Те, кто против нас
Шрифт:
— Неважно, — сказал Одиссей. — Так же, как у вас, только еще хуже. Ты что, газет не читаешь? Область почти полностью под бандитами, и у меня складывается впечатление, что у них вот-вот сложится центральная организация.
— Сложится или уже сложилась?
— У нас тут в основном пособники, своих зверей, к счастью, нет.
— Теперь уже есть, не сомневайся, — возразил Гонта. — Только не знаю: ваши собственные или приезжие. Уж больно грамотно и быстро они свои кордоны организовали. Не забывай: Нестеров удрал только вчера! — Известие приятное, — уныло произнес Одиссей.
— Мы
— Сколько сейчас у тебя активных единиц?
— Восемнадцать. И около полусотни учеников. Но с ними, сам понимаешь, еще работать и работать.
— Ты со всеми в контакте?
— Разумеется.
— Кажется, я понял, что нужно делать, — сказал Гонта. — «Звери» ищут Нестерова, не исключено, что найдут даже раньше милиции. Ресурсов у них достаточно. А мы должны идти за ними, след в след… Тебе хотя бы в общих чертах их структура известна, я надеюсь?
— Не мигай экраном, — обиделся Одиссей, — ты думаешь, мы тут уж совсем мышей не ловим?
— Тогда поднимай всех, кого сможешь. Пусть просто вынюхивают и идут по следу, держась в стороне. Ну и вокзал с аэропортом надо перекрыть — это в первую очередь.
— Полагаешь, у беглого зэка найдутся деньги на билет? — усомнился Одