? Что такое? Ой! – забормотал тот, корчась от ударов и ошалело моргая. Он был крепко пьян и приходил в себя с трудом.
Но, наконец, он очнулся. Сел – и потянулся к одежде.
– Ты что же это, сука, – склонясь над ним, зашипел Николай, – забыл уговор, а? Ты что натворил?
– Да ничего особенного, – хриплым с перепою голосом ответил Сергей. – Ну, порезвились малость, отвели душу… Дело житейское.
Он успел уже надеть рубашку и штаны, и теперь, морщась от усилий, натягивал высокие сапоги.
– Ничего же страшного не случилось, – бормотал он. – Чего ты тянешь-то? Чего дерешься?
– Как, ничего не случилось? Да ведь ты же, в сущности, завалил нашу хазу! Привел каких-то девок. Устроил целую иллюминацию. И даже окна завесить не потрудился…
– Ну, подумаешь, окна! – отмахнулся Сергей. – Кто их может увидеть? Кругом же – пустыня, глушь.
Он поднялся. И стал застегивать пояс… Пояс был широкий, кожаный, с привешенным к нему патронташем и тяжелым охотничьим ножом.
– Кругом – пустыня, – повторил он угрюмо, – мы тут сами себе хозяева. И ты не ори. И драться не смей. Мне это надоело!
И правая его рука, огладив ремень, остановилась, словно бы невзначай, на ребристой костяной рукоятке ножа. В этот момент послышался голос Ивана:
– Ладно, Серега, брось! И ты, Николай, тоже не горячись. В самом-то деле, – беда небольшая! Иллюминацию мы сейчас устраним…
– А девок? – гневно поворачиваясь к нему, спросил Николай. – Девок ты куда теперь денешь? Ведь они же свидетели!
– Да какие они свидетели, – возразил Иван, – ты приглядись: что они понимают? Дети!
– В блядстве они, во всяком случае, понимают, – усмехнулся Николай, – а раз дают – значит, уже не дети, нет! Уже бабы взрослые!
– Ну и что же ты хочешь с ними сделать?
– Так что ж теперь делать? Один только выход –
кончать…– Т-ты что говоришь? – тихо, с запинкой, произнес Иван. – Да ты… да ты в своем ли уме?
И сейчас же, заглушая его слова, прозвенел тоненький, тревожный девичий голосок:
– Не надо, дядя Сережа! Не на…
Николай обернулся стремительно. И увидел за спиной своей Сергея, заносящего для удара изогнутый, тускло поблескивающий нож.
Все-таки он был слишком медлительным – Серега! А может, у него просто не хватило духу? Как бы то ни было, занеся свой нож, он не сумел его быстро опустить…
Заячья Губа мгновенно обезоружил парня, вышиб у него нож. И тут же сам нанес ему удар – кулаком, с размаху, в живот.
Сергей задохнулся, скорчился. Прижал к животу руки. И так застыл. Но не надолго.
В следующую минуту он распрямился и, рыча, атаковал Николая… И опять получил хлесткий, ослепляющий удар – сначала в левую скулу. Затем – в подбородок.
Короткая эта серия ударов отбросила Сергея к бревенчатой стенке барака. Он медленно сполз, опираясь о стену спиной – и опустился на корточки.
– Ах ты, падло, – проговорил, тяжело дыша, Николай, – на товарища руку поднял! Замахнулся, да еще – ножом… Да еще – сзади… Это как же?… А ну, вставай! Потолкуем!
Но Сергей не встал. И ничего ему не ответил.
Воцарилась тишина, прерываемая робкими всхлипываниями девочек. Они обе – голенькие и растерянные – сидели на полу и прижимались друг к другу.
В сущности, драка их не очень-то пугала! Пугало другое… Несмотря на то, что русский язык они знали, как свой родной, многое из того, что тут говорилось, было им непонятно. И так же непонятна была ярость Заячьей Губы. Чего он хотел? Чего добивался? Девочки уже привыкли к тому, что мужчины иногда дрались из-за них… (С тех пор, как они, осиротев, остались под опекой старого алкоголика и спекулянта, они ко многому успели привыкнуть!) Но сейчас происходило нечто совсем иное, необычное…
– Какие у них злые лица! – плаксиво произнесла маленькая. – Я думала – будет весело… Я так не хочу!
– Тише, – прошептала старшая. И крепче обняла ее за худенькие плечи. – Помолчи пока… Пусть они себе дерутся! Нас это не касается.
И в этот момент драка вспыхнула вновь.
Сергей внезапно вскочил, словно подброшенный пружиной, – метнулся к противнику и сшиб его с ног.
Николай упал – выставил руку, для защиты… Но, одолев его, Сергей не стал задерживаться. Не стал добивать. Он перепрыгнул через упавшего и бросился к выходу.
Стукнула распахнутая дверь. На мгновение в барак ворвалось дыхание снежных болот. Стала видна черная чаща и просвечивающая сквозь ветви зеленая, тоненькая полоска нарождающейся зари… Послышался топот удаляющихся шагов. Затем дверь с хрястом захлопнулась.
13. Раздумья Заячьей Губы. Поиски сбежавшего. Болота.
Все стихло в бараке. И туземные девочки – испуганные и зазябшие – сразу повеселели.
Ложась и натягивая на себя одеяло, старшая проговорила жеманно: