Тайный фронт против второго фронта

7 марта 1945 года Даллес встретился с Вольфом в Цюрихе. После этого он послал в штаб англо-американских войск в Казерте и в Вашингтон ряд донесений, в которых весьма позитивно оценил свою встречу и рекомендовал продолжить переговоры. Так, в докладе от 10 марта прямо указывалось, что «этот план (то есть соглашение с Вольфом. — Л. Б.)в том случае, если успешно завершатся переговоры Вольфа с Кессельрингом, представляет уникальный шанс приблизить окончание войны, захватить Северную Италию и, возможно, при благоприятных условиях прорваться в Австрию». Уже из этих строк можно видеть, какие перспективы рисовались в воображении Даллеса. Ему было при этом безразлично, в какую опасную совместную игру с СС он вовлекает свое высшее начальство.

Более того, Даллес пошел на прямой подлог. В своем первом докладе от 8 марта он заведомо ложно сообщил, что в числе сопровождающих Вольфа лиц находится представитель верховного главнокомандования (ОКВ). Это были не такие уж безобидные слова. Дело в том, что в Казерте и в Вашингтоне не были в большом восторге от переговоров с СС и всячески искали намеков на то, что речь пойдет о военной капитуляции, что входило в компетенцию OK В. В своей очередной телеграмме — от 9 марта — Даллес перечислил участников делегации, однако не опроверг своего предыдущего сообщения. Затем в игру вступил Донован, который «отредактировал» телеграммы Даллеса. Если тот докладывал, что Вольф, «возможно, готов к заключительным переговорам», то Донован поправил: «Они, возможно, готовы дать точное обещание по поводу прекращения немецкого сопротивления в Северной Италии» (как раз этого Вольф не обещал!). С такими «коррективами» он доложил обо всем Рузвельту, государственному секретарю Стеттиниусу и главнокомандующему англо-американскими войсками Эйзенхауэру.

Английский фельдмаршал Александер проявил осторожность: 10 марта он предлагал перепроверить, насколько надежны предложения Вольфа и стоит ли за ними Кессельринг? В Лондоне согласились с этим и даже выразили некоторое неудовольствие по поводу того, что с немецкой стороны фигурируют эмиссары СС. Британское высшее военное командование высказало мнение, что можно было бы согласиться на посылку военных представителей для переговоров, однако при условии, что будет проинформирован Советский Союз. Черчилль наложил резолюцию: «Согласен». На следующий день он подтвердил свое решение: не посылать представителей, пока «не будут проинформированы русские». Однако представители Александера (генералы Лемнитцер и Эйри) были уже в пути; переодевшись в рядовых, они прибыли в Берн к Даллесу и 19 марта встретились в Асконе с Вольфом. Как раз после этой встречи и начался острый конфликт.

Итак, упорство было необыкновенное. Его источники?.

Первым из них можно назвать линию на осуществление так называемых «частичных капитуляций» соединений вермахта, в данном случае — в Северной Италии. Действительно, для врагов сотрудничества с Советским Союзом было очень важно, чтобы капитуляция соединений вермахта происходила бы по частям и вдобавок только через англо-американское командование, без участия советских представителей. Не говорю уже о том, что если бы «обнажились» целые участки фронта в Северной Италии и на западной границе Германии, то войска Эйзенхауэра и Монтгомери получали возможность необычайно быстро продвинуться в центр рейха, в Австрию, в Триест. Примечательно, что мысль о «необходимости частичной капитуляции» пришла в голову и руководителям вермахта. Кейтель, Йодль, Дёниц, Фридебург — все они видели в этом последнюю возможность вбить клин между союзниками, а заодно сохранить живую силу вермахта в англо-американском плену. Именно поэтому немецким частям отдавался приказ — стараться сдаться не советским, а западным войскам.

Даллес и Донован обещали такого рода «частичную капитуляцию» то в Италии, то на западном фронте. Но если взглянуть на реальное положение дел, то они своими действиями и докладами вводили высшее руководство США и Англии в заблуждение. Последние рассчитывали на капитуляцию немцев в Северной Италии, но именно для этого оснований не было. Это выяснилось очень скоро. После многих недель даллесовской интриги к апрелю 1945 года капитуляцией и не пахло. Вольф не смог выполнить своих обещаний, Кессельринг вообще вышел из игры, его преемник генерал Фитингоф ставил вызывающие условия. Войска группы армий «Ц» оказывали значительное сопротивление, когда после долгих проволочек 9 апреля фельдмаршал Александер все-таки решился начать наступление (на его отсрочку бесспорно повлияли швейцарские переговоры). Войска продвигались очень медленно. Зато отношения внутри антигитлеровской коалиции были значительно омрачены. Продолжался обмен резкими посланиями, в которых припертые к стенке Рузвельт и Черчилль были вынуждены оправдываться. Казалось, пришло время поставить крест на операции «Санрайз» и заняться главным: завершением разгрома фашизма. Все шло к тому, и даже Черчилль стал сомневаться в пользе закулисных интриг.

