Тайные тропы носителей смерти
Шрифт:
Разрешите представиться: блохи!
Взрослую блоху всякий узнает, и описывать ее нет нужды. Уместно, однако, напомнить, что форма тела, чрезвычайно однообразная у всего отряда блох, является результатом длительного приспособления блохи к паразитическому образу жизни и к быстрому продвижению среди шерсти или перьев хозяина. Тело сильно сплюснуто с боков, а голова спереди закруглена, благодаря чему блоха легко проникает в шерсть (перья) и очень проворно снует там. Все, что расположено на поверхности тела блохи, — усики, щетинки, шипы и гребни — обращено всегда назад и потому не мешает движению, к тому же в соответствующих местах на теле имеются углубления. Все членики тела, в том числе голова, заканчиваются крышевидно перекрывающимися пластинками. Такое строение, во-первых, делает все тело более прочным и усиливает проникающую способность киля — передней части тела, а во-вторых, сглаживает грани отдельных члеников (торчащие грани затрудняли бы движение блохи в волосяном покрове). Для блохи, которой среди шерсти приходится мигом ускользать от когтей и зубов хозяина, это жизненно важно.С потомством блохи, кажется, мало кто знаком. Цикл развития у нее очень простой: из яичек, отложенных самкой, выводятся личинки, которые, пройдя через три стадии, превращаются в куколку, одетую коконом. Однако у блох в отличие от вшей развитие с полным превращением, так что блошиные личинки совершенно не похожи на взрослую особь.Яички блох довольно крупные по отношению к взрослым насекомым и имеют правильную овальную форму. Только что отложенные яички переливаются всеми цветами радуги, а позже белизна становится молочно-фарфоровой. Самка откладывает яички в несколько приемов, за один раз не больше 4 — 8 штук, и перед каждой откладкой она обязательно должна напиться крови. Всего за жизнь блоха откладывает около 400 яичек. В каком месте отложить яички, она нисколько не заботится. Откладывает где попало: если блоха находится на хозяине, то выпускает яички свободно в шерсть, откуда те падают в подстилку гнезда хозяина. А это — самая что ни на есть подходящая среда для развития личинок.Возможно, когда-нибудь вам доводилось видеть в лесу, под вывороченным пнем, впадинку, выстланную сухой травой или листьями, — гнездо одного из наших мелких млекопитающих. Если положить такое гнездо на темную бумагу и слегка ударить по нему несколько раз, то вместе с разной мелкой крошкой непременно выпадут и беловатые нитевидные личинки: мы заметим их по порывистым движениям, по тому, как они всем телом извиваются, стараясь поскорее скрыться от света. Строение у личинок блохи очень простое. Тринадцать члеников тела как нельзя более похожи друг на друга, и все они покрыты длинными щетинками — венчиком ресниц. Ноги у личинок вообще не развиты, а яйцеобразная голова выделяется неотчетливо. Наблюдая за личинками невооруженным глазом, трудно различить, где у них передняя часть. Сквозь белое прозрачное тельце часто просвечивает разными оттенками коричневато-красного цвета всосанная пища: дело в том, что личинки питаются испражнениями взрослых блох, содержащими остатки непереваренной крови.Личинка растет, два раза линяет, а перед третьей линькой одевается паутиновым коконом, который она вьет из секрета слюнной железы. В первое время кокон липкий, и к нему, прежде чем он затвердеет, пристают пыль, песчинки и всевозможные обломки из подстилки гнезда, так что он совершенно сливается с окружением. Внутри кокона личинка линяет в третий раз, превращаясь в куколку, в которой уже можно различить форму будущей взрослой блохи и даже ее половые признаки.Пройдя стадию куколки, взрослая блоха очень часто еще остается какое-то время в коконе. Обычно так бывает в тех случаях, если поблизости не окажется животного-хозяина. В это время блоха очень чутко реагирует на любое механическое раздражение: это для нее — вестник приближающегося хозяина. Она мгновенно вылезает из кокона, лишь только хозяин появится. Вот почему, например, на птиц, возвращающихся весной в свои свитые гнезда или скворечники, сразу же нападает множество блох, хотя только что гнездо казалось безжизненным. То же самое
Ротшильд — это не только финансовый туз
В Чехословакии обитает около 130 видов и подвидов блох. Это даже меньше одной десятой всех видов блох, известных сейчас в мире. Но если бы нам и представился случай осмотреть все 1830 известных видов, нас неминуемо ждало бы разочарование. Увы, неспециалисту все они кажутся одинаковыми. Можно ли вообще различить это невообразимое множество видов? Оказывается, можно. Распознают их по щетинкам, ресничкам, шипам и гребням, а именно по числу и взаимному расположению их, а любой математик подтвердит, что существует несметное количество их возможных комбинаций. Разумеется, разобраться в этом и оценить это под силу только специалисту. Стало быть, различия в морфологических деталях у блох есть, но блохи наверняка никого не удивят многообразием формы или пестротой окраски. Здесь им далеко до некоторых других отрядов насекомых. И это важно подчеркнуть, прежде чем мы расскажем о самой большой в мире коллекции блох, создал которую — и это, пожалуй, самое удивительное — любитель.На рубеже прошлого и нашего веков высоко поднялась волна любительской энтомологии. Не стоит, разумеется, считать энтомологами тех, кто приносил из зоомагазинов домой коробки с экзотическими бабочками или жуками и вешал их вместо картин на стену парадных комнат. Эти люди просто слепо подражали снобистской моде, и их увлечение имело одно достоинство: своими покупками они давали средства для путешествий собирателям, имевшим, помимо коммерческих целей, обычно и свою действительно исследовательскую программу.Однако немало было и таких любителей, кто серьезно и искренне интересовался природой и энтомологией. Как грибы после дождя в Европе и других частях света стали появляться энтомологические общества, создавались новые журналы, устанавливались международные связи. Но круг увлечений ограничивался прежде всего бабочками, жуками, некоторыми другими яркими, бросающимися в глаза группами насекомых. Свою роль здесь играла и простота методики собирания. Со всех сторон сыпались новые сведения, готовые советы — оставалось лишь снимать сливки; зачем осложнять себе жизнь другими проблемами?И вот среди этой погони за фантастическим многообразием форм и разноцветьем окраски крыльев бабочек или надкрыльев жуков начала зарождаться, абсолютно вразрез с тогдашними общественными условностями, крупнейшая в мире коллекция блох. А собирал ее любитель — Ротшильд. Нет, это не однофамилец финансовых магнатов Ротшильдов. Это тот самый Ротшильд, которого весь мир знает как крупнейшего банкира, положившего начало династии, ставшей почти синонимом мирового капитала*.
