Тайный идеал тамплиеров
Шрифт:
С этой точки зрения проблема тамплиеров вызывает несомненный интерес, поскольку, если выстраивать историческую последовательность, несоответствия становятся слишком явными. Можно говорить о датах, о местах, о персонажах, но будет много элементов, которые никак не стыкуются.
С другой стороны, когда говорят о мифе, первое, что обычно приходит на ум, – что речь идет о сказке, о каком-то обмане… И пусть даже это ложь не намеренная, но уж точно фантазия, что-то выдуманное человеком.
Поэтому я считаю разумным разъяснить эти два понятия.
Да, история с ее чисто хронологическим порядком нас не всегда удовлетворяет. Но и миф – это не всегда сказка или обман.
МИФ не соответствует
Миф не интересуется заметкой в газете, он идет куда дальше, и, поскольку язык его является символическим, реальное событие, лежащее в его основе, иногда остается скрытым.
Миф и символы скрывают нечто, находящееся внутри. Скрывают не для того, чтобы уничтожить, а для того, чтобы защитить.
Когда речь идет о тамплиерах, мы встречаем гораздо больше от мифа, нежели от истории. Их история весьма коротка и имеет много несоответствий. А связанный с ними миф очень богат. Есть множество символов, эпизодов, подробностей, которые могут показаться фантастическими, сказочными, однако же они отсылают нас к чему-то, и это «что-то» мы и попытаемся разгадать.
Основатели
Я хочу остановиться прежде всего не на датах, а на людях – на тех, с кого начиналась история тамплиеров.
Есть один человек, о котором известно мало, но он представляется нам центральной осью тех событий: рыцарь по имени Гуго де Пайен (Пейн). Родился он около 1080 года во Франции. Почти все рыцари, составившие первую группу тамплиеров, были выходцами из Шампани. Считается, что он участвовал в Первом крестовом походе, что поэтому должен был хорошо знать Годфрида Бульонского (который после того, как Иерусалим наконец-то был взят, принял на себя ответственность за город), а потом, возможно, знал и Балдуина II – короля Иерусалима. О Пайене есть много разных сведений, но мало что известно наверняка. Возможно, он был официальным представителем графов Шампанских и оставался на этой второстепенной должности на протяжении нескольких лет… Известно, что он был женат, имел сына, и сын этот впоследствии стал аббатом цистерцианского монастыря.
И вот этот человек, о котором мы столь мало знаем, вскоре предстанет перед нами как организатор первой группы рыцарей-тамплиеров. Поначалу их двое, потом добавляется еще семеро, и в 1118 году уже девять рыцарей предстают перед королем Иерусалима Балдуином II и рассказывают о своем намерении защищать дороги и охранять паломников, что направляются в Иерусалим.
Королю эта идея кажется хорошей, и он предоставляет рыцарям, у которых нет никаких средств к существованию, часть собственного дворца, что находится над тем самым местом, где, как считается, был храм Соломона.
Именно поэтому этих девятерых рыцарей, очень бедных, начинают называть рыцарями Храма, храмовниками, или тамплиерами [1] .
Кроме того, монахи Гроба Господня уступают им еще один кусок земли, и наши девять рыцарей обосновываются в этом месте.
До сих пор все идет более или менее нормально, но тут на изначально бедных рыцарей вдруг проливается настоящий дождь даров и пожертвований, а спустя буквально несколько лет к ним начинает присоединяться множество людей, и среди них – весьма значимые персоны,
как, например, сам граф Гуго Шампанский. Жизнь этого человека может подтвердить нам, сколь значимым событием стало появление ордена, нужно только остановиться на некоторых обстоятельствах.1
«Храм» по-французски «тампль» (прим. ред.).
Гуго Шампанский сравнительно молод – в то время, когда возникает орден, ему не более сорока. Он, как известно, не участвовал в Первом крестовом походе, однако уже бывал в Святой Земле. Пробыв там достаточно долгое время, он возвращается на Запад и устанавливает отношения с аббатом монастыря Сито. В результате их встречи, их общения аббат Сито решает посвятить работу всего своего монастыря, всех своих людей расшифровке древнееврейских священных текстов. Создается впечатление, что они вдруг получают приказ приступить к этому особому заданию. Да еще вызывают самых знающих раввинов и мудрецов, что тогда были во Франции, чтобы те им в этой работе помогали.
Рыцари, отправляющиеся в крестовый поход
Миниатюра из «Истории деяний в заморских землях» Вильгельма Тирского.
XIII в. Национальная библиотека Франции, Париж. Фото репродукции
Граф Шампанский снова едет в Святую Землю на год, снова возвращается на Запад, снова общается с аббатом Сито. И поскольку все вроде бы идет хорошо, граф выделяет кусок своих владений для постройки монастыря, во главе которого встанет очень молодой человек – Бернар де Фонтен; в то время ему было около двадцати.
По нашим критериям оценки возраста Бернара никак нельзя считать мудрым, знающим человеком, способным организовать что-то значительное, ведь он почти ребенок.
Но этот «ребенок», который станет святым Бернаром, обладает некоторыми особыми качествами. Он действительно возведет монастырь в Клерво, окружит себя двенадцатью избранными монахами, и вместе они посвятят себя продолжению своей задачи. О какой задаче идет речь, мало кто знает и тем более мало кто сможет что-то написать.
Тем временем Гуго Шампанский хочет вступить в орден Святого Иоанна – орден госпитальеров. Но ему не разрешают, так как он женат, имеет сына, у него титул, владения… Не видя выхода из этой ситуации, отчаявшись, он не находит ничего лучше, чем отправить на Восток своего представителя Гуго де Пайена, о котором говорилось выше.
Годы спустя граф Шампанский расстанется с женой, откажется от титула, от всех владений и, будто ведомый какой-то внутренней силой, уедет на Восток, примкнет к девяти рыцарям, разделит их тайную миссию.
В этой коллизии интересно абсолютно все. Если этот человек страстно хотел воевать, сражаться с мусульманами, заботиться о святых местах, охранять дороги – в чем проблема?! Из одних только своих приближенных, рыцарей и вассалов он мог бы собрать целое войско и получить то, что хотел.
Откуда это горячее желание присоединиться к госпитальерам, а потом – к другим девяти рыцарям? Разве трудно ему было спасти свою душу, если, по общепринятой практике, со своими деньгами он мог совершить любые пожертвования и получить любые индульгенции? Откуда такое отчаяние, если только не было других причин, нам пока неизвестных?