Тайный мессия
Шрифт:
Когда я сделала, как велено, Сума вытряхнула нагретые листья в мои ладони.
– А теперь приложи их ко лбу, Биби.
Я так и сделала, закрыв глаза.
– Она больна? – услышала я голос Зении.
– У нее просто болит голова. Чем могу вам помочь, Биби Зения?
– О, я надеялась поговорить с вами обеими. Я зайду позже.
Я открыла глаза, когда Зения встала. Мне тоже нужно было поговорить с этой женщиной, выяснить, не собираются ли преподобный и его люди причинить Джессу еще больше проблем.
– Голова у меня болит
Зения снова опустилась на корточки:
– Сперва скажите мне – кто ваш сын?
Я подняла глаза:
– Вы не ходите вокруг да около, верно?
– Я давно поняла, что удобнее сразу переходить к делу.
– Поскольку вы перешли к вашему делу, позвольте мне перейти к моему. Зачем вы хотите знать, кто мой сын?
По глазам Зении я увидела, что она размышляет.
– Преподобный Джозеф не очень обрадовался ему во время их первой встречи. Может, я смогу помочь избежать этого в следующий раз. Полагаю, вы пробудете здесь еще какое-то время? Или вы тут живете?
Что-то подсказало мне, что лучше быть честной с Зенией. Это не было доверием. Я не думала, что могу доверять ей хоть на пенни, но у меня было сильное желание честно отвечать на ее вопросы, а я никогда не игнорировала свой громкий внутренний голос. В таких случаях словно бог похлопывал меня по плечу. Да и потом – какая разница? Все равно я просто вижу сон.
– Мы пробудем здесь до тех пор, пока мой сын не скажет, что пора уходить.
– Кто он такой?
Я сделала глубокий вдох.
– Вы когда-нибудь слышали историю о том, как с помощью ДНК, взятой с Туринской плащаницы, изготовили клона?
Зения нахмурилась, потом посмотрела на меня:
– Да! Это было лет двадцать тому назад?
– Так и есть.
У нее был озадаченный вид.
– И?
Я снова сделала вдох и с вызовом посмотрела на Зению – пусть только осмелится отпустить остроумное замечание!
– Мой сын – тот самый клон. Его зовут Джесс.
Сидевшая на корточках Зения резко выпрямилась, и ей пришлось опереться на руку, чтобы не упасть.
– Простите, – сказала она, приняв прежнюю позу. Брови ее были все еще удивленно приподняты. – Потеряла равновесие. Итак, другими словами, вы говорите, что выносили эмбрион клона и поэтому вы его мать?
Сума тоже уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
– Да, поэтому я его мать, хотя мы и не похожи.
По глазам Зении я видела, что она думает куда больше, чем говорит, – и придерживает при себе восклицания. Только глаза ее время от времени расширялись, говоря о лихорадочных размышлениях.
Сума прикоснулась к моей руке:
– Голова теперь меньше болит, Биби?
Я поняла, что это и вправду так, и отняла руки ото лба, стерев прилипшие к нему травы.
– Это лучше аспирина, Сума. Что это такое?
– Лантана.
– Э-э, а разве клон не погиб… Или что-то в этом роде? – вмешалась Зения.
– Да, так мы сперва всем рассказывали, просто чтобы его защитить.
Потом, когда ему было десять лет, он и вправду погиб. Сосед бросал в него камни.– Но тогда каким образом…
Этот сон начинал мне надоедать.
– Миссис Данлоп, вас ведь так зовут? – спросила я.
– Да.
– Мне очень не хочется вам об этом говорить, но вы – всего лишь плод моего воображения. И ты тоже, Сума. Вчера, или позавчера, или на прошлой неделе, уж не знаю точно, когда именно, я встала и отправилась на субботний рынок в Порлецце, как делала раньше тысячи раз.
– В Порлецце? – переспросила Зения.
– Это в Италии. В общем, стою я на рынке и вдруг – бац! – вижу перед собой моего погибшего сына.
– Невозможно.
– Конечно, невозможно! Я же не сумасшедшая. Я знаю, что вы – всего лишь плод моего воображения. Вы мне просто снитесь. Да, это длинный сон, сложный сон, но, наверное, я уснула где-то в Порлецце, а может, мне приснилось, что я отправилась в Порлеццу, а на самом деле я все еще дома в своей постели.
Сума и Зения переглянулись.
– Вы не спите, миссис Прайс. Мы настоящие и вы тоже. И деревня эта настоящая.
Взволнованная, я встала:
– Нет! Все это ненастоящее. Говорю вам – мне снится сон!
Зения тоже встала, удивленно распахнув глаза:
– Я – вовсе не плод чьего-то воображения!
Сума встала вслед за ней:
– Леди, леди!
– Вы – сумасшедшая. Я же сказала, что я настоящая.
Следующие слова вырвались у меня сами собой:
– Нет, не настоящая, и вы – чертовски противный, пронырливый плод моего воображения, если хотите знать!
– Тогда я вам докажу! – закричала Зения, протянула руку мимо Сумы и толкнула меня. – Вы это чувствуете?
Я покачнулась, разинув рот, и сдвинула брови:
– Да. А вы чувствуете это?
И я толкнула Зению в ответ. Сума отступила, крича что-то насчет костра. Одна из сережек Зении отлетела и теперь плавилась в огне.
Женщина сделала шаг назад, сердито фыркнув:
– Обычно я не одобряю такого поведения.
Я тоже шагнула назад.
– И я не одобряю, но если вы снова меня толкнете, я толкну вас.
– Проклятье! – сказала Зения, посмотрев на огонь. – Там плавятся двадцать четыре карата!
Как она может быть такой поверхностной?
– Ах, бедняжка!
Она посмотрела на меня:
– Позвольте кое-что спросить. Когда во сне вы видите, что некто готовится толкнуть вас или ударить, разве обычно вы не просыпаетесь прежде, чем это произойдет?
Я удивленно застыла и принялась думать. Обхватив себя руками, я огляделась и согласилась с тем, что сказала Зения. Да, в таких случаях я всегда просыпалась. Я почти не сомневалась, что все в таких случаях просыпаются. Я сосредоточилась на огне, на углях костра, на плавящейся сережке. Почему она носит двадцать четыре карата в джунглях? Я сосредоточилась на большой смоковнице, на висящем на ней барабане Бабу.