Те, кто любит. Книги 1-7
Шрифт:
Джону все это было известно. Он согласился с ее доводами. И вот он снова поднимает вопрос. Конечно, она подчинится, ведь это не предмет для ссоры.
На следующий день Абигейл получила еще одну записку, в резких выражениях критикующую ее за то, что она обменяла его секретер и стол на более дорогие. Она села за письменный стол в нише спальни тетушки. Она любила Джона Адамса, но понимала, что теперь должна быть откровенной и суровой с ним.
«Бостон. 4 октября 1764
Я весьма обязана тебе за заботу о помощи. Я готова пойти на некоторые неудобства, чтобы сократить твои расходы, которые, как мне кажется, были слишком высокими за последние двенадцать месяцев, и, хотя ты знаешь, что у меня нет особой любви к Джуде, все же,
Телега, о которой ты писал, прибыла вчера, и я послала с ней столько груза, сколько потянула лошадь. Остальные мои вещи будут готовы в понедельник после твоего возвращения из Таунтона. И тогда, сэр, вы можете забрать меня, если хотите. Надеюсь, к этому времени восстановится Ваше здоровье и спокойствие духа… Действительно, кое-что меня расстроило: мне было предложено раздражающее, тогда как успокоительное лучше отвечало бы доброй цели…»
Передав письмо в надежные руки, она легла в постель, ее зубы стучали от озноба. Ее тетка позвала доктора Джозефа Уоррена, о котором так высоко отзывался Джон Адамс. Билли сидел у ее изголовья, стараясь развлечь ее. Кузен Исаак-младший, красивый пятнадцатилетний мальчик с тонкими светлыми волосами, узким лицом и прекрасными зелеными глазами, читал ей по-французски. Она наслаждалась музыкой языка, хотя воспаленный ум не позволял внимательно следить за содержанием. Ее дядя гордился своим сыном, блестящим студентом, уже объявившим о готовности стать священником. Когда Исаак-младший вышел из комнаты, дядя сказал с довольной искоркой в глазах:
— Хвастаться — плохая манера, Нэбби, мой брат Уильям воспитал сына, ненавидящего книги. Я же, не имея образования, получу священника, которого так желает иметь твой отец.
Она послушно принимала пилюли доктора Уоррена и огорчалась, понимая, что тот был в отчаянии, будучи не в состоянии определить причину ее болезни. Она чувствовала себя ослабевшей и упавшей духом и сильно похудела.
— Нэбби, дорогая, как, по-твоему, не следует ли послать весточку твоим родителям? — спросила тетушка. — И просить их отложить свадьбу?
— Нет, тетя, мне станет лучше.
— Но это так скоро, всего через пару недель. Доктор Уоррен не знает, чем ты больна.
— Я знаю, чем больна, и найду способ вылечиться. Прежде всего вообще глупо болеть.
Она просто поддалась нерешительности, панике и страхам Джона.
Мысленно она вспомнила о первом дне, когда у нее возник интерес к Джону Адамсу. Она жаловалась кузине Ханне, что ей недостает «искр», и припомнила строку стихов доктора Юнга: «Друг стоит всех опасностей, которые мы можем встретить». Она спросила себя с прискорбием: «Какие опасности передо мной?»
Теперь она их узнала.
КНИГА ВТОРАЯ
ЭТО ЗАДИРИСТОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Абигейл уютно устроилась в своей кровати с балдахином на четырех столбах с полуопущенными занавесями, хранившими тепло от пронизывающего декабрьского ветра. В дальнем окне через неплотно задернутый занавес она видела, как кружились снежинки. Главная балка низкого потолка, покрытая темной морилкой под цвет верхней полки камина, нависала прямо над постелью и шла к похожему на иллюминатор окну, сквозь которое струился тусклый ночной свет. Под покровом стеганого одеяла ей казалось, что ее ложе напоминает судно, плывущее по морскому простору к новым причалам.
