Тайные учения Тибета (сборник)

Говорили, будто с годами рост ученого-подвижника уменьшался. В глазах тибетцев это признак высокого духовного совершенства. Существует много преданий о рослых магах-мистиках, постепенно доходивших до крошечных размеров и в конце концов совсем исчезавших.

Когда стали обсуждать предстоящее освящение новой статуи Майтрейи, Таши-лама выразил желание, чтобы эту церемонию совершил Кионгбу Римпоче. Однако святой заявил, что умрет раньше завершения постройки храма, где находилась статуя.

Таши-лама попросил отшельника повременить со смертью и освятить храм и статую.

Подобная просьба может показаться европейцу нелепой, но она находится в полной гармонии с тибетскими воззрениями и верованиями в могущество великих мистиков, обладающих властью выбирать время своей кончины.

Учитель снизошел к просьбе Таши-ламы и обещал совершить обряд освящения храма.

Приблизительно через год после моего отъезда из Шигацзе строительство храма и статуи довели до конца и был назначен день торжественной церемонии освящения. Когда этот день наступил, Таши-лама послал за Кионгбу Римпоче роскошные носилки и пышный эскорт, чтобы доставить старца в Тра-шилхумпо с соответствующей помпой.

Всадники видели, как отшельник сел в носилки, дверцу за ним захлопнули, и шествие тронулось в путь.

Тем временем в Таши-лунпо собрались на торжество тысячные толпы народа. Велико было всеобщее изумление, когда Кионгбу Римпоче появился без свиты и без носилок, пешком. Он молча вошел в храм, вплотную приблизился к статуе и… медленно слился с ней.

Немного позже в окружении почетной свиты прибыли носилки. Открыли дверцу… — в носилках никого не было.

Многие утверждают, что ламу Кионгбу никогда больше не видели.

Когда в Лхасе я услышала об этом чуде, мне показалось, что оно превосходит самую смелую фантазию. Я отнеслась к нему с особым интересом, потому что была знакома с отшельником, видела место действия и из самых первых рук получила информацию обо всех предшествовавших ему обстоятельствах, т. е. о просьбе Таши-ламы и обещании Кионгбу Римпоче отложить свой смертный час.

Мне не терпелось отправиться в Шигацзе, разузнать о последних днях земного существования ламы — если он действительно умер — и попытаться найти его могилу.

Но Йонгден и я жили в Лхасе не под своим именем и не могли надеяться сохранить инкогнито в Шигацзе, где у нас обоих было много друзей и знакомых. Если бы стало известно, кто мы такие, нас сейчас же переправили бы за границу, а мне очень хотелось после пребывания в столице Тибета посетить могилы древних королей и другие памятники провинции Яр-лунг. Поэтому от исследования этого случая мне пришлось отказаться.

Все-таки до нашего отъезда из Тибета Йонгден нашел средство разузнать о чуде в Шигацзе у нескольких, по-видимому, хорошо осведомленных об этом событии тибетцев. Но, к несчастью, с тех пор тогда уже прошло семь лет. За это время в провинции Цзанг произошли большие перемены и, в связи с бегством Таши-ламы из Тибета, совершилось еще много других чудес. Кроме того, политическая ситуация была неблагоприятна как для людей, так и для событий в Цзанге. Люди, занимавшие высокое общественное положение, стали преувеличенно осторожными в отношении всего, что, казалось, могло бы прославить личность находившегося в изгнании Великого ламы или же способствовать популярности статуи Майтрейи — возведение ее, по слухам, возбудило зависть двора Лхасы.

Мы услышали следующие толкования.

Кионгбу Римпоче создал своего двойника-иллюзию. Двойник вошел в носилки, а потом отправился, как было рассказано выше, в храм Майтрейи. Этот призрак при контакте со статуей рассеялся, чего и хотел лама-маг, может быть в это время спокойно пребывавший в своем уединении.

Другой вариант: лама-маг мог из своей обители внушить на расстоянии коллективную галлюцинацию собравшейся для освящения храма толпе.

Некоторые высказывали предположение, что лама умер еще до чуда, но для освящения Таши-лунпо оставил вместо себя созданный им тульпа.

Последнее заставило меня вспомнить, как один из учеников Кионгбу Римпоче рассказал, что путем особого вида концентрации мысли можно создавать явления и для будущего. Если концентрация мысли прошла удачно, то целая цепочка созданных произвольно действий будет разворачиваться автоматически, не нуждаясь больше в содействии мага. Бывает даже, — добавил этот лама, — во многих случаях маг не в состоянии разрушить созданное и воспрепятствовать явлению произойти в назначенное время; порожденная им энергия, направленная им же на определенную цель, уже находится вне его контроля.

О психических явлениях в Тибете можно было бы сказать еще очень много.

Разумеется, обобщения одного исследователя, по не зависящим от него причинам, не могут быть исчерпывающими. Это особенно верно в отношении научных изысканий в Стране снегов, где работа протекает в исключительно трудных условиях.

Я далека от намерений прочитать курс магии или проповедовать какие-либо доктрины, трактующие явления психики. Я хочу только дать представление о том, какие толкования получают некоторые факты в этой области в одной из наименее исследованных стран в мире.

И я буду счастлива, если мой труд возбудит у кого-нибудь из авторитетных более, чем я, ученых желание провести серьезное исследование бегло упомянутых мной фактов.

Мне кажется, к изучению явлений психики нужно подходить так же, как и к исследованию любой другой научной проблемы. Возможные в этой области открытия не содержат ничего сверхъестественного, ничего, что могло бы оправдать суеверие и распространяемые некоторыми безответственными людьми бредни. Напротив, цель таких исследований — выявить механизм так называемых чудес. А чудо, которое умеешь сделать, уже не чудо.

Послесловие автора

Сразу после появления моего «Путешествия парижанки в Лхасу» очень многие — как в посвященных этой книге статьях, так и лично — интересовались, что заставило меня жить среди лам, и выражали желание получить сведения об учениях и обычаях мистиков и оккультистов Тибета.

Постаралась удовлетворить любознательность читателей. Однако из-за небольшого объема данной работы задача эта представляла некоторые трудности.

Отвечая на два различных по существу вопроса, я сперва рассказала об обстоятельствах, сблизивших меня с религиозным миром ламаистов, и об окружающем этот мир сословии колдунов всевозможных категорий.

Затем я постаралась систематизировать некоторые наиболее ярко выраженные особенности тибетских оккультных и мистических теорий и методов духовной тренировки тибетцев. Каждый раз, когда в этой связи из очень богатого запаса моих воспоминаний всплывал какой-нибудь факт, я относила его на соответствующее ему в моем рассказе место. Таким образом, здесь не может быть и речи о путевом дневнике: его форма изложения совсем не соответствует моей теме.

Иногда в процессе исследования, благодаря его специфике, возможность расширить и дополнить то или иное наблюдение представлялась мне несколько месяцев или даже несколько лет спустя.