* У автора тут неточность. Основателем династии был М. А. Ротшильд, живший в XVIII в. — Прим. перев.
Коллекцию основал в начале нашего века Н. Ч. Ротшильд. Из мира денег и банкирских махинаций он с удовольствием уходил в мир бабочек — одним словом, в частной жизни был страстным энтомологом. Впрочем, вскоре красивых бабочек он предпочел однообразным, неярким блохам — наверно, многие его сверстники не могли этого понять и считали такой шаг эксцентричной причудой. Безусловно, в увлечении Ротшильда была доля научного интереса, было желание выделиться на новом научном поприще, но вряд ли мы погрешим против истины, допустив, что была в этом и изрядная доля коммерческой расчетливости преуспевающего предпринимателя: ведь блохами Ротшильд заинтересовался в то время, когда только что было открыто, что возбудитель чумы переносится чумной блохой.Ротшильд начал с азов. В энтомологии он был таким же настойчивым и целеустремленным, как в финансовых делах. Первое время собирал один и будто для укрепления своего слабого здоровья совершал и далекие поездки по разным странам — за блохами. В 1903 г. путешествовал по Египту и Судану. У грандиозных пирамид близ египетского города Гиза обнаружил ранее неизвестный вид блохи, который назвал в честь фараона Хеопса его именем. Так чумная блоха получила свое величественное имя Xenopsylla cheopis Rothschild. В статье, посвященной новому виду, Ротшильд высказал догадку, что, возможно, речь идет о переносчике чумы. Он и не предполагал, как точно попал в цель — в самую десятку! Члены индийской противочумной комиссии решили внести ясность в этот вопрос и, к великому своему изумлению, установили, что блоха индийских крыс, которую они ошибочно считали человеческой, имеет полное сходство с блохой, найденной в Египте.Позже Ротшильд вовлек в собирание сотрудников, завязал контакты со многими институтами, и не успели оглянуться, как была собрана коллекция, имеющая всемирное значение. Когда в 1913 г. он передал коллекцию Британскому музею, она насчитывала уже 1100 разных видов и подвидов блох. Ротшильд не забыл о ней и в своем завещании: фонд в 10 тысяч фунтов стерлингов предназначался для хранителей коллекции и для дальнейшего пополнения ее. В настоящее время в ней содержится свыше 52 тысяч микроскопических препаратов, в которых сосредоточено 1600 из 1830 видов блох, зарегистрированных во всех частях света.На материале этой коллекции было написано огромное количество научных работ. Полная оценка коллекции дается в томах, последовательно выходящих в большой серии «Каталог блох в Британском музее». Шесть толстых томов уже вышли в свет, седьмой подготавливается к печати. Один из соавторов этого труда — Мириам Ротшильд, продолжательница дела, начатого дедом.Коллекция считается признанным мировым сравнительным стандартом. Это уникальное и бесценное собрание служит науке и помогает медицинской практике. Это памятник, который так мудро воздвиг себе старый Ротшильд. Без преувеличения его коллекция — это единственное заслуживающее признания из всего, что оставлено Ротшильдами в наследство человеческому обществу.
