Тайные операции «Моссад» и «Мухабарат»

— Я готов идти даже в Иерусалим, чтобы там перед депутатами кнессета рассказать о фактах и раскрыть нашу точку зрения.

Некоторым показалось, что президент допустил ошибку в своей речи. И лишь немногие поверили его словам. «Многие люди считают, что политики говорят не то, что думают, но я никогда не мог этого делать…» — скромно отмечает Садат в своих воспоминаниях об этом дне.

19 ноября египетский президент прибыл с трехдневным визитом в Израиль. В 20.30 по местному времени он ступил на землю Израиля.

Официальные бюллетени были полны сообщений о том, сколько раз Садат вытирал пот со лба во время молитвы в мечети. Даян был единственным человеком, к которому он обращался по имени: Моше. Он оказал особые знаки внимания Голде Меир, которая, прервав свое пребывание в Америке, вернулась на родину для встречи с египетским президентом. Садат поначалу называл бывшего премьер-министра «госпожа», но уже на другой день обращался к ней запросто — «бабушка». В Израиле он узнал, что дочь Меир родила ей внучку.

Важнейшим событием визита Садата в Израиль стало его выступление в кнессете. Его речь была полна требований мира. Но все же самым главным оказалось, как и где египетский президент произнес свою речь.

Кстати сказать, у многих журналистов сложилось впечатление, что в Иерусалиме Садат действовал по примеру Цезаря — пришел, увидел, победил. Но тогдашний премьер-министр Менахем Бегин думал не о Цезаре, а об интересах Израиля. Поэтому в ответной речи он, мягко говоря, поставил президента Египта на место.

Во время второй встречи, в декабре 1977 г., которая состоялась в день рождения Садата в городе Исмаилии, он прервал Бегина:

— Довольно! Что это мы называем друг друга «господин президент», «господин премьер-министр». С этой минуты я для тебя Анвар, а ты, если позволишь, для меня Менахем.

Садат был одним из первых, кто поздравил израильского премьера с рождением внука. В ответ Бегин поспешил поздравить супругу президента с успешной сдачей экзамена на звание доцента, что позволило ей занять место преподавателя в Каирском университете.

Надо сказать, что еще во время иерусалимского визита Бегин преподнес Садату в качестве личного подарка… галстук. При следующей встрече глава израильского правительства вручил ему еще один. Но египетский президент, когда появлялся в обществе Бегина, обычно надевал первый, «иерусалимский» галстук.

Велико же было разочарование египетского президента, когда ему пришлось признать:

— Если мы хотели составить какой-либо документ или совместное заявление, то Бегин останавливался на каждом выражении и даже знаке препинания.

Визит в Иерусалим состоялся, но чудо не свершилось. Последовали десять месяцев «динамичного топтания на месте», новые переговоры на самых различных уровнях. Но все было безрезультатно…

В июле — августе 1978 г. стало очевидным, что чуда не будет. Снова начались взаимные упреки, даже оскорбления. Обе стороны заявили, что нет смысла продолжать египетско-израильский диалог. В середине августа Садат и Бегин приняли приглашения президента Джимми Картера прибыть в Кэмп-Дэвид на встречу глав трех государств. Встречу назначили на 5 сентября, а начало переговоров — на следующий день.

Результат — Картер, Садат и Бегин подписывают два документа в присутствии публики в Восточном зале Белого дома.

Что же произошло в Кэмп-Дэвиде? Какие замечания, упреки, обещания и угрозы прозвучали во время велосипедных прогулок президентов или же в удобных креслах резиденции?

Специальный корреспондент агентства «Франс-Пресс» сообщал: «На заключительном этапе американский президент подмял под себя Садата, как бульдозер, чтобы достичь соглашения».

Документы, подписанные в Кэмп-Дэвиде, содержали контуры такого мира, который устраивал только США и Израиль. В Вашингтоне надеялись, что этот мирный договор будет поддержан рядом союзников — от Ирана до Саудовской Аравии. Если бы такая поддержка была оказана, то позиции Садата упрочились бы. Однако арабский мир отверг соглашения в Кэмп-Дэвиде.

В марте 1979 г. мирный договор между Египтом и Израилем был подписан. Но Каир заплатил за мир слишком высокую цену — он вышел из фронта борьбы арабских государств, большинство из которых разорвало дипломатические отношения со страной на Ниле. Постепенно Садат превратил Египет в плацдарм для американских войск, начал оказывать активную дипломатическую поддержку США. Все это, однако, не только не укрепило, а, наоборот, ослабило тыл садатовской политики, власть президента.

Садат — не в первый и не в последний раз — заблуждался. Кэмп-Дэвид не стал компасной стрелкой, указывающей путь к миру.

После возвращения из Кэмп-Дэвида Садат часто оставался наедине с диктофоном, чтобы записать мысли, пришедшие ему в голову во время пеших прогулок или после занятий на велосипеде-тренажере. Он решил оставить детям и внукам «наговоренную» на диктофон книгу. Точнее — своеобразный «коран» нравственных поучений.

Однако суры садатовского «корана» не были завершены. В политике нарастали противоречия, внутренние кризисы, изоляция, маневрирование и импровизация.

Садат был разочарован поведением тех арабских руководителей, на чью помощь и поддержку он рассчитывал. После подписания договора с Израилем египетский президент (в привычной для него патетической манере) обратился к главам консервативных арабских государств:

— Растворите шире окна, впустите свежий воздух. Раздвиньте шторы, чтобы увидеть божественный свет.

Первым ответил король Марокко Хасан И. Причем далеко не в протокольной форме: «Господин президент, вы просто глупы!» Король Саудовской Аравии Халед, президент Туниса Хабиб Бургиба и, прежде всего, иорданский монарх Хусейн не могли присоединиться к Садату из-за длинного списка уступок, сделанных им в Кэмп-Дэвиде.

Что касается самих египтян, то они вскоре убедились, что мир, обещанный президентом, не улучшил их положения, не снял, а, наоборот, усугубил напряженность в регионе. Политика «открытых дверей» резко обострила экономические проблемы страны.

Протест против политики Садата приобретал все новые формы. На сообщение об установлении дипломатических отношений с Израилем египтяне ответили вывешиванием палестинских флагов. Различные мусульманские группировки превратили мечети в трибуны протеста.

По моим наблюдениям, в то время у египетского президента наступило какое-то «внутриполитическое раздвоение». С одной стороны, Садат хотел продемонстрировать США и другим западным странам такой Египет, где обеспечены все буржуазные свободы, где может беспрепятственно действовать оппозиция. А с другой — он хотел иметь такую оппозицию, которая одобряла бы его курс, то есть, чтобы она как бы существовала и одновременно не существовала.