Было за полночь, и Джон спал, ритмично дыша, а она лежала, прижавшись к его спине и любовно положив руку на его плечо. Ее голова покоилась на высоких подушках, и, глядя поверх Джона, она видела ярко горевшее полено, подброшенное им в камин перед тем, как лечь спать. Над камином возвышалась деревянная панель, которую Абигейл отскоблила от сажи, накопившейся за полвека, и она стала гармонировать с плитками камина. У боковых стен стояли такого же цвета комоды,
а над ними висели английские репродукции охотничьих сцен. По обеим сторонам кровати стояли стулья для одежды и ночные столики со свечами и книгами, которые они читали перед сном.Она любила каждый уголок коттеджа. Но эта спальня была особенно дорога. От соседей в первые шесть недель замужества ей стало известно, что она не первая, а третья Абигейл в здешних местах с 1680 года, когда тут была построена первая хижина.
«Но я вовсе не собираюсь быть последней», — подумала она.
Угловую комнату за стеной Абигейл переделала в небольшой кабинет для себя. Там стоял французский секретер и книжный шкаф красного дерева, сделанный ее отцом. Сорок книг, принадлежащих лично ей, были аккуратно расставлены по жанрам: описания путешествий, подаренные дядюшкой Исааком, романы из личного собрания бабушки Куинси — «Памела», «Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо» и политические книги, принадлежавшие дедушке Куинси, — «Государь» Макиавелли, «Идея о Короле-Патриоте» Болингброка, собрание проповедей ее отца, ее собственная коллекция книг по американской истории. Оборудовав свой кабинет по образцу алькова тетушки Элизабет и подобрав схожие занавеси для единственного окна, выходившего на задний двор с колодцем, помпой и турникетом, ведущим к более старому дому Адамсов, где родился Джон, она превратила его в уютную, уединенную обитель; здесь на столе лежали ее письма, домашние счета и недочитанные книги.
От ощущения счастья она не могла заснуть. Свадьба устранила накопившееся бремя напряженности и условностей, ощущение пустой траты времени. Воплощение их любви было более восхитительным, чем она могла мечтать. Это был возвышенный, превосходный сплав плотского единения и духовного экстаза. Искренне любящие мужчина и женщина не знают ограничений в любви. Нежная и сильно возбуждающая физическая страсть, охватывавшая их каждую ночь, была жизненным даром, подобно урагану уносившему их в открытое море, а когда ураган стихал, они медленно и плавно дрейфовали к берегу, в укромный залив, где могли спокойно встать на якорь и заснуть в объятиях друг друга.
Ей вспомнился день свадьбы. В семьях жителей Новой Англии вторая дочь испытывала те же трудности, что и второй сын. У первого сына было право поступить в колледж, а у первой дочери — право на пышную свадьбу. Дело не в том, что родители не могли устроить подобную свадьбу Абигейл, просто это считалось не только ненужным, но даже неприличным. На свадьбу приглашалось такое же большое число гостей, выставлялось почти столько же яств и напитков. Семья доказала, что она в состоянии организовать превосходное свадебное торжество — изобильное и веселое.
Абигейл не придавала этому значения. Ей очень понравилась свадьба Мэри, но она была готова довольствоваться менее пышным празднеством. Ее тревожило другое: хотя в церкви было много родственников, друзей и соседей, на ее свадьбе не царило то чувство удовлетворенности, как на церемонии Мэри. Каждый желал ей благополучия, однако оставалось подспудное чувство, что привлекательная, страстная мисс Абигейл сделала не лучший выбор.
Свадебная проповедь ее отца, основанная на Святом благовествовании от Луки, прозвучала как-то неловко. Когда он читал: «В нем бес», послышался приглушенный вздох, все опустили головы и повернулись. Уж не обвиняет ли преподобный мистер Смит прихожан за то, что они настроены против Джона Адамса? Или же согласен с ними? Невысказанные мысли витали в воздухе, впиваясь в стены молельни.
Джон зашевелился в постели, слегка повернулся. Она приподнялась на локте, посмотрела на его умиротворенное лицо и вспомнила, о чем они говорили перед сном.
— Как работает Джуда? — спросил он.
Джуда работала нехотя; она довольно хорошо стирала белье, мыла полы и посуду. Но ей не нравилось, когда ее гоняли туда-сюда, из дома в дом. Абигейл узнала, что из-за Джуды между родителями Джона возникали ссоры, когда его отец, опекавший бедняков города, впервые привел в дом сироту. Она не хотела, чтобы это стало традицией.