Тайны уставшего города (сборник)

Вор показал место, где он выкинул диадему. Три часа оперативники и вызванные на помощь милиционеры из отделения перекапывали снег во дворе. И когда надежды уже не осталось и начало темнеть, в жухлом снегу сверкнули бриллианты.

Сегодня произошел некий литературный прорыв. Все нынешние эстрадные звезды начали писать о своем творческом пути.

Как-то я купил книгу Михаила Шуфутинского. Она была богато иллюстрирована. Я рассматривал фотографии и вдруг на одной из них узнал снятого в Сан-Франциско своего хорошего знакомого. Человека, которого я прекрасно знал по московскому Бродвею. Звали его Миша, он был утомлен незаконченным высшим образованием в Плехановском институте. А славен тем, что бесконечно разрабатывал планы добычи денег полукриминальным путем.

Однажды, после Олимпийских игр в Хельсинки, где наши боксеры получили «серебро» и «бронзу», он предложил нам денежное дело.

Нужно было выступить в нескольких московских крупных гастрономах.

Миша организовал встречи боксеров – призеров Олимпиады с уставшими от борьбы с ОБХСС работниками прилавка.

– Кто будет выступать? – поинтересовался я.

Мне хотелось пойти, чтобы встретиться с Тишиным, Медновым, Толстиковым.

– Их не будет, – таинственно сказал Миша, – вместо них будете выступать вы. Мне умельцы изготовили олимпийские медали. Наденете их на шею, и ты станешь Медновым, Трынов – Тишиным. Получите хорошие башли. Всего страху-то два часа.

Мы отказались, а предприимчивый Миша нашел-таки других «призеров» Олимпиады.

Он провел несколько встреч, прилично заработал, но дело кончилось скандалом и фельетоном в «Вечерке». С той поры мы стали относиться к нему настороженно и с некоторым подозрением.

Поэтому, когда он попросил меня и Бондо Месхи принять участие в розыгрыше, мы наотрез отказались. Тем более что нам нужно было нарисовать на руках фальшивые татуировки.

Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».

Им действительно ничего не надо было делать.

Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.

Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме.

Тот внимательно оглядел татуированных. А потом ушел вместе с Мишкой.

Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что это была за афера.

Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили с прокатными холодильниками.

Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «москвич».

Друг наш Миша имел узкую специализацию, он помогал истомленным дефицитом соотечественникам приобретать холодильники.

Утром он с товарищами обходил московские пивные точки, искал похмельных безденежных алкашей, брал у них за пару бутылок паспорт «напрокат». Получал в пункте проката холодильник, продавал, а паспорт возвращал владельцу.

Но вернемся к нашим татуированным друзьям. Лихой оперативник нарисовал мне эту леденящую душу картину.

Жил да был в Москве директор мебельного магазина. Перевыполнял план, висел в торге на Доске почета и, конечно, не забывал себя.

Торговля мебелью всегда считалась у торгашей Клондайком.

Однажды он узнал, что его зам прокручивает дела и не отстегивает ему долю. Более того, негодяй зам начал спать с женой шефа.

И она бросила мужа, ушла к разрушителю семейных устоев со всеми бриллиантами и шубами.

Днем в душной подсобке, пахнущей мебельным лаком, и ночами в опустевшей квартире он вынашивал кровавые планы мести.

И однажды грузчик из магазина вывел его на нужного человека – нашего знакомца Мишу.

Миша сказал:

– Есть люди, замочат твоего фраерка, но стоить это будет пятнадцать тысяч.

Клиент согласился, но потребовал предъявить ему «мокрушников».

Встреча состоялась в сортире на Белорусском. Клиент остался доволен, руки, исписанные «армавирами» – так на фене именовались татуировки, – его убедили.

Мишка получил деньги. И коварный зам исчез. Надо сказать, что всю операцию Миша подгадал под отъезд обидчика в Сочи.

Директор наслаждался сладостным чувством удовлетворенной мести. А через месяц встретил своего отдохнувшего и загорелого врага в Столешниковом.

Он бросился к Мишке. Тот сидел дома и пил дефицитное чешское пиво. Дав мстителю-неудачнику вдоволь накричаться, он сказал:

– Олень, кто в наши дни убивает за такие деньги? Можешь жаловаться на меня в милицию.

Первым подразделением МУРа, куда отправил меня Иван Васильевич Парфентьев, был отдел по борьбе с мошенничеством.

– Иди туда, – сказал комиссар, – там работает хороший опер Эдик Айрапетов, вы ровесники, так что найдете общий язык.

В кабинете Айрапетова находился, как я понял, заявитель, в роскошном, рижского пошива, голубом костюме, модном галстуке. Он сидел, положив руки на трость с серебряным набалдашником. На среднем пальце правой руки поблескивал перстень. Был он похож на тогдашнюю звезду эстрады куплетиста Илью Набатова. Когда я вошел, он с недоумением посмотрел на меня.

– Это наш сотрудник, – сказал Эдик.

Борис Аркадьевич приподнялся и барственно кивнул мне.

– Так, продолжим нашу милую беседу. Зачем вы втюхали этим грузинам стекляшки вместо бриллиантов?

– Бога побойтесь, Эдуард Еремеевич, – прекрасно поставленным баритоном сказал «артист».

– Бог здесь ни при чем, Борис Аркадьевич, вас по фотографии потерпевшие опознали.

– Начальник, давай очняк; признают – расколюсь, а так, на голое постановление, не возьмешь.

– Будет вам очняк, все будет. А пока отдохните в камере.

Конвойный милиционер повел «артиста» из кабинета. Выходя, он положил трость на стол Айрапетова и сказал:

– Сберегите.

– Конечно, только года два она у меня пролежит.

– Ну, это мы посмотрим, – усмехнулся Борис Аркадьевич.

– Лазарев – мошенник высшего класса. – Айрапетов вышел из-за стола и сел рядом со мной.

Мы очень подружились с Эдиком Айрапетовым, встречались не только в МУРе, но и на «воле». Мы были молодыми, веселыми, верили в свою счастливую звезду.