Тайный посол. Том 2. Черный всадник. Шелковый шнурок

– Слава Богу, успели! – воскликнул Палий, бросаясь к Арсену и разрезая у него на руках веревки.

– Арсен! Брат! – Роман схватил Арсена в объятия, поцеловал в щеку. – Мы так боялись за тебя!

А позади стоял, раскинув руки, Спыхальский и, чуть не плача от радости, улыбался. Усы его встопорщились и шевелились, как у кота. Лишь только Роман отпустил Арсена, пан Мартын сгреб его своими медвежьими лапами и крепко прижал к груди.

– Живой, голуба! Живой, холера! – загудел Арсену в ухо. – Вот скинем с тебя штаны да всыплем как следует, сорвиголова ты мой любый, чтоб знал, как лезть поперед батьки в пекло! Чтоб слушался старших, когда они уму-разуму поучают!

Оттолкнув Арсена от себя, он действительно дал ему леща по спине и вытер кулаком мокрую щеку. Чувства поляка были так непосредственны и искренни, что Арсен, смеясь, схватил его за плечи и чмокнул в жесткие, как спицы, усы.

– Благодарствую, Мартын! Благодарствую, брат! – поклонился он и сразу посерьезнел. – Думаю, вы пожаловали сюда не надолго?.. Дело сделано, пора, пожалуй, прощаться с хозяином этих покоев?

Все повернулись к Юрасю Хмельницкому. Гетман сник за столом, затравленно поглядывая на засыпанных снегом казаков, которые невесть как появились здесь.

– Челом тебе, пан гетман! – выступил вперед Палий. – По правде сказать, не чаял я уже когда-либо свидеться с тобой. Но вот довелось. Недаром говорят, гора с горою не сходятся… Почитай, лет семнадцать минуло с тех пор, как в последний раз видел тебя…

– Ты кто? – хрипло спросил Хмельницкий.

– Был когда-то казаком Нежинского полка… Помнишь такой?

– Помню…

– А теперь вольная птица: абшит получил… И стал запорожцем…

– Чего ты хочешь от меня?

– Ничего!.. Вот вызволил товарища, гляжу на тебя – неужели ты и впрямь сын Богдана?

– То есть?..

– Не верится… Если б гетман увидел, что ты натворил на Украине, выродок, он тебя сам, своими руками, задушил бы, как паршивого щенка!

– Ты пришел убить меня?

Они прямо смотрели друг другу в глаза. Почти ровесники. Палий, правда, был на несколько лет старше, но выглядел моложе гетмана. Один из них снискал славу великого неудачника в личной жизни, разорителя и губителя отчизны, мучителя и безжалостного убийцы; второй еще не был знаменит и даже не подозревал, что станет известнейшим человеком на Украине и самой светлой личностью ее истории того времени.

И вот судьба свела их и поставила друг против друга: немощного, слабовольного Юрася Хмельницкого и высокого, могучего, как дуб, сильного духом Семена Палия.

Увидев, как расширились от ужаса глаза гетмана, Палий горько улыбнулся и сказал:

– Честно говоря, ты давно заслужил виселицы, Юрий!

– Почему ты меня так называешь?!

– Ведь мы товарищи… Вылетели из одного гнезда: киевская коллегия – наша alma mater.

– Ты учился вместе со мной в коллегии?

– Да, только на два или на три года я был старше. Кстати, здесь, в Немирове, жил еще один твой товарищ и соученик по коллегии…

– Кто же это?

– Ты его хорошо знаешь – Мирон Семашко…

– Мирон Семашко?

– Да, да, тот, которого ты приказал лупцевать палками по ногам и кинул в зловонную яму.

– О Боже!

– Мы вытащили сейчас его, чуть живого, из ямы. Изувер… За одного Мирона тебя следовало бы распять! А скольких людей ты загубил вместе со своими турками да татарами – и не счесть!..

Юрась дрожал, все ниже опуская голову. Каждое слово казака звучало смертным приговором, и Хмельницкому становилось ясно, что пощады не будет.

На время в комнате наступила тишина. Все смотрели на сгорбленную спину гетмана, на его склоненную голову с черным чубом, уже покрытую серебристым инеем, на бледное, точно у мертвеца, лицо и тонкие кисти рук, безжизненно лежащие на столе, а видели – безусловно, каждый по-своему – сожженные города и села, татарские чамбулы, рыскающие по Украине, вереницы невольников и невольниц, тысячи трупов, разбросанных по степям и обглоданных волками и одичавшими собаками. И каждый понимал, что перед ними сидит человек, на совести которого значительная часть этих бедствий. И какими бы высокими, по его соображениям, целями он ни руководствовался, оправданий всему этому нет.

Тишину нарушил Палий:

– Гетман, оглянись вокруг: что ты сделал с отчизной? Что оставил после себя?.. Одни руины! Страшные руины… И кто знает, найдется ли сила, которая сможет поднять этот край из руин?.. А все началось с тебя да Выговского. Это вы своими изменами погубили творение рук Богдана! С вас начались все несчастья нашего народа! А ведь имели же войско, силу, власть… Эх!.. Дурные, неразумные головы… Но не бойся, мы не убьем тебя… И знаешь, почему?

Юрась долго сидел неподвижно. Потом, видимо, до его сознания дошли последние слова казака, и он медленно поднял голову. Однако не проронил ни слова. В глазах читался вопрос «почему?», да где-то в глубине их вспыхнула искоркой надежда.

– Потому, что ты сын Богдана! – со значением сказал Палий. – Только ради светлой памяти отца твоего даруем тебе сегодня жизнь!.. Так, друзья! Что скажешь, Арсен?

– Я согласен… Но как с ним быть! Оставить здесь небезопасно: сразу же после нашего ухода поднимет шум… Может, связать?