Те, кто любит. Книги 1-7

Джон покачал головой, изображая деланное отчаяние.

— Я все еще слишком многословен, слова затмевают мою главную тему. Но я лучше знаю историю, чем Джонатан, и больше соображаю в вопросах структуры правительства.

Вышло шесть номеров газеты со статьями Джонатана, ставшими притчей во языцех Массачусетса, прежде чем Джон сумел закончить свой первый очерк, удовлетворявший его, и поместить в «Газетт» под псевдонимом Нованглус. Он поставил на первое место суть обвинения Джонатана в адрес патриотов: утверждение, что все люди от рождения равны; что короли — слуги народа; что их власть дана им народом.

Далее следовал его ответ:

«Это — так называемые революционные принципы. Но они — принципы Аристотеля и Платона, Ливия и Цицерона, Сидни, [27] Гаррингтона [28] и Локка. Принципы природы и вечного разума… Достойно удивления, что писатели, называющие себя друзьями правительства, могут в наше время и в нашей стране быть столь непоследовательными в своих рассуждениях, столь неосторожными, столь нескромными, сея сомнения в отношении их…

Автор настоящего очерка так же ошибается, утверждая, что народы, разумеется, в конечном счете проиграют. Они едва ли проиграют в случае неуспеха, ведь они смогут жить как рабы, а не оказывая сопротивления, они оставались бы рабами. Таким образом, ничто не пропадет. Если они погибнут, то нельзя сказать, что они проиграли, ибо смерть лучше рабства. Если они преуспеют, то их выигрыш огромен. Они закрепят свои свободы…»

27

Сидни Филипп (1554–1586) — английский писатель.

28

Гаррингтон Джеймс (1611–1677) — английский публицист эпохи английской революции XVII в.

Джон стал таким одержимым, словно на его плечах покоилась свобода Америки. Он продолжал выполнять роль школьного учителя, за одним исключением: занятия с детьми он начинал на кухне при свечах, когда они завтракали, съедая кашу и запивая ее горячим молоком. Он выезжал в Бостон только за тем, чтобы купить или взять взаймы нужные ему справочники, подборку памфлетов и газет. Его глаза были воспалены от чтения до глубокой ночи.

— Знаешь, Джон, ты берешь верх над Джонатаном. Люди говорят, что ты формулируешь самое убедительное обоснование точки зрения колоний, какое было когда-либо написано.

Он поднял глаза от написанных чернилами заметок, глаза, вокруг которых отчетливо обозначились черные круги.

— Так должно быть в день, когда будет доставлено решение парламента.

Джон уехал, опубликовав три очерка из намеченной серии, когда король Георг обвинил в недоброжелательстве Массачусетс и другие колонии.

Прочитав речь в «Массачусетс спай», Абигейл села за стол и дрожащей рукой написала Мэрси Уоррен:

«Жребий брошен. Вчера нам доставили такую тронную речь, которая покроет вечным позором правление Георга III, решившего привести в действие постановления, принятые парламентом, и подтвердить власть законодательного органа над всеми своими доминионами. Ответ палаты общин и палаты лордов показывает, что против нас будут приняты самые злонамеренные и враждебные меры… Мы, несомненно, предпочтем умереть как последние свободные британцы, чем жить как первейшие британские рабы… кажется, только это осталось американцам».

Вернувшись из Бостона в этот вечер, Джон попытался успокоить ее.

— Нэбби, король Георг еще не видел нашей петиции из Филадельфии. Мы должны дождаться ответа короля и парламента на нашу петицию. Я готовлю еще четыре очерка. Будем выполнять нашу ежедневную работу. Она — единственный способ определить наше будущее.

Поблагодарив его за утешительные слова, она пошла на кухню, повесила котелок над огнем, а когда содержимое закипело, налила членам своей семьи крепкий пунш с ромом.

Король Георг не удосужился ответить на петицию.

Второй континентальный конгресс должен был собраться 10 мая 1775 года.

Джон опубликовал свою двенадцатую статью и приготовился к отъезду в Филадельфию.

11

День начался как еще один апрельский после самой теплой зимы, какую помнили в Брейнтри. Дети вели себя беспокойно в ранние школьные часы, передвигая свои стулья поближе к восточному окну и подставляя плечи под теплые солнечные лучи. И вот они уже внизу у пруда. Чарли промочил ноги, бегая по лужам. Нэб пыталась выстроить в одну линию утят, вслед за матерью, плывшей впереди выводка. Джон сажал картофель, по четыре клубня в лунку, а Абигейл, сидя на пороге, сбивала масло, солнце согревало ее волосы, свободно спускавшиеся по плечам.