«Черная смерть»
В последние годы XIX в. ученые открыли возбудителя чумы и выявили его переносчиков. Наконец-то увенчались успехом тысячелетние попытки человечества найти оружие против «черной смерти», в тени которой росла, а подчас лишь еле теплилась человеческая цивилизация. Как только чума — болезнь, изначально свойственная степным и пустынным грызунам,— нашла дорогу к людям, она начала свирепствовать с таким ожесточением, какого еще не знала история человечества.Чума возникла на Земле раньше, чем появился человек, и ее истоки надо искать в далеких геологических эпохах, когда начали появляться прапращуры современных грызунов,— около 50 млн. лет назад в олигоцене. Тогда уже существовали роды блох, сходные с ныне живущими, как подтверждают остатки ископаемых насекомых в янтаре.Прародина чумы — бескрайние степи и пустыни Центральной Азии, где эта болезнь развивалась и поддерживалась среди местных видов песчанок, сурков и сусликов. Другим древнейшим центром чумы были среднеафриканские саванны и североафриканские пустыни и полупустыни. И хотя некоторые авторы упорно отстаивали мнение, что на Североамериканский материк чума была занесена при его колонизации белыми, в последнее время появляется все больше доказательств того, что и в Западное полушарие она проникла еще в далекие геологические эпохи через Сибирь и Аляску и была важным регулятором популяций степных грызунов в Северной Америке начиная с плейстоцена.В этих частях света — и особенно в Азии — возникали первые эпидемии чумы и среди людей. Первоначально, очевидно, это были местные эпидемии, и размеры их были ограничены тем, что обширные пространства населяло относительно небольшое количество людей, к тому же практически не имевших контакта друг с другом. Настоящие трагедии начались, когда численность населения и уровень его материального развития поднялись на более высокую ступень.Когда это примерно произошло?Учебники и трактаты по медицине по традиции называют Библию древнейшим дошедшим до нас источником, в котором отмечен случай возникновения эпидемии чумы. В первой книге Самуила (глава 5) описывается война израильтян с филистимлянами. Израильтян преследуют военные неудачи. Проиграв битву, израильтяне, чтобы поднять свой дух, приносят к себе в стан ковчег завета Господня — шкаф со священными реликвиями. Но и это не помогает им — филистимляне снова одерживают победу, захватывают ковчег и с большим торжеством доставляют его в город Азот. Там они ставят ковчег к ногам статуи своего бога Дагона. А вскоре на город Азот и всю его округу обрушивается страшный удар: среди людей вспыхивает болезнь, в паховой области у них появляются наросты-язвы, и от этой болезни, как говорит Самуил, азотяне гибнут.Те, кто остался в живых, твердо уверены, что болезнь эта — божья кара, и они стремятся избавиться от ковчега Господа и отправляют его в другую провинцию Филистеи — в город Геф. Но история с этой ужасной болезнью полностью повторяется и в Гефе. Вот как об этом дословно говорится в девятом стихе: «После того как отправили его (ковчег), была рука Господа на городе — ужас весьма великий, и поразил Господь жителей города от малого до большого, и показались на них наросты».
* В Библии сказано: «И отослали они ковчег Божий в Аскалон». Автор здесь ошибочно называет город Аккарон (в этот город Филистеи ковчег не привозили).— Прим. перев.
Филистимляне не успокоились и в третий раз перевезли военный трофей, а с ним и чуму в город Аккарон*. Там же потом собрались все владетели филистимские — цари пяти городов Филистеи,— и решили они возвратить ковчег израильтянам, потому что поняли, что это единственный способ предотвратить распространение болезни. А заканчивается глава 5 описанием атмосферы, царившей в обреченном городе: «И те, которые не умерли, поражены были наростами, так что вопль города восходил до небес».Обратимся еще к ветхозаветному преданию. В главе 6 изображен совет всех владетелей филистимских, на который призвали жрецов и прорицателей. Те посоветовали принести богу жертву повинности — положить в ковчег, перед тем как возвратить его израильтянам, дары: «По числу владетелей филистимских пять наростов золотых и пять мышей золотых, опустошающих землю; ибо казнь одна на всех вас, и на владетелях ваших».Это библейское предание интересно во многих отношениях: в нем содержится скрытое сообщение об эпидемии, охватившей, скорее всего, все пять городов Филистеи. Речь могла идти о бубонной чуме, поражавшей людей от мала до велика и сопровождавшейся появлением в паху болезненных наростов — бубонов. И что самое примечательное — жрецы филистимские связали эту болезнь с наличием грызунов: отсюда и золотые изваяния мышей, «опустошающих землю».Если правы историки, датирующие это событие 1320 г. до н. э., то выходит, что филистимляне догадались о причастности грызунов к распространению чумы на целых три тысячелетия раньше, чем это доказал в новое время Огата (1897). И надо ли удивляться, что одно из чешских названий хитрого, искушенного человека — это «филиштин», т. е. филистимлянин! Заметим еще, что термин «мышь» в переводах Библии употребляется, вероятно, для обозначения грызунов вообще, а не в современном узком значении, ограниченном зоологическим понятием род Mus. В иллюстрированной средневековой копии Библии (XIII в.) художник, потрясенный трагедией филистимлян, снабдил текст миниатюрой с изображением улицы, усыпанной неисчислимым количеством мертвых тел, по которым ползают крысы... Жаль, что горький опыт филистимлян мало чему научил средневековых врачей!В Библии есть еще одно место, которое считают записью, удостоверяющей другой случай эпидемии чумы. Во второй книге Царств (глава 19, стихи 35 и 36) повествуется о походе ассирийского царя Синанхериба (Сеннахирима), решившего опустошить Иерусалим. Огромная армия окружила город, но не овладела им. А вскоре Синанхериб отошел без боя с остатками армии, которую очень сильно ослабила чума: за ночь погибло 180 000 воинов*. «И отправился, и пошел, и возвратился Сеннахирим, и жил в Ниневии».
* Потери ассирийцев были на пять тысяч больше: «... поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч».— Прим. перев.
