Тайные страницы истории

15 сентября 1921 года британский представитель в Москве Ходжеси передал ноту протеста Керзона советскому наркоминделу Чичерину. Нота не была подписана, чтобы не было впечатления о каком-то официальном признании правительства РСФСР как объекта международного права. В ноте содержались обвинения советской стороны в нарушении взятых на себя обязательств в соглашении от 16 марта 1921 года — отказа от «враждебной пропаганды» вне границ РСФСР. Центральное место в перечне доказательств занимали «сведения», проданные Орловым. Рассекреченные сегодня архивные документы Коминтерна дают полное право утверждать, что все эти «данные» являются от начала до конца вымышленными. Вместе с тем нельзя не отметить, что Коминтерн действительно проводил нелегальные операции в самых различных странах, включая Великобританию и ее колонии.

Керзон все же недооценил своего противника. В Москве сразу же заметили, что англичане сумели «расколоть» шифры, которые применялись Наркоминделом. Кроме того, в английских газетах появились выдержки из советских телеграмм, хотя и не раскрывался способ их получения. Почти немедленно последовали меры по введению новых шифров и кодов, которые британские специалисты, по крайней мере в течение некоторого времени, не могли раскрыть.

В общем «акция Керзона» не достигла ожидаемых результатов. Британское Министерство иностранных дел было вынуждено косвенно признать, что опубликованные материалы являются фальшивкой. Прервать процесс нормализации советско-британских отношений ее противникам не удалось.

Нота Керзона 1921 года оказалась не последней попыткой использовать поддельные документы против большевистской Москвы. В следующей, более масштабной и серьезной по последствиям, акции того же рода вновь фигурирует Орлов и его контора в Берлине. Прежняя грубая «работа» не понизила его «рейтинг» у потенциальных и реальных покупателей. Особенно высоко он ценился во 2-м отделе польского генштаба как крупная фигура в тайной деятельности русских эмигрантов-монархистов. Его считали убежденным германофилом, что не мешало и сохранению им ведущей роли в секретной службе известного франкофила, Великого князя Николая Николаевича. 19 января 1922 года польскому военному атташе в Белграде Михальскому была направлена секретная ориентировка, в которой давалась оценка Орлову:

«Германофильские организации, резиденции которых размещаются главным образом в Берлине, остаются под руководством Владимира Григорьевича Орлова, одного из выдающихся российских офицеров разведки, имеющего в разных центрах Европы своих агентов. До сего времени Орлов для целей борьбы с большевиками получает существенные субсидии как от англичан и французов, так и немцев, которых информирует о ситуации на Востоке… Орлов, правая рука комиссара Вейсмана из Берлинского комиссариата по наблюдению за общественным порядком… инспирирует фабрикации своими офицерами документов, содержащих долю правды. Позиция Орлова в отношении польских дел негативная. Он думает, что борьба между поляками и большевиками может пойти на пользу как русских, так и немецких монархистов и поэтому в своих документах старается провоцировать состояние напряженности между Польшей и Советской Россией».

К письму была приложена схема размещения резидентур, подчиненных якобы Орлову, составлявших обширную сеть, покрывавшую чуть ли не всю Европу. Агентура 2-го отдела польского генштаба установила их наличие в Осло, Стокгольме, Копенгагене, Хельсинки, Риге, Варшаве, Львове, Бухаресте, Милане, Базеле, Мюнхене, Загребе, Париже, Праге, Будапеште, Таллине, Вильно. Далее Орлов будто бы имел в Стамбуле пункт переправы агентуры в Одессу, Новороссийск, Батум. Германские спецслужбы, однако, оценивали Орлова более сдержанно, поскольку были осведомлены о положении «внутри» русских монархических организаций лучше поляков. Ведь Берлин был резиденцией политического центра русских эмигрантов-монархистов—«Высшего Монархического Совета», а его глава Марков, бывший депутат Государственной Думы и лидер «черной сотни», являлся германским секретным агентом. А один из его ближайших помощников, в старой России чиновник высокого ранга, Тальберг еще в 1918 году поддерживал тайные контакты с германским послом в Москве графом Мирбахом.

О «конторе Орлова» к 1922 году была прекрасно осведомлена ведущая французская спецслужба — 2-е Бюро генерального штаба. Французские разведчики, как и их германские коллеги, относились к Орлову весьма сдержанно по различным причинам. Во-первых, они подозревали, что он является советским «двойником», причем ссылались на имеющиеся сведения о его работе в Петроградской ЧК в 1918 году, где он будто бы являлся чуть ли не главным источником информации ее главы—Урицкого о «белом подполье», многих участников которого он выдал чекистам. Было известно и о его сотрудничестве с германским разведчиком в Петрограде после Брестского мира Баргельсом. Прибыв в Берлин, Орлов, по французским данным, «создал шпионскую организацию, представлявшую разведку Врангеля». Ее финансовую базу пополняли субсидии от проживавших во Франции русских аристократов-эмигрантов Юсупова, известного по участию в убийстве Распутина, и Сумарокова-Эльстона. Во 2-м бюро Орлова считали человеком беспринципным, элементарно нечестным.