Не могу отказать себе в удовольствии зафиксировать некоторые «откровения» Карла Вольфа, которыми он поделился со мной во время продолжительной беседы. Несостоявшийся оберстгруппенфюрер прекрасно запомнил все обстоятельства своих переговоров с Даллесом и сопровождавших их событий.

…17 апреля 1945 года Вольф явился к недовольному им Гиммлеру, чтобы доложить о переговорах. Здесь на него с упреками и обвинениями в предательстве интересов рейха набросился начальник Главного управления имперской безопасности СС Эрнст Кальтенбруннер. Самое забавное было в том, что все они — по секрету друг от друга — вели переговоры с Западом. Вольф — прямо с Даллесом, Кальтенбруннер — через своего эмиссара Хёттля с тем же Даллесом, сам Гиммлер — через шведского графа Бернадотта и уполномоченных Всемирного еврейского конгресса — с УСС и английскими представителями.

Вольф не без труда отделался от упреков обоих эсэсовских бонз, причем он произвел на Гиммлера особое впечатление таким аргументом:

— Я старался не столько для военных дел, а для дня «Икс», то есть для первого дня после войны. Ведь я заложил фундамент для союза с Западом, и мне было это легко сделать при моей прозападной и антивосточной репутации…

В этом же духе Вольф держал ответ перед Гитлером, убеждая его в необходимости своих контактов. Гитлер стал рисовать ему картину того, как во время боев в Берлине столкнутся советские и англо-американские войска, и тогда придет его, Гитлера, час.

— На чьей стороне вы хотите завершить войну, мой фюрер? — спросил Вольф.

Гитлер задумался и, подняв глаза к потолку (Вольф: «Так он делал, когда провозглашал эпохальные истины для будущих времен»), сказал:

— Я присоединюсь к тому, кто мне больше предложит.

И добавил:

— Или к тому, кто первый со мной свяжется.

Вольф даже перепугался: неужели речь может идти не о Западе? Гитлер успокоил его:

— Я еще должен подумать!

Заметим, было 18 апреля, до краха рейха оставалось 20 дней. Гитлер напомнил Вольфу о злополучном полете Гесса, которому не удалось сговориться с Западом, и он «с болью в сердце» должен был отказаться от своего любимого заместителя. А Вольфу — считал Гитлер — повезло больше. Вот где лежали корни производства его в высшее звание СС! В свою очередь Гейнц Фельфе, которому пришлось беседовать с Вольфом, когда они после войны находились в следственной тюрьме Штраубинг, вспоминал такие слова Вольфа:

— Я хотел сохранить жизнь немецким солдатам, так как знал, что они вскоре пригодятся. И, как вы сегодня видите, оказался прав!

Фельфе с полным правом добавляет в своих мемуарах: «Ясно — против кого должны были пригодиться солдаты. Именно это объединяло Даллеса и Вольфа». И начальник Вольфа, кровавый рейхсфюрер СС, заботился о новом военном блоке.

Об этом — рассказ самого Вольфа:

— Под влиянием Шелленберга Гиммлер связался с шведским графом Бернадоттом и заявил ему, что, несмотря на все происшедшее на оккупированных территориях и на Востоке, он является в глазах англо-американцев вполне приемлемой фигурой как организатор наикрупнейшего антибольшевистского фронта…

Но все надежды рушились. Рушилась надежда немецких генералов обеспечить «частичные капитуляции» на северном участке западного фронта, где особые усилия к этому прилагал будущий подсудимый в Нюрнберге Артур Зейсс-Инкварт. Но вот что удивительно: активность действий в этом направлении с американской стороны не ослабевала.

Ключ ко всем достаточно многочисленным загадкам швейцарских переговоров («бернского инцидента», как его именовали в документах руководителей США и Англии) лежит, однако, не только и не столько в тех или иных интригах американских разведчиков. Смысл операции «Санрайз» — в ее политическом контексте, в политической и военной обстановке заключительного периода второй мировой войны. Того периода, символом которого является Крымская конференция «большой тройки», состоявшаяся 4–11 февраля 1945 года в Большом Ливадийском дворце. С полным правом ее именуют кульминационным пунктом сотрудничества трех ведущих держав антигитлеровской коалиции. Недаром слово «Ялта» до сих пор приводит в бешенство врагов идеи мирного сосуществования и конструктивного сотрудничества двух социальных систем.

Начало 1945 года застало нацистский рейх в предсмертных судорогах. Но и в этой ситуации победа не приходила сама собой. Как никогда раньше, необходимы были единство и решимость в нанесении окончательных ударов — ведь ничего иного так страстно не желал Гитлер, как столкновения союзников (как живописно поведал нам об этом Вольф). Однако объективное развитие событий — от Тегерана до Ялты — шло в ином направлении. Несмотря на все трудности, несмотря на наличие серьезных разногласий, Ялта принесла важнейшие результаты: