Тайный советник вождя

Теперь о любопытном документе, подтверждавшем старую истину: ум и глупость, слезы и смех — они всегда рядом и в таком взаимопроникновении, что не враз определишь демаркационную линию. Военная контрразведка немцев имела свои группы при всех штабах гитлеровских войск, от штабов дивизий и выше. Это — подразделения тайной полевой полиции, выполнявшие функции гестапо непосредственно в зоне боевых действий и в прифронтовых тылах. Название труднопроизносимое — Гехаймфельдполицай (ГФП). При разгроме 16-й немецкой моторизованной дивизии возле Элисты нами были захвачены бумаги одной из групп ГФП, действовавшей в на местах. Особой пользы для работы я из них не извлек, но один документ заинтересовал своей необычностью.

Пусть простят меня калмыцкие женщины за пикантные подробности, но без них нельзя обойтись, в них вся интрига. В донесении контрразведчиков, направленном вверх по инстанции, сообщалось, что среди немецких и румынских военнослужащих распространился и упорно держится слух: калмычки — женщины необыкновенные, единственные в мире, у кого детородный орган расположен не вертикально, а горизонтально. В этом их неповторимая особенность. Многие военнослужащие хотят убедиться в этом сами, добиваются расположения калмычек любыми способами и средствами, от ухаживания и подкупа до насилия. Настойчивые и повсеместные посягательства такого рода вызывают раздражение, недовольство и даже активное противодействие жителей, еще недавно встречавших оккупационные войска доброжелательно или нейтрально. Ситуация в Калмыкии, в прифронтовом тылу опасно обостряется. Разъяснения не действуют. Исходя из этого, ГФП обращается к командованию с просьбой принять строгие конкретные меры, вплоть до особого приказа о наказании тех, кто посягает на женское достоинство калмычек.

Затрудняюсь предположить, какой выход из неординарного положения нашло бы немецкое командование, но долго размышлять на сей счет фашистам не довелось, советские войска лишили их подобной необходимости, освободив Калмыкию. Так и живут где-то в Германии и Румынии бывшие вояки, не сумевшие удовлетворить своего любопытства. Теперь они могут только теоретизировать по этому поводу. Ну, это их заботы. А мы, значит, посмеялись с Окой Ивановичем вместе, когда я показал ему в Москве документ.

Хотел повеселить и Иосифа Виссарионовича, но попал, видимо, не под настроение. Он отнесся к донесению ГФП без юмора, слишком даже серьезно. Прочитав, резюмировал:

— Один балбес, распустив дурацкий слух, способен принести больше пользы или вреда, чем целый отряд профессиональных пропагандистов… Больше вреда, если дело отдано на самотек… Чего еще ждать от полуграмотного немецкого крестьянина в шинели, умеющего лишь считать доходы и расходы в пределах таблицы умножения. Чего вы хотите от неграмотного похотливого румына, для которого свет клином сошелся на мамалыге… И у нас всякие найдутся, когда за границу придем. Одни думают, что к каждому солдату по немецкой бабе прикрепят для развлечения, другие молочные реки с кисельными берегами искать будут. Надо позаботиться, чтобы без глупостей.

— Не рано ли?

— Чем раньше, тем лучше. Уже сейчас надо готовить материалы по каждой стране. Для политработников, для распространения через радио и печать. Войдем в Польшу или в Венгрию — чтобы наши люди знали, что за страна, как себя вести. Надо создать в Главпуре группу, чтобы работала над такими материалами, разрабатывала методику, инструкции. Учитывая историю данного государства, политическое устройство, экономику, народные традиции и обычаи, другие особенности. Перспективы наших взаимоотношений. Чтобы каждый боец, вплоть до последнего обозника, имел представление. — Иосиф Виссарионович снял телефонную трубку. — Товарищ Щербаков, здравствуйте… Чем занимаетесь?.. Так. Через час к вам приедет товарищ Лукашов, познакомит с некоторыми бумагами. Передаст мое мнение. Посоветуйтесь, подумайте вместе с ним. — Глянул на календарь, сделал пометку карандашом. — В четверг, в девятнадцать, доложите мне… До свидания.