Керзону не удалось взорвать советско-британское торговое соглашение, и после некоторой стагнации к концу 1923 года отношения между СССР и Великобританией, как казалось, сблизились. На выборах в палату общин в декабре консерваторы утратили большинство. Новый кабинет возглавил лидер лейбористов Макдональд, который публично заявил о намерении установить «свободные экономические и дипломатические отношения с Россией». И 1 февраля Великобритания признала СССР «де-юре». Казалось, что сторонам удалось достичь соглашения—подписать так называемый «общий договор» и новый торговый, заменивший заключенное в 1921 году торговое соглашение. Предстоял окончательный юридический акт—ратификация договоров. Но достичь этого в Лондоне оказалось не так-то просто. Консерваторы, опиравшиеся на влиятельные круги, обвиняли Макдональда в «мягкотелости», капитуляции перед большевиками. Консерваторы имели немало сторонников и в Министерстве иностранных дел «Форин Оффисе». Всем им нужен был предлог, чтобы сорвать ратификацию договора с Москвой, поскольку глава правительства уже колебался под натиском справа. Он опасался за исход предстоящих парламентских выборов, в ходе которых обвинения в нетвердости, недостаточной защите интересов Британии, уступчивости коммунистам могли привести к поражению лейбористов.

В Лондоне прекрасно понимали, что английские коммунисты, представлявшие секцию Коммунистического Интернационала, поддерживали стратегическую линию борьбы за мировую революцию. В резолюции XII съезда РКП(б), принятой по докладу председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева, ясно говорилось: «Съезд заявляет Коминтерну, что его русская секция считает своей первейшей обязанностью более чем когда-либо помогать братским партиям в борьбе за коммунизм под испытанным руководством «Интернационала». Аналогичные по смыслу заявления коммунистических лидеров широко воспроизводились средствами массовой информации в Англии. Поэтому тем, кто хотел бы сорвать ратификацию договоров между Москвой и Лондоном, не надо было больших «доказательств» двойной игры московских большевиков, с одной стороны, выступающих за мирное, взаимовыгодное сотрудничество с Великобританией, а с другой — тайно содействующих британским коммунистам в подготовке насильственной революции. И это не показалось бы обывателю чем-то невероятным.

В мае 1924 года в «Форин Оффис» из Министерства внутренних дел поступило письмо, якобы направленное в адрес ЦК компартии Великобритании из Москвы за подписью Зиновьева.

Письмо представляло собой инструкцию ЦК компартии Великобритании по организации демонстраций в связи с 1 Мая. Массовые выступления должны были «помочь в успешной работе» советской делегации в Лондоне, что стало бы «большим шагом вперед на пути развертывания революционного движения в Великобритании». В случае перерыва в переговорах партия должна была организовать выступления рабочих с целью оказать давление на правительство. Из письма следовало, что на организацию всей работы Коминтерном ассигнованы финансовые средства (правда, не указывалось, в каком размере), хранителем которых был назначен один из членов советской делегации. Через некоторое время в Министерство иностранных дел поступило из МВД второе «письмо Коминтерна». Оно было датировано мартом 1924 года. В нем английские товарищи информировались, что во время пребывания советской делегации на переговорах в Лондоне Томский уполномочен на ведение дел с британскими коммунистами. В письме также содержалось предложение использовать факт визита представителей Советского правительства в Англию для «революционизирования британского рабочего класса». Несмотря на заверения шефа «Специального отдела» Скотланд-Ярда сэра Чайлда и разведки Министерства иностранных дел в подлинности писем, Макдональд воздержался от представления протеста Москве. Быть может, он, опытный политический деятель, все-таки сомневался в том, что Москва пойдет на риск срыва переговоров, в положительном исходе которых была явно заинтересована. С другой стороны, он вряд ли готов был признать свою «ошибку», «близорукость», неспособность разгадать «коварные замыслы большевиков», поскольку многие британские политики и представители деловых кругов считали крайне выгодным расширение торговых отношений с СССР, видя перспективу утраты огромного «русского рынка», на который энергично внедряются уже Германия и другие страны Запада.

Однако те, кто предпринял атаку на «московскую политику» кабинета, не думали отказываться от своих намерений.

Через два месяца после того как переговоры в Лондоне были успешно завершены, решался вопрос о назначении послов в Лондон и Москву. Британская разведка направила одновременно нескольким министрам «вновь» добытое письмо в ЦК компартии Великобритании с уверениями, что документ является подлинным. Документ был на «официальном бланке» Коминтерна.

«Совершенно секретно. Центральному Комитету Коммунистической партии Великобритании».

Отправителем значился «Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Президиум, 15 сентября 1924 года».

Письмо было подписано «Председатель Президиума Коммунистического Интернационала — Зиновьев». Оно должно было служить неопровержимым доказательством двуличия Москвы, которая даже после подписания договоров не оставила прежних планов организации в Англии вооруженного восстания и пролетарской революции:

«Вооруженной борьбе должна предшествовать борьба против склонности к компромиссу, которая укоренилась среди большинства британских трудящихся, против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма.