Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека

Вы что-нибудь понимаете, читатель? Если заседание проходит 11 марта, а именно эта дата стоит в документе, то как можно вносить предложение о созыве внеочередного пленума… тоже 11 марта? К тому же при обсуждении первого вопроса Горбачев сказал, что пленум откроется через 30 минут, и в оставшиеся полчаса предлагает рассмотреть все подготовительные организационные вопросы и полагает, что за это время, т. е. за 30 минут, в Москву смогут прибыть все участники пленума.

Здесь явно что-то не так. Ощущение абсурдности усиливается при ознакомлении с обсуждением третьего пункта повестки дня — об организации похорон Черненко. В документе зафиксированы произнесенные Горбачевым следующие слова:

— Вносится предложение передать извещение по телевидению и радио 11 марта в 14 часов и опубликовать в печати 12 марта…

Позвольте, спросит внимательный читатель, как можно назначать время оповещения страны о кончине главы государства на 14 часов, если известно, что этот вопрос обсуждался не ранее 16.30 того же дня?

В самом деле, как такое могло случиться? Ответ один: заседаний Политбюро было несколько, и проводились они в разное время. А документ составили один, второпях не обратив внимания на нестыковку и прочие несуразности.

Значит, было что скрывать? Схватка все-таки имела место? А слащаво-сиропная рабочая запись — для истории, для потомков: вот, мол, как любили Михаила Сергеевича уже тогда, единственного и неповторимого?

Что было в Ореховой комнате

Высшее партийное руководство в Советском Союзе было трехступенчатым.

Людьми нижней, третьей ступеньки являлись «рядовые» секретари ЦК — не члены и не кандидаты в члены Политбюро. На 10 марта 1985 года, когда скончался Черненко, их было пятеро — Зимянин, Капитонов, Лигачев, Русаков и Рыжков.

Вторую ступеньку составляли кандидаты в члены Политбюро. Во время описываемых событий их насчитывалось шестеро: секретари ЦК КПСС Долгих и Пономарев, грузинский руководитель Шеварднадзе, министр культуры Демичев, первый заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецов, председатель КГБ Чебриков.

Десять человек относились к людям первой ступеньки. Членами Политбюро были два секретаря ЦК — Горбачев и Романов, три местных партийных лидера — Гришин, Кунаев и Щербицкий, председатель КПК Соломенцев, премьер Тихонов, его первые замы Алиев и Громыко (последний одновременно и министр иностранных дел), председатель Совмина России Воротников.

Эта десятка во главе с генеральным секретарем и была той могучей кучкой, которая определяла все стороны жизни шестой части земного шара. Менялся ее состав, но роль оставалась неизменной. Как и ритуал, заведенный с незапамятных времен.

Люди второй и третьей ступенек — кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК — строго блюли ранжир и собирались в «предбаннике». Так молодые называли между собой официальную приемную перед залом заседаний Политбюро на третьем этаже здания Совмина в Кремле. По другую сторону «предбанника» располагалась так называемая Ореховая комната, где отдельно — опять же по ранжиру! — собирались только члены Политбюро. Эта комната получила такое название потому, что была обставлена мебелью из орехового дерева. Она разделяла зал заседаний и кабинет генсека.

Первыми места в зале заседаний занимали лица второй и третьей ступенек. Нередко им приходилось ждать появления священного ареопага довольно долго. Обычно перед началом заседания генсек заходил в Ореховую комнату, и именно там происходило главное обсуждение вопросов. Договорившись наедине, святейшая десятка во главе с генсеком направлялась в зал заседаний, где томились в ожидании младшие коллеги. Люди второй и третьей ступенек вставали и, как с юмором рассказывал Рыжков, две «команды» вежливо здоровались за руку — каждый с каждым, как футболисты на поле перед игрой. Наверное, Николай Иванович прав: со стороны эта сцена выглядела забавно…

Так было и в тот раз. Вызванные по тревоге кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК толкались в «предбаннике», ожидая, когда их пригласят в зал заседаний. Это зависело от тех, кто скрылся за дверью Ореховой комнаты. Время тянулось мучительно медленно. Томящиеся в «предбаннике» понимали, что в Ореховой комнате решается судьба страны.

Наконец им сказали, что можно заходить. Прошло еще несколько минут, и дверь Ореховой комнаты распахнулась. Первым стремительно вышел Горбачев. За ним гуськом шествовали старцы, пергаментные лица которых были непроницаемы. Обмен ритуальными рукопожатиями, и члены Политбюро заняли свои места. Одно оставалось свободным — Щербицкого, который находился с визитом в США. Его место будет пустовать и 11-го, когда Политбюро вновь соберется накануне открытия пленума. Нет, пустовали все-таки два кресла. По уточненным данным, не успел приехать и Кунаев. Свою пламенную речь в поддержку кандидатуры Горбачева он произнесет назавтра, 11-го.

В председательское кресло между тем по-хозяйски уселся Горбачев. Он и начал заседание, которое, как мы знаем из рассекреченной рабочей записи, приступило к обсуждению кандидатуры генерального секретаря.

Поразительное единодушие, которое проявили присутствовавшие в отношении Горбачева, наверное, сначала было достигнуто узким кругом членов Политбюро, собравшихся накануне в Ореховой комнате. Они вошли в зал заседаний с единственной кандидатурой. Были ли другие мнения, когда партийные патриархи одни вырабатывали общую позицию?

По одной из версий, разногласия между старцами возникли еще на стадии обсуждения вопроса о похоронах Черненко. По традиции председатель комиссии по организации похорон очередного скончавшегося генсека автоматически становился его преемником. И вот, к изумлению Горбачева, поднялся Гришин и предложил Тихонова:

— Они с Константином Устиновичем были очень близки.

— Разумное предложение, — якобы поддержал Романов.

Согласно закивали головами и другие старики. Горбачев вынужден был ставить вопрос на голосование, и в этом раунде проиграл. Большинство подняли руку за 79-летнего премьера.

Но положение можно было еще спасти. Необязательно каждый раз слепо следовать традиции, установившейся с похорон Брежнева, когда Андропов, возглавивший комиссию по похоронам Леонида Ильича, занял его пост, а потом точно так же произошло с ним самим и сменившим его Черненко. Шанс выиграть еще был, и им не преминул воспользоваться Громыко. Своим известным всему миру еще со времен Сталина глуховатым голосом Андрей Андреевич рекомендовал избрать генсеком молодого и здорового Горбачева.

— Михаил Сергеевич фактически полтора года руководит страной, — якобы сказал Громыко. — И вообще, мы, старики, свое отруководили. Надо давать дорогу молодым.

Громыко вроде удалось убедить коллег, чтобы и они изменили мнение в пользу Горбачева. Передал ему свои полномочия и Тихонов. Объяснение неожиданным симпатиям, которыми воспылал к Горбачеву один из самых старых членов советского руководства, найдут… в родственных связях. По Москве одно время гуляла прелюбопытнейшая бумаженция о тщательно скрываемом родстве среди партийно-государственной верхушки. В оном сенсационном документе утверждалось, что Громыко и Горбачев приходятся родственниками по линии своих взрослых детей.