Тающий человек

— Дай мне карту, — сказал я.

Он передал ее через плечо, и я отступил на несколько шагов.

— Что теперь? — спросил он.

— Ты сваливаешь, — сказал я. — У меня не приготовлена для тебя кровать, да и не хочется готовить завтрак для двоих. Встать.

Я отконвоировал его до входной двери, не спуская его с мушки, пока он не сошел со ступенек. Внизу он обернулся и весь просиял.

— Здорово вам помог, да? И все бесплатно. По доброте душевной. Я вам полностью доверяю. Я имею в виду, насчет Интерпола — вы ничего не рассказывайте им. Я хорошо разбираюсь в людях. После того как вы ушли от нас, я сказал Мими: “Вот отличный парень, который...”

— Не нужно об этом. Я знаю о себе все, что мне нужно.

— О'кей. Когда вы, наконец, поднимите машину, передайте от меня привет Отто.

Он ушел и какое-то время я слышал его раскатистый удаляющийся смех. В жизни должно быть больше таких, как он, незамысловатых людей, всегда готовых смотреть на вещи с их светлой стороны и любящих детей.

Я вернулся в дом, собрал свои вещи и сварил кофе, чтобы подбодрить себя перед дальней дорогой. Мне бы следовало отказаться от кофе, потому что тогда бы я не встретился с Аристидом.

Я взял чемодан и направился из гостиной в холл и тут увидел в окно свет подъезжающей машины. Не зная, кто это может быть, но прокручивая в голове различные возможные варианты, я подумал только об одном. Почти любого человека, приезжающего сюда в четыре часа утра, должно интересовать местонахождение “Мерседеса”. Я схватил нарисованный Тони план и засунул его под подушку одного из кресел. Затем я взял со стола ружье. Это было замечательное ружье — “Когсвелл и Харрисон”, с бескурковым эжектором и прекрасно инкрустированным ореховым ложем.

Я открыл дверь в холл и приготовился к встрече гостей.

Входная дверь открылась, и в дом вошел Аристид. Он снял берет и махнул им, приветствуя меня, а затем остановился и покачал головой, то ли сожалея о том, как я выгляжу, то ли прогоняя остатки сна. За его спиной стоял шофер — здоровый детина в голубом спортивном костюме и водительской кепи с длинным козырьком.

— Ружье, мой друг, — сказал Аристид, — не понадобится. Ты уже уезжаешь? — Он кивнул на чемодан у двери в гостиную. Затем он потянул носом воздух и спросил. — Кофе?

— На кухне. Угощайся.

— Ты должен составить мне компанию.

Он подошел ко мне, взял у меня ружье и передал его шоферу.

— Осмотри все хорошенько, Элберт. Не упусти ничего.

Он взял меня под руку, ввел в гостиную, осмотрелся, одобрительно кивнул и сказал:

— Всегда мечтал о доме в таком месте. Уединение, горы, покой и воздух настолько чист, что можно неделю в белой рубашке и она ничуть не почернеет.

Мимо нас тяжело прошагал Элберт. Я направился на кухню. Пудель встретил меня такой бурей восторга, словно я отсутствовал целый месяц. Кот открыл один глаз, а затем закрыл его и вновь погрузился в сон.

— Извини, — сказал Аристид и начал наливать кофе. Я нашел коробку шоколадного печенья и поставил перед ним. Не потому, что я хотел добиться его расположения, а потому, что я знал, что он все равно найдет ее.

— Откуда ты узнал, что я здесь? — спросил я.

— Я не знал, но я рад, что ты здесь. Мне сообщили, что здесь проживает Макс Анзермо и что место может представлять большой интерес. Лично я уверен, что все это было сделано, чтобы смутить тебя. Ты смущен?

— Не более, чем обычно. Кто тебе сообщил?

— Женщина, по телефону. Она назвалась мисс Пандой Бабукар. Конечно, имя фиктивное. Это всегда так, или имя вообще не называют. — Он тепло улыбнулся мне и спросил. — А сливки есть?

Я нашел ему сливки.

— А ты знаешь, — продолжил он, — что кофе, который так ценится на Ближнем Востоке, когда-то пили во время молитв в мечетях, а еще раньше перед гробом Пророка в Мекке? А турки когда-то обещали женщине в момент бракосочетания, что в дополнение к любви, почитанию и ежедневно исполняемым супружеским обязанностям у нее всегда будет в достатке кофе и что появлению этого гадкого растворимого состава мы обязаны твоему соотечественнику по имени Вашингтон, который, живя в Гватемале... да, Элберт?

В дверях появился Элберт.

— Он здесь, мосье.

— Отлично. Иди и побудь возле него. Мы скоро к тебе присоединимся.

— Что и где? — спросил я, когда Элберт ушел.

Аристид отправил в рот шоколадное печенье и щедро бросил одно пуделю, который ходил перед ним на задних лапах, а затем спросил:

— Этой ночью у тебя был гость?

— Нет.

— Тогда дверь взломал ты. Фомка лежит на столе в гостиной.

— Сделай мне одолжение, Аристид, — сказал я, — не оставляй главную тему разговора напоследок. У меня впереди долгая дорога и я хочу побыстрее выехать.

— Ты узнал, где “Мерседес”?

— Нет.

— Жаль.

— Почему?

— Если бы ты знал, я бы, возможно, повременил с темой. С главной темой, о которой ты только что говорил. Хороший кофе. С Мартиники. Один мой великий соотечественник, некий Дюкло, несмотря на строжайший запрет привез на Мартинику первые зерна кофе. Всегда можно узнать кофе с Мартиники — большие, закругленные на обоих концах зерна зеленоватого цвета. В это посещение ты не видел Макса Анзермо?

— Нет.

— Ты становишься односложным.

— Что ты хочешь в такую рань?

— Чтобы ты лежал в кровати и спал сном праведника. Однако это хорошо, что ты уже одет. Ты уверен, что не знаешь, где машина?

— Честно, нет.

— Великолепно. Если ты скажешь мне, где она, ты сможешь уехать, а я забуду все, что мне сказала мисс Панда, и закрою глаза на то, что видел Элберт и я сам, и даже на твои отпечатки пальцев — что, несомненно, определят криминалисты.

— Я, пожалуй, выпью кофе, а то в голове как-то сумрачно.

Он любезно налил кофе мне, а затем себе, тепло, по-совиному, улыбнулся и сказал:

— Скажи мне, где машина, и я огражу тебя от неприятностей. У меня все же есть власть, к тому же я испытываю определенную привязанность к тебе. Этой ночью у тебя был гость, иначе бы ты не собрался в дорогу в этот час. Машина, мой друг, где она?

Я зажег сигарету и покачал головой.

— Ты настаиваешь?

— Я настаиваю, — сказал я. — И, более того, я настаиваю на своих правах. Если у тебя нет никакого обвинения против меня, я хотел бы уехать. Хорошо?

Я повернулся, чтобы уйти.