В действительности же книга Самуила и книга Царств — это не самые древние литературные свидетельства об эпидемиях чумы. Пальма первенства здесь принадлежит, бесспорно, эпосу о Гильгамеше, полулегендарном правителе города Урука, народном герое, подвиги и приключения которого описываются в дошедшей до нас большой эпической поэме на ассиро-вавилонском языке (12 песен). Гильгамеш — это не что иное, как олицетворение шумерского народа, несущего свою культуру народам Древнего Востока.На двенадцатой плитке (эпос написан клинописью на плитках из глины) изображено отчаяние Гильгамеша после смерти его друга Энкиду. Согласно вольному пересказу эпоса, сделанному В. Замаровским, «сокрушенный потерей друга и мрачными вестями из подземного царства, Гильгамеш в Уруке вновь столкнулся со свидетельством смерти. В городе побывал бог чумы Эрра, от которого не было спасения. Мертвые лежали в домах, мертвые лежали на широких улицах и площадях, мертвые плавали в водах Евфрата. Перед лицом всех этих ужасов Гильгамеш обратился к богу Шамашу... «Ничего не поделаешь, Гильгамеш,— ответил бог Шамаш.— Ты герой и правитель! Но дни человека сочтены. И царь тоже ляжет и никогда уже не встанет».И Гильгамеш, потрясенный чудовищными последствиями эпидемии чумы, отправился на поиски тайны бессмертия. После долгих странствий он встретил Утнапишти, который пережил всемирный вавилонско-ассирийский потоп (и боги даровали ему вечную жизнь), и описал ему ужасы чумы в таких словах: «Народ мой урукский гибнет, мертвые лежат на площадях, мертвые плывут в водах Евфрата!»Безусловно, упоминания о чуме касаются не одной какой-то эпидемии, в них обобщен опыт многих поколений людей. Город посетил бог Эрра... В вавилонско-ассирийском пантеоне был даже особый бог этой жуткой болезни. Нужны ли более убедительные доказательства того, что чума еще и четыре, и пять тысячелетий назад наводила смертельный ужас на народы!
Призрак чумы летит по свету
На заре истории человеческого общества эпидемии чумы носили явно локальный характер. В каком-нибудь глухом уголке тогдашнего мира инфекция с диких грызунов и их блох перебросилась на человека и распространялась экспедициями купцов по тем же путям, по каким шли караваны или торговые суда. Другим средством распространения чумы были военные экспедиции и походы. И вообще по мере того, как человек познавал мир, расширял круг своих интересов и совершенствовал средства передвижения, он все шире открывал ворота чуме.О первых, локально ограниченных эпидемиях чумы имеются лишь спорадические сведения. Так, Орибасиус, родом из города Сарды — столицы Лидии (в древности страна на западе Малой Азии),— который в 355 г. н. э. стал врачом римского императора Юлиана Отступника, собирал и обрабатывал для него медицинские сочинения и предписания прежних авторов. Был среди них и Руфус из Эфеса, живший во времена императора Траяна. Руфус описал несколько случаев заболевания бубонной чумой в Ливии, Египте и Сирии. При этом он ссылался на ряд других врачей, большей частью александрийской школы, Важны для нас, однако, не имена авторов, а тот факт, что эпидемии чумы в Африке случались задолго до того, как эта инфекция вторглась в Европу.
* Пандемия — эпидемия, охватывающая население целой страны, а иногда и многих стран мира.— Прим. перев.
Маршрут первой пандемии* чумы, охватившей территорию всего тогдашнего цивилизованного мира, можно проследить уже не только по записям врачей, но и по свидетельствам историков и летописцев. Пандемия возникла в царствование византийского императора Юстиниана (542 г. н. э.) и тяжело расстроила его империю, а потому и вошла в мировую историю под названием «юстинианова чума». А началась она в Египте. На средиземноморском побережье, в восточной части дельты Нила, процветал город Пелусий, крупный и важный центр посреднической торговли между Востоком и Западом. В 542 г. при стечении неизвестных сейчас обстоятельств в городе вспыхнула эпидемия чумы. Вскоре она начала распространяться, с одной стороны, на территорию Александрии и остальной части Египта, а с другой — на территорию Палестины. При этом эпидемия двигалась буквально вслед за купцами, по одним с ними путям и очень быстро парализовала весь тогдашний мировой рынок. На Ближнем Востоке она вышла на главный торговый путь между , Европой и Востоком, проходивший вдоль побережья Средиземного моря. В 544 — 570 гг. эпидемия двинулась на запад и через центральную часть Европейского материка из Турции по так называемому Дунайскому пути добралась до Франции и Англии.В Византийской империи эпидемия достигла апогея около 544 г., когда в Константинополе ежедневно умирало до 5000 человек, а в отдельные дни смертность достигала и 10 000. Прокопий Кесарийский, один из самых знаменитых византийских писателей-историков, оставил такое свидетельство: «От чумы не было человеку спасения, где бы он ни жил — ни на острове, ни в пещере, ни на вершине горы... Много домов опустело, и случалось, что многие умершие, за неимением родственников или слуг, лежали по нескольку дней несожженными. В это время мало кого можно было застать за работой. Большинство людей, которых можно было встретить на улице, были те, кто относил трупы. Вся торговля замерла, все ремесленники бросили свое ремесло...»На юге Европы, главным образом в Италии, чума свирепствовала с невиданной силой уже в 543 г. В 546 г. эпидемия опустошила Галлию, а в 565 г. снова вспыхнула в Италии. На этот раз от чумы вымерло почти все население Италии, так что она стала легкой добычей при вторжении германского племени лангобардов. Подобная же участь постигла в 571 г. Лигурию,
