Тайны советского футбола

Словом, впору задуматься о том, что машина репрессий, ломающая судьбы известных футболистов, для самого советского футбола, помимо своей воли, сделала кое-что полезное…

Становлением футбола «в местах не столь отдаленных» занимался и старший из братьев Старостиных — Николай Петрович. Только не на одном месте, как Андрей Старостин. Николаю Старостину пришлось поездить по огромной стране, покрытой лагерями.

Первый год знаменитый футболист провел в Коми АССР, в Ухте, которая стала называться городом только в 1943 году. Рядом с городом в разных лагерях заключенные работали на лесоповалах, а в самой Ухте был даже театр, труппу которого тоже составляли заключенные, проявившие актерские способности. Но для Николая Старостина местом заключения стал ухтинский стадион.

Начальник Ухтлага страстно любил футбол и всяческие опекал ухтинскую команду «Динамо». В нее входили осужденные футболисты, жившие прямо на стадионе. Генерал пустил в ход все свои возможности, чтобы заполучить Николая Старостина, когда тот был еще в пересыльной тюрьме в Котласе. Так Старостин начал тренировать ухтинское «Динамо», играющее на первенство Коми АССР — с командами Инты, Сыктывкара, других городов. В этих командах, разумеется, тоже играли заключенные футболисты.

Как вспоминал впоследствии Николай Старостин в своей книге «Футбол сквозь годы», начальник Ухтлага, будучи очень жестким человеком, своим футболистам предоставлял все льготы, какие только были возможны в условиях заключения.

К этому Николай Петрович добавил свое размышление о месте футбола в лагерной жизни: футбол «словно отделяли от всего, что происходило вокруг. Это было похоже на неподвластное здравому смыслу поклонение грешников, жаждущих забыться в слепом обращении к божеству. Футбол для большинства был единственной, а иногда последней возможностью и надеждой сохранить в душе маленький островок искренних чувств и человеческих отношений».

Тренировать ухтинское «Динамо» Николаю Старостину пришлось около года. В конце 1944 года из Москвы пришло распоряжение перевести заключенного Старостина Н. П. из Ухты в Хабаровск. Туда футболист добирался полгода, с частыми остановками в пересыльных тюрьмах по маршруту следования. В одной из них ему посчастливилось встретиться с братом Александром Старостиным, если, конечно, встречу в тюрьме можно считать счастьем…

Из Хабаровска путь заключенного футболиста лежал еще дальше — в Комсомольск-на-Амуре. Теперь Николай Старостин стал тренером еще одной динамовской команды. Под его руководством она несколько лет на равных играла с сильными хабаровскими командами — динамовский и армейской, а также динамовцами Благовещенска, армейцами Воздвиженки и Читы, командой Тихоокеанского военного флота из Владивостока. В некоторых из армейских команд выступали футболисты довоенных команд группы «А», призванные на военную службу.

А что касается команды Комсомольска-на-Амуре, то после войны она стала пополняться футболистами из «новой волны» заключенных — бывшими военнопленными. Освободившись из гитлеровских лагерей, они переехали в сталинские. Высоких покровителей у динамовцев Комсомольска-на-Амуре, точно так же, как это было в Ухте, хватало, как и среди лагерного, так и прочего начальства.

Начальник местной железной дороги, например, выделил команде для поездок на игры в другие города специально оборудованный спальный вагон. Здесь были несколько двухместных купе для руководителей команды, большой салон, кухня с холодильником и спальные места для футболистов. При вагоне состоял повар-проводник, тоже из заключенных. По прибытии к месту очередной игры вагон отводили на запасной путь, и он становился гостиницей.