10

Победа под Сталинградом принесла нам, кроме всего прочего, первую с начала войны большую передышку, я бы сказал стратегическую передышку. С марта и до июля. Конечно, бои продолжались, были и большие успехи, и серьезные неудачи, но это — обычные будни войны. Одно дело балансировать на грани полного поражения, напрягая все силы, а другое — заботиться о том, как ловчее побить противника с наименьшими утратами для себя. Непосредственное руководство военными операциями переместилось из центра вниз, где оно вообще-то и должно осуществляться: к командующим фронтами и армиями. Ставка и сам Верховный Главнокомандующий, освободившись от частных забот, обрели возможность заниматься тем, чем надлежало: основными проблемами, планированием и прогнозами. При этом пригодился и обретенный опыт непосредственного ведения военных действий, способствовавший правильному пониманию ситуации, принятию обоснованных решений. Чего, кстати, не было во всю войну у высшего немецкого командования (включая фюрера), осуществлявшего руководство в общих чертах, больше теоретизируя и следуя интуиции, нежели опираясь на практику.

Мы готовились к новым сражениям, имея целью закрепить и развить перелом, наметившийся после Сталинграда. Значительное количество наших армий, танковых и механизированных корпусов, обескровленных в боях, было выведено в резерв для переформирования, пополнения личным составом и техникой. Как ни странно, положение с техникой было лучше, чем с людьми. На полную мощь работали заводы Урала и Сибири, в том числе и эвакуированные туда. А вот призыв юношей 1925 года рождения дал нам вдвое меньше, чем призывы предыдущие: следствие того, что почти половина населения страны оказалась на территории, оккупированной гитлеровцами. Уже одно это говорило о необходимости как можно скорее освободить занятые врагом республики и области. Хорошим, надежным пополнением являлись воины, возвращавшиеся в войска из госпиталей. Росла прослойка мобилизованных из Средней Азии, но это был трудный контингент. Люди разных возрастов, не знавшие военной службы, дисциплины, плохо владевшие (или делавшие вид, что не владеют) русским языком, с трудом приспосабливались к непривычной обстановке. Некоторые любой ценой старались вернуться в родные края — об этом я еще расскажу.

Слабым, но все же утешением было то, что противник не менее нашего исчерпал наличные резервы. В Германии по новой тотальной мобилизации возрастная планка была поднята выше пятидесятилетней отметки. Брались в армию рабочие с военных заводов, подчищались тыловые учреждения. Упор и у нас, и особенно у немцев, делался не на количество войск, а на новое, более эффективное вооружение. При этом наши перспективы были значительно лучше, мы рассчитывали на пополнение за счет мужчин военно-активного возраста на освобождаемых территориях.

Переформированные, пополненные, отдохнувшие войска перебрасывались в районы, где их использование предполагалось наиболее целесообразным. Забот невпроворот, но все же это не представлялось трудным или утомительным после пережитых потрясений, после минувшего кризиса. Теперь главным было не допустить стратегической ошибки, как это случилось прошлой весной, выработать правильную концепцию проведения летне-осенней кампании 1943 года, которая, по мнению наших специалистов, предопределяла исход всей войны. Враждующие силы были примерно равновелики и одинаково напряжены. При таком положении стратегический просчет мог привести к непоправимой трагедии.

Из чего исходили у нас в Генштабе и в Ставке? Летом 1941 года, используя ряд преимуществ, немцы наступали на всем советско-германском фронте от Баренцева до Черного моря. В зимних боях, особенно в Московском сражении, противник основательно поиздержался. В 1942 году фашисты могли наносить удары не повсюду, а лишь сосредоточив основные силы на одном направлении. Они выбрали южное крыло фронта от Орла до Кавказа и добились вначале изрядных успехов. И потерпели еще более изрядное поражение. Теперь им требовалось показать и доказать, что война не проиграна, что все еще можно изменить. Не наступать, не вести активные действия они не могли. Время работало против них. Не сидеть же им сложа руки в глубинных просторах России, видя, как крепнет Красная Армия, как разрастается партизанское движение, как все решительнее начинают действовать союзники русских. Значит, надо упредить летнее наступление советских войск, первыми нанести удар, ослабить неприятеля (то есть нас) и вновь двинуться на восток. Добиться успеха, хоть и не решающего, но заметного, обнадеживающего. А там время покажет.

Все это, в общих чертах, было понятно. Как и то, что немцы не имеют сил, дабы наносить удары на всем фронте и даже на каком-то направлении. Теперь они способны вести активные действия лишь на одном участке, наиболее выгодном с оперативной точки зрения, создав там крепкий кулак. Но где и когда? — стояли перед нами классические вопросы. Не прозевать бы, не подставиться под первый дробящий удар, способный отбросить и опрокинуть противника (то есть опять же нас). Что в такой ситуации должны делать мы? Прежде всего определить главное: наступать нам или обороняться?!