а в 590 г. Рим, когда на папский престол был возведен Григорий I Великий. В Англии эпидемии чумы наблюдались неоднократно, в 664, 672, 679 и 683 гг. В Риме чума вновь появилась в 690 г. и была зарегистрирована как pestis inguinaria.Целых 50 лет неистовствовала первая пандемия чумы, а еще 50 лет отголоски ее были слышны в Европе. А потом чума унялась на целых пять столетий. Да и самое время было угомониться — весь тогдашний цивилизованный мир стоял уже на краю гибели. Пандемия унесла около ста миллионов человеческих жизней. Особенно дорого обошлась она Византийской (Восточной Римской) империи, потерявшей примерно половину населения и больше так и не оправившейся от такого удара. Это ускорило и упадок могущественной Византии.Вторая пандемия чумы (так называемая черная смерть) свой зловещий отпечаток наложила на все европейское средневековье. В Европу чума и на этот раз пришла с Востока, а там инициирующей искрой послужила вспышка эпидемии (около 1050 г.) в старой эндемической области — в Месопотамии. Постепенно чума стала распространяться сначала в восточном направлении — в период с 1100 по 1200 г. эпидемии отмечались в Индии, Средней Азии и Китае, но проникла также в Сирию и Египет. Особенно сильно пострадало население Египта.И в это время участники пятого крестового похода волею судеб попадают в Египте в самые зачумленные районы. Это, естественно, ускорило проникновение чумы в Европу.И. Ф. Мишауд (Joseph Francois Michaud) в своей «Истории крестовых походов» драматически описывает обстановку в Египте, пострадавшем от эпидемии: «Чума достигла наивысшей точки во время сева; землю пахали одни люди, а зерно сеяли другие, и те, что сеяли, не дожили до жатвы. Деревни опустели... Мертвые тела плыли по Нилу так густо, как клубни растений, покрывающих в определенное время поверхность этой реки». Египет потерял в эпидемию больше миллиона человек. Умерших не успевали сжигать, и родственники, содрогаясь от ужаса, просто бросали трупы через городские стены. Поистине казнь египетская!Пути, по которым крестоносцы возвращались в Европу, были, вероятно, не единственными входными воротами эпидемии. Чума пришла с Востока и на территорию, заселенную татарами, и в Крым — оттуда генуэзские купцы занесли инфекцию в родной порт. В 1346 г. чума поразила Сицилию, в конце 1347 г. — Марсель, а в 1348 г. — Испанию, Францию, Германию, Скандинавию. Вот как Франческо Петрарка в письме брату (июнь 1348 г.) выразил ужасы, которые тогда пережил мир: «Мой любимый брат, что я могу сказать? Как начать? К чему обратиться? Везде, куда ни взглянешь, горе и скорбь, всюду страх... Когда это можно было услышать или увидеть такое, в каких это анналах можно было прочесть, что дома стали безлюдными, города опустели, земля в запустении, поля слишком малы, чтобы вместить смерть и ужас, и одинокость, царящие на всем белом свете?»В ту пору Европа была уже довольно густо переплетена торговыми путями, и на них всегда было оживленно. По этим путям и распространялась чума, не обошедшая стороной ни одно европейское государство. В те годы, когда Карл IV основал Пражский университет, строил Карлув мост и замок Карлштейн, поощрял развитие в Чехии ремесла, торговли и культуры, вокруг Центральной Европы стягивалось чудовищное кольцо чумы. И лишь спустя десятки лет оно разжалось.«Черная смерть» неистово свирепствовала от Китая до Западной Европы. По оценкам, в одной Европе от чумы погибло около 25 млн. человек — четвертая часть тогдашнего населения,— а количество жертв во всем мире исчислялось в 75 млн. Воистину без преувеличения можно сказать, что чума и блохи основательно изменили историю человечества не только потому, что не щадили и венценосцев. Возьмем карандаш и бумагу, подсчитаем, сколько потомков за минувшие столетия могло бы быть у тех, кто стал жертвами чумы. Сколько примерно было бы нас теперь и как бы выглядел мир?Чума водворилась в Европе и, казалось, не собиралась сдаваться и отступать. В последующие века, особенно в XV и XVI, с разными интервалами чума где-нибудь да появлялась. Источники возникновения многих местных эпидемий были ясны, а бывало и так, что чума вспыхивала и без видимой причины. В 1720 — 1721 гг. крупная эпидемия случилась в Марселе — порту на юге Франции. Как установила комиссия, назначенная французским правительством, эпидемию вызвал приход в Марсель одного судна из Сирии, команда на котором была заражена чумой. Последствия для жителей Марселя оказались трагическими: в городе с 90-тысячным населением умерло 40 тысяч человек. Этот случай вызвал сильное смятение во всех странах Западной Европы.* В конце XIX в. многие страны мира охватила третья пандемия чумы. При этой пандемии чуму распространяли крысы морских судов, что привело к возникновению эпидемий в более чем 100 портах многих стран. Кроме того, в XIX в. эпидемии чумы неоднократно отмечались в Забайкалье, Закавказье, Прикаспии, а в конце XIX — начале XX вв.— в Одессе и других портах Чёрного моря. В XX в. крупные эпидемии регистрировались в Индии (в 1898 — 1963 гг. в этой стране умерло от чумы 12662,1 тыс. человек). — Прим. перев.