День был по-настоящему весенним, поля зазеленели, фруктовые деревья покрылись облачками цветов, небо было прозрачно-голубым: такая погода помогает человеку углубиться в размышления, а земле родить обильные плоды.

Но благодать длилась недолго.

Высокие напольные часы в гостиной показывали десять часов, когда Абигейл вышла на крыльцо. Вдруг послышался грохот подков на прибрежной дороге и хриплый голос мужчины:

— Сражение! Сражение на Лексингтон-Грин! Войска стреляли по нашим милиционерам! Есть убитые и раненые! Сражение, сражение!..

В просвете между домами Адамсов она увидела скачущего наездника без шляпы, в забрызганной грязью одежде, его лицо было покрыто потом и пылью, конь весь в мыле, с мундштука уздечки стекала пена.

Джон побежал ей навстречу и схватил за руку.

Абигейл позвала Пэтти и попросила ее спуститься к детям у пруда.

Вместе с Джоном она бегом пересекла дворик. Улица наполнялась людьми, бегущими к Дому собраний. Отовсюду так же стремительно собирались соседи: семьи Кэртис, Фиск, Миллер. Из кузен, мастерских, таверн сбегались дубильщики, мукомолы, бондари, канатчики, пригородные фермеры со своими кремневыми ружьями, пороховыми рожками и ранцами, готовые к немедленному выступлению, сплотившиеся за месяц до того в отряды в Брейнтри, как и во всех других поселках Массачусетса, и обязавшиеся встать в строй в течение одной минуты. Курьер вернулся из южного Брейнтри, сопровождаемый целыми семьями, на лошадях сидели по два-три человека. Приближаясь к Дому собраний, Джон и Абигейл заметили, что школа опустела, что лодочники и рыбаки в тяжелых башмаках подходят с городской пристани, спешат милиционеры от таверны Басса и группы домов, стоящих вразнобой вокруг старого дома Джона Хэнкока. Собрались все жители городка в разных одеяниях и полуодетые, в том числе семейство Куинси из Маунт-Уолластона.

Перед таверной Брекетта уже выстроились четыре роты готовых выступить по первой команде: рота капитана Сет-Тернера из Южного Брейнтри — под Деревом Свободы, три роты полка полковника Бенджамина Линкольна — на старой прибрежной дороге; собравшиеся у Дома собраний и у таверны Брекетта соединились вместе на дороге.

Каждый старался подойти ближе к курьеру. Воцарилась тишина, но обстановка была натянутой, напряженной.

Курьер начал рассказ. Толпа внимала каждому слову, подвигаясь ближе к курьеру и сжимаясь, подобно гибким березам под порывами ветра.

Накануне, в десять тридцать вечера, по приказу генерала Гейджа отряд гренадеров и легкой пехоты численностью около тысячи человек построился на общинном поле Бостона между питейным кварталом и позорным столбом, затем погрузился на лодки, переплыл реку Чарлз и высадился у фермы Фипса. Оттуда отряд пошел в сторону дороги, ведущей к Менотоми, Лексингтону и Конкорду, намереваясь застать жителей врасплох и захватить внушительный склад оружия у Конкорда в двадцати одной миле от него.

«Сыны Свободы» не бездействовали. Доктор Джозеф Уоррен вызвал Уильяма Дауэса и Поля Ревера и от имени комитета безопасности приказал им предупредить жителей, а также Джона Хэнкока и Сэмюела Адамса, которые участвовали в заседаниях комитета безопасности и находились в Лексингтоне у преподобного мистера Кларка. Дауэс выехал до того, как солдаты стали грузиться на лодки; Ревер выждал, а затем вывесил два зажженных фонаря на шпиль церкви на Олд Норт, чтобы предупредить Чарлзтаун, что британцы высаживаются с моря.

После этого Ревер переплыл на гребной лодке в Чарлзтаун, где взял скакуна, разбудил капитана Хэлла, командующего готовыми немедленно выступить милиционерами Медфорда, чтобы тот поднял тревогу, и поскакал дальше, поднимая на ноги каждую семью на своем пути, включая деревню Менотоми, и к полуночи добрался до Лексингтона, в то время как британцы лишь наполовину завершили паромную операцию.

Ревер отправился прямо в дом преподобного Кларка, чтобы разбудить Сэмюела Адамса и Джона Хэнкока и таким образом спасти их от опасности пленения. Громко и повелительно загудел колокол церкви. Милиционеры Лексингтона, численностью сто пятьдесят человек, готовые немедленно выступить, собрались на общинной земле через полчаса после полуночи в полной экипировке. Они стояли на холодном ветру в строю целый час.