Тают снега
Шрифт:
Парни захохотали. Яшка сконфуженно скрылся. И тогда, чуть побледнев от волнения, Лидия подняла голову, поглядела вокруг и крикнула:
– Кто самый храбрый, выходи, спляшем!
Парни смолкли, начали прятаться друг за друга. Только рыжий Мишка Сыроежкин в заплатанных штанах стоял возле гармониста и насвистывал в два пальца, подбадривая заробевших парней. Девки начали откровенно посмеиваться над Лидой. Одна из них церемонно раскланялась.
– Отбыли ваши кавалеры, а наши знать вас не желают!
Лида уже готова была выскочить из крута и бежать домой, но в это время в круг вышел одетый по-городскому голубоглазый
Сверкнула радость в их глазах. Ударил Макар в ладоши, подхватил Лиду за талию, и они закружились.
От большого счастья, от девичьей радости захватило дух у девушки. "Вот он какой, этот учителей сын. Веселый, оказывается, а все думают, что он гордый, не хочет с деревенскими знаться..."
Поздней ночью шли они из-за околицы домой. Макар вежливо вел ее под руку. Она впервые шла с парнем, да с каким! От этого было радостно и немного страшно. У поскотины сорвалась с жердей и бесшумно метнулась в темноту сова. В кустах послышались шаги, замерли неподалеку.
– Ой, что это, Макар?
– вскрикнула девушка и приникла к нему.
– Где?
– Да в кустах.
– Чудится тебе, - шепотом ответил он и обнял девушку.
Так они стояли долго, обнявшись, не смея потревожить ночную тишину, не решаясь поцеловаться. За кустами чуть слышно шумела Кременная, и по ту ее сторону, путаясь в вершинах темного леса, катилась луна, отражаясь блеклым пятном в реке. Силуэты прибрежных деревьев и кустов дробили это пятно на множество мелких лун, то ярких, то чуть заметных.
В кустах сонно тинькала пичужка, будто роняла из клюва капельки воды в тонкую посудину. Так и не посмев поцеловаться, Макар с Лидой пошли дальше. Луна поднялась, и впереди них закачались большие дружные тени. Макар распахнул перед Лидой ворота поскотины, сделанные из жердей. Ворота скрипнули на немазаных петлях, и снова что-то хрустнуло в кустах. По дороге стлался свет луны, и девушке было боязно ступать на эту тонкую дрожащую полоску, которая напоминала ей подвенечную фату. Возле крайнего дома в палисаднике кто-то выводил под балалайку:
За лесом солнце вы-воссияло,
Где черы-най ворон прок-рича-ал,
Пы-прошли часы, прошли минуты,
Когы-да с девчо-онкой я гуу-уля-ал...
Песня шаталась, как на ходулях. Но вот к мужскому голосу присоединился высокий женский, и она зазвучала стройней и печальней:
Прощайте, все мои подруги,
Прощайте, все мои друзья...
В тоске и отчаянии бился голос молодого новобранца, у которого кончались часы и минуты, счастливые, незабываемые, и вот он уезжает в далекие края, так, может быть, и не поцеловав свою суженую.
– Тихо как, - сказала Лида чуть слышно. Макар ничего не ответил, только сжал ей руку и так, не проронив ни слова больше, они подошли к Лидиному дому. Подошли и оба пожалели, что стоит он не в другом конце деревни.
– Придешь завтра, Лида?
– Приду, - одними губами ответила она и с закрытыми глазами стояла у ворот, прислушиваясь к его шагам.
Вдруг перед ней как из-под земли вырос большой человек. Тяжело дыша, он схватил ее за плечи, руки его вздрагивали.
– Лида, это я... не бойся меня... это я... Яшка... Лида... прости меня.. растерялся
я давеча... не смел... Лида, иль ты подразнила меня? Я видел тебя с учителевым сыном. Он вон какой!– Яков развел руками, опустил голову.
– Холостяковать мне, верно.
– Что ты, Яша, - ласково проговорила Лида, - разве мало девушек в селе? Ты ведь славный. Найдется и твоя суженая.
– Я не хочу другую, - угрюмо ответил он, - я завтра к тебе сватов пришлю!..
– Что ты, что ты!
– испугалась девушка.
– Мне еще рано замуж, не желаю.
– За меня не желаешь, а за Макарку, если спосватается, пойдешь. Пойдешь ведь?
Она помолчала и честно призналась:
– За Макара пойду. Только он не посватается.
– Посватается. Как он не посватается. Ты вон какая!
– Яшка, вероятно, поискал сравнения, но не нашел и, скрипнув зубами, исчез в темноте.
Еще было много вечеров и ночей, с луной и без луны, теплых и ненастных, но одинаково замечательных и всегда коротких. И где бы они ни были, за ними всюду следовал Яшка. Парень мучался, а на селе посмеивались над ним.
Потом настала разлука. Уехал Макар служить в Красную Армию, стал пограничником. Затосковала Лида. Ребята подначивали Якова:
– Ну, Яшка, не теряйсь теперь. Учителишки нет, свернут ему япошки на границе голову...
Яков как умел ухаживал за Лидой. А умел он сидеть возле нее и не мешал ей думать. Думала она о Макаре. Он чувствовал это, вздыхал. Похудела Лида, лицо ее немного побледнело и оттого сделалось строгим и еще более привлекательным. Грусть, поселившаяся в ее больших глазах, придавала им неизмеримую, заманчивую глубину. Сделались они бархатными, мягкими.
Все чаще и чаще в доме Степаниды стали появляться сваты, но уходили они ни с чем. Больная Степанида журила дочь:
– Чего ты, Лидка, выкобениваешъся? На что надеешься? Не нужна ты темная, неученая Макару. Не придет он к тебе. Гляди, подыхаю ведь я, чего одна-то делать будешь? А мне желательно взглянуть на зятя хоть одним глазком, узнать, с кем ты останешься на белом свете. Ради тебя тянула вдовью лямку, как же сиротой бесприютной тебя оставить?..
Не выдержала Лида, сказала Якову:
– Нет моей мочи больше. Изъела меня мама, не дождаться, видно, мне Макара, не судьба, значит. Шли хоть ты сватов...
Яков обрадовался, но, встретившись с се тоскливыми глазами, сел рядом с ней и долго молчал.
– Не надо мне, Лида, из милости. Жди Макара. Но если за кого другого зарублю!
– Яша, Яша, что ты!
– Девушка заплакала, прильнула к нему.
– Я знала, что ты такой...
Степанида умерла, и девушка осталась одна в большой избе над кругиком. Яков заколотил окна в одной половине избы, и девушка перебралась в ту, где теперь жили Тася с Сережкой. Часто допоздна просиживал у нее Яков. По деревне ползли сплетни. За Лидой укрепилась дурная слава.
Но никакие слухи, никакие сплетни и наговоры не помешали встретиться Макару и Лиде. Когда появился он в буденовке, в потертых кожаных галифе, Лида немного оробела. "Больно уж важный Макар-то. На меня и не взглянет, пожалуй".
Но Макар в первый же вечер пришел к ней да так и остался. На другой день его на улице остановил Яков и сказал:
– Будут тебе всякую нечисть плести насчет Лидии и меня - не верь. Неправда это.
– А я знаю, что неправда, - беспечно ответил Макар.