В XVIII — XIX вв. чума отступила из Европы. В чешских землях она исчезла к двадцатым годам XVIII в., а в Южной Европе угроза еще сохранялась. В 1813 — 1814 гг. эпидемия разразилась на Мальте, а двумя десятилетиями позже европейские врачи были брошены на подавление чумы в Египте. Сороковые годы прошлого века указывают как конец эпидемий в Европе*. Правда, единичные случаи отмечались и в более поздние годы, и это показывает, что возможность заноса инфекции сохраняется до сих пор.
Люди пытаются бороться
Еще в книге Самуила отмечены стремления людей активно противодействовать чуме, ограничить распространение эпидемии и вернуть жизнь в ее обычное русло. Конечно, характер таких попыток обусловливался тогдашним уровнем мышления, знаний и опыта людей. Надежда филистимлян принесением жертвы повинности умилостивить разгневанного бога, пославшего в наказание им чуму, была жива еще и две с половиной тысячи лет спустя; мы имеем в виду не только уличные шествия полуобезумевших от страха флагеллантов, о которых уже была речь, но и другие, менее помпезные действия, сохранявшиеся и в Чехии вплоть до XVIII в., как-то: заговоры, глотание особых, отпечатанных для этой цели образков и прочее. Но оставим в стороне этот круг вопросов и обратим лучше внимание на такие меры борьбы с чумой, в которых можно обнаружить рациональное зерно.В Азии в эндемических областях с природными очагами чумы, например, монголы, обнаружив погибших сусликов, являющихся там важными хранителями этой инфекции, с незапамятных времен помечали зараженную территорию камнями, и в обозначенный таким образом опасный район никто не отваживался входить. Индусы, имевшие испокон веков большой опыт жизни с синантропными (т. е. связанными с человеком) грызунами, считали крыс орудием бога болезни и смерти. Во время эпидемий чумы индусы покидали свои жилища сразу же, как только узнавали, что в ближайшей округе обнаружены мертвые крысы.В Европе старейшим исторически подтвержденным средством борьбы с чумой был, по всей вероятности, карантин. Впервые он был применен в Италии еще в середине XII в., когда разгоралась вторая пандемия чумы. На Ближнем Востоке чума уже свирепствовала в полную силу, а Европа, где еще не изгладились воспоминания от кошмаров первой пандемии, узнавала о чуме из уст купцов. В то время порт Венеция служила воротами, через которые проходила большая часть торговли между Восточной областью Средиземного моря и Западной Европой. И вот тогда, чтобы не дать занести чуму в Венецию, там ввели карантин: все прибывающие с Востока суда задерживали на рейде в течение 40 дней и следили, не вспыхнет ли за этот срок среди команды чума. В XIV в. такую меру стали применять и в других портах Средиземного моря (особенно в Дубровнике и Марселе), и она получила название «карантин» от итальянского quaranta giorni — сорок дней. До сих пор карантин применяется для борьбы с разными инфекционными болезнями, но мало кому известно, что это, в сущности, наследие чумных времен.Еще медицине древнего мира были известны такие меры борьбы с эпидемиями, как сжигание умерших от чумы, а также их вещей и жилища. Но сколько раз в исторических документах особо подчеркивалось, что от эпидемий умирало такое количество людей, что всех мертвых просто немыслимо было сжечь!Методы профилактики и борьбы с чумой по большей части соответствовали представлениям о том, чем вызывается инфекция и как она распространяется. На протяжении всего средневековья и значительную часть нового времени велись жаркие споры вокруг проблемы, является ли возбудителем чумы дурной запах (отравленный воздух) или же контакт с «моровой материей», а ее как только люди ни представляли себе, в том числе и в виде гноя, который разносят животные или которым (договаривались и до такого!) отравители мажут пороги и двери домов. Некоторые высказывали предположения об ядовитых испарениях почвы. Так, известный английский врач Уильям Богхерст (William Boghurst) в книге, посвященной чуме, писал в середине XVII в.: «Чума, или моровое поветрие, — это весьма пронзительное, необыкновенное, навязчивое, ядовитое, губительное выделение, исходящее из испражнений земли, вытянутых в воздух теплом солнца, и разносимое с места на место ветрами и в большинстве случаев постепенно, но иногда и сразу же нападающее на подходящие тела».Таким представлениям соответствовал и костюм, в какой снаряжался средневековый врач или санитар. Собираясь навестить больного чумой, врач надевал длинный, почти до земли халат из накрахмаленного льна, длинные перчатки и высокие сапоги. Голову и лицо закрывала маска, пропитанная воском; на месте носа торчал вытянутый клюв, который заполняли пахучими веществами и травами. Согласно другому правилу, пришедший к больному должен был держать в одной руке пылающий факел, в другой — «амбровое яблоко для нюханья», а в закрытом рту — какое-нибудь противоядие: либо настоящее лекарство, либо универсальное лекарство бедных — чеснок.Помимо такого рода суеверных предрассудков и «врачебных» рекомендаций, существовал и ряд официальных распоряжений, призванных предотвратить распространение инфекции. За любопытными примерами подобных предписаний можно обратиться к Англии, в чьей истории было немало страшных эпидемий чумы, особенно в период со второй половины XVI до середины XVII в., а кульминацией всех этих бедствий стал «великий мор» 1665 г.