Но впереди у Николая Старостина был новый поворот судьбы, теперь уж совсем неожиданный. В 1948 году до освобождения ему оставалось четыре года. Затем — пять лет «поражения в правах». Среди прочего, «поражение» означало запрет жить в крупных городах и уж тем более в Москве. Срок тренер динамовцев Комсомольска-на-Амуре завершил досрочно. Помогли высокие покровители, нашедшие лазейку. Сам Николай Старостин об этом эпизоде своей лагерной жизни вспоминал так:

«Директором одного из заводов Комсомольска был инженер Рябов из Москвы, с Красной Пресни, на удачу оказавшийся болельщиком «Спартака». Он сумел использовать то, что отцы города и Амурлага позволили немыслимую вещь: не только зачислить политического заключенного на завод, но и допустить его к работе на станке. Как вскоре объяснил мне Рябов, теперь при условии выполнения плана мне за день полагалось два дня скидки со срока заключения.

В семь часов утра я устанавливал на зуборезный станок семь болванок, процесс обработки которых длился всю смену. Рядом со мной, на другом станке работал осужденный вор-карманник Дмитрий Михалев из Иркутска, необычайно одаренный в ремесленном деле. Он-то мне и помогал. От завода до футбольного поля, где тренировалось «Динамо», было 20–30 минут ходьбы. Имея пропуск-«вездеход», я исчезал, а Михалев присматривал за моими болванками. Ему не составляло труда несколько раз за смену подойти и микроном выверить точность действия резца, больше ничего не требовалось. После тренировки я прибегал на завод.

У Михалева пропуска в город, естественно, не было, его никуда не выпускали. Он помогал мне — я помогал ему, принося из города то, что нельзя было купить в лагерном магазине.

Так прошли два года, которые с помощью Дмитрия Михалева были зачтены мне за четыре. Мой срок истек. Местный народный суд на основании представленных документов утвердил досрочное освобождение. Мне выдали паспорт, где черным по белому были перечислены города, в которых я не имел права на прописку. Первой в этом списке значилась Москва».

Однако вскоре Николай Старостин оказался как раз в Москве. Его доставил туда специальный самолет генерала Василия Сталина, сына вождя и командующего ВВС Московского военного округа.

Возможности у этого человека, ставшего генералом в двадцать шесть лет, были неограниченными, амбиции непомерными, нрав необузданным, а о его пьяных выходках шепотом, таясь, говорила вся Москва. Однако никто не мог отказать ему в личной отваге — во время войны совершал боевые вылеты, сбил гитлеровский самолет. Генерал Сталин был вспыльчив, но отходчив, щедро раздавал тем, кто был ему по душе, и внеочередные воинские звания, и квартиры, и прочие милости. Подчиненные хоть и заискивали перед молодым генералом в силу его высокого родства, но по-своему любили.

Этот человек привык исполнять все свои прихоти, а главными прихотями Василия Сталина были «свои» команды ВВС — футбольная, хоккейная, баскетбольная, волейбольная, — созданные им в первые послевоенные годы. В них генерал Сталин самыми разными способами — и уговорами, и приказами, — старался собрать лучших спортсменов из других клубов. В футбольной команде ВВС играли и бывшие спартаковцы.

В 1947 году футболисты ВВС вышли из II группы в I группу, как тогда называлась элита советского футбола, и с тех пор играли там с переменным успехом. В первый же год команда осталась на последнем месте, но «волевым решением» опять была включена в I группу и на следующий чемпионат: Всесоюзный комитет по делам физической культуры и спорта не посмел «огорчить» сына вождя. В 1948 году «летчики» заняли девятое место, в 1949 году — восьмое.

Но генерал Сталин помышлял только о чемпионстве. И когда кто-то из бывших спартаковцев-футболистов подсказал, что команде может помочь Николай Старостин, если пригласить его тренером, Василию Иосифовичу эта мысль понравилась. То, что Старостину запрещалось жить в Москве, сына вождя ничуть не смущало.

Василий Сталин сам позвонил в Комсомольск-на-Амуре, заверив Старостина, что беспокоиться тому не о чем — все проблемы, связанные с запретом проживать в столице, он берет на себя. Так Николай Старостин через восемь лет после ареста снова оказался в Москве.