Еще в 1618 г. лондонские констебли получили указание подавать сведения о количестве умерших, задерживать нищих и бездельников, закрывать дома зараженных и обозначать красным крестом и надписью: «Боже, сжалься над нами!» В течение сорока дней всякий, кто выходил из такого дома, обязан был держать в руке белую палку длиною в 4 фута как знак и предостережение прохожим. Прибегали также к изоляции больных, никто из их близкого окружения не имел права посещать церковь. Запрещалось устраивать праздники и собираться по другим поводам.С распространением инфекции пробовали бороться и поддержанием повышенной чистоты. В 1563 г. всем жителям Лондона было вменено в обязанность ежедневно к шести часам утра приносить десять ведер воды и выливать ее на улицы и в сточные канавки. Перед этим улицы должны были быть каждый день подметены, так же как и после шести часов вечера, когда также чистили стоки — канавки и желобки. Сметенный мусор подметальщики должны были увозить не реже чем через день...И самая важная часть этого распоряжения: будучи в полной уверенности, что собаки переносят чуму от дома к дому, мэр Лондона назначил специальных надзирателей, которые между 10 часами вечера и 4 часами утра разыскивали, убивали и сжигали всех бездомных собак. На подозрении были также кошки, свиньи, голуби и крысы. Хозяева блох считались опасными, а сами блохи — нет.А как, собственно говоря, выглядела медицинская служба в те времена? Необходимо сразу же признать, что врачи с университетским образованием, которых, впрочем, тогда было совсем немного, в борьбе с эпидемиями чумы непосредственно вообще не участвовали. Лечение больных чумой не входило в сферу их деятельности. Из-за язв, или, как говорили, бубонов, у таких больных (бубонная форма чумы в средневековых эпидемиях преобладала) врачевание их считалось обязанностью цирюльников и фельдшеров. Но и их тоже было мало, да и не все они решались посещать больных — и ничего удивительного: заболевание чумой в ту пору означало почти верную смерть. Участь больного чумой была, как правило, жалкой участью одинокого, брошенного на произвол судьбы.Однако ученые-врачи не оставались равнодушными к тому, что несла с собой чумная стихия, и по собственному убеждению или по призыву властей, влиятельных лиц или монарха составляли различные письменные наставления о том, что и как надо делать при чуме. Так в средневековой литературе появилась самостоятельная, обширная область «чумных сочинений», но народу и народным лекарям, т. е. тем, кто больше всего нуждался в помощи и советах, пользы от них было всего ничего. Большинство таких сочинений было написано на латинском языке, и в них в форме ученых рассуждений повторялись выводы, взятые из Библии, переводов трудов арабских ученых и т. п. Образцом для всех более поздних сочинений послужил трактат "Compendium de Epidemia, per Collegium facultatis medicorum Parisiis ordinatum", относящийся к 1348 г., т. е. к начальному периоду второй пандемии чумы. То, что было высказано в нем, врезалось в память докторов, как в гранит, и передавалось по существу неизменным, как непреложные истины, из века в век, из страны в страну.Конечно, будет весьма полезно посмотреть, как данная проблема решалась в Чехословакии. Ведь это может многое сказать не только о медицине и чуме, но и об уровне тогдашней жизни вообще. В Чехии, как и в других странах, появился целый ряд латинских сочинений, посвященных чуме. Одним из наиболее широко распространенных было "Missum imperatori Carolo IV". Это сочинение было написано еще в 1371 г., авторство приписывается М. Гавелу. В первые годы существования Карлова университета изучением чумы занимался главным образом Зикмунд Альбик (умер в 1427 г.). До нас дошло целых пять так называемых «чумных сочинений», принадлежащих его перу. Латинское сочинение "Remedium repertatum" написал и магистр Кржиштян из Прахатице. Если к трудам этих известных чешских авторов прибавить еще сочинения, создателей которых мы не знаем, а также рукописные копии иностранных трудов, сделанные в Чехии, то никак не скажешь, что у нас не хватало такого рода литературы. Но что проку от нее, если по-латыни не понимали как раз те, кто особенно нуждался в поучениях, т. е. простой люд (в неблагоприятных условиях средневековых городов он больше всего страдал от чумы) и народные лекари!Первым к народу обратился Кржиштян из Прахатице. Его сочинение о чуме было, правда, на латыни, но свои «Врачебные книжки» он написал на простом, живом и сочном чешском языке. И это, конечно, не случайно: Кржиштян из Прахатице (1366 — 1439), ректор Карлова университета в течение многих лет и декан его философского факультета, был учителем и другом Яна Гуса, последователем его реформаторских усилий. Из «Врачебных книжек» мы узнаем немало интересного о санитарных условиях в городах того времени. И вместе с автором можем воскликнуть: «О, как подобало бы город чистым иметь от смрадов... от гниющей падали, висельников на виселицах и грязных пивных!» Об уровне гигиены жилищ говорит хотя бы рецепт на случай, «если кому крыса лицо щипнет или омочит».Ян Черни был первым, кто на чешском языке популярно и обстоятельно написал руководство по распознаванию, предупреждению и лечению чумы. Это сочинение на много веков пережило автора, оно принадлежит к числу важнейших в чешской медицинской литературе и составляет ее гордость. Мы познакомимся с ним поближе, оно заслуживает этого, но сначала — несколько слов об авторе. Ян Черни родился в Праге около 1456 г. В деканской книге Пражского университета (Liber Decanorum facultatis philosophicae Universitatis Pragensis) среди имен тех, кто в 1479 г. получил учёную степень бакалавра, мы найдем и Яна Черни. Он остался в университете с явным намерением удостоиться степени магистра. Своей специальностью Ян избрал медицину, а поскольку в послегуситский период медицинского факультета в Пражском университете не было, ему пришлось самостоятельно постигать премудрости считавшихся тогда обязательными учебных текстов — латинских переводов сочинений классика арабской медицины Разеса (ар-Рази Абу Бакр Мухаммед бен Закария), жившего в Багдаде (865 — 925 или 934). Ян Черни также практиковал в клинике магистра Вацлава, о котором никаких сведений не сохранилось. Учебу Ян Черни не окончил. Под влиянием своего брата Лукаша он оставляет университет и уходит в Литомишль, где становится рьяным членом Общины чешских братьев. Но медицину Ян не бросил — занялся врачебной практикой и как врач вскоре заслужил всеобщее признание. По решению Чешских братьев переселился в Простеев, спустя несколько лет вернулся в Литомишль, но свои последние дни перед смертью (1530) он провел, видимо, в Простееве.В 1495 г. в Литомишле Ян Черни пережил ужасы эпидемии чумы. Люди по неведению были бессильны в борьбе с «черной смертью». Ян Черни видел, насколько недостаточной была помощь, которая оказывалась больным. И он твердо решил: когда наступят более спокойные времена, он напишет для народных лекарей и вообще для всего населения руководство о том, как уберечься от инфекции и как лечить чуму. Свой замысел он осуществил в 1496 или 1497 гг., еще находясь под свежим впечатлением пронесшейся эпидемии. Ян Черни понимал: руководство должно быть не на латыни, а на языке, понятном чешскому народу. Только тогда оно выполнит свое назначение. Когда в 1506 г. над чешской землей снова собрались мрачные тучи морового поветрия, Черни передал свою давно уже готовую рукопись печатнику Павелу из Междуречья, в типографию Чешских братьев в Нове-Место под Литомишлем.«Сочинение о моровых болезнях и о том, как люди должны вести себя перед ними и во время их», созданное Яном Черни, по числу изданий занимает первое место среди чешских трудов по медицине. Впрочем, не только по числу изданий, но и по своей долговечности. Оно не старело, в течение 137 лет переиздавалось десять раз! В период 1506 — 1623 гг. книга выходила в разных городах, у разных печатников и издателей, и годы ее издания — это, в сущности, календарь отдельных эпидемий чумы, случавшихся в стране.На титульной странице первого издания под заголовком книги помещена картинка: врач держит колбу с мочой на уровне глаз, перед ним на земле стоит другая колба, а слева от него — трое больных в лежачем или полусидячем положении на лоне природы. Высоко в небе стоит солнце, а напротив него — облако, из которого бог или планета с человеческим лицом выдыхает в воздух чумной яд. Так художник своими средствами выразил представления тех времен.В соответствии с этим и Ян Черни полагает, что чума является следствием морового заражения воздуха, а это заражение вызывается действием расположенных в определенных сочетаниях планет на земные испарения и водяные пары, примешанные к воздуху. Самое верное средство спастись от чумы — быстро сменить местонахождение, найти приют подальше от места с зараженным воздухом и оставаться там как можно дольше, ведя при этом умеренную жизнь, заботиться о проветривании жилища, остерегаться скопления людей в костеле, бане, корчме и т. д., а еще избегать тех, кто находился в контакте с больными. Ян Черни обращает особое внимание на чистоту белья (выстиранного в щелоке, надушенного полынью и базиликом, выполосканного в проточной воде и высушенного на солнце), на полезность физического движения и советует помнить, что бодрое настроение — половина здоровья.При заражении чумой повышается температура тела, а главное — появляются болезненные бубоны, язвы или темные пятна на коже. Болезнь требует быстрого вмешательства, прежде всего необходимо выпустить «отравленную моровым ядом» кровь. От жара и для подкрепления сердца на грудь следует наложить компресс из смеси, в которую неплохо бы добавить жемчугу, кораллов, красного сандала, а бедные пусть приготовят себе из пригоршни слив, из трех кислых яблок, медуницы, лапчатки, воловика и других лекарственных трав не менее действенную примочку. Если бубоны не рассасываются, надо поставить банки, чтобы вместе с кровью отсосать из тела яд...В заключение автор дает указания, как поступать на практике. При обследовании больного надо установить возраст, конституцию, привычки, распорядок жизни, принять к сведению местные и климатические условия, сделать анализ мочи, который покажет, есть ли надежда на успешное лечение. Разве не слышны во всем этом отзвуки современной врачебной практики?Вслед за руководством Яна Черни в Чехии выпускались и другие работы (например, магистра Яна из Хоценя в 1531 г., доктора Яна Коппа в 1542 г.) и ряд переводов, но их уже не переиздавали. Причин прочной популярности книги Яна Черни несколько: выразительный, меткий чешский язык, хороший слог, понятность и наглядность изложения.Веру в особую эффективность лекарств, содержащих золото, жемчуг, драгоценные камни, в духе времени разделял и Ян Черни. Но он шел своим путем, полагаясь на собственный опыт и здравый смысл и решительно отвергая все убожества «каловой аптеки», все уродства варварских «лечебных» вмешательств, обусловленные эпохой. Он искал пути и средства, доступные всем. Это он особо подчеркнул в конце книги: «Состав дорогих порошков и снадобий приводить я воздерживался, так как больше о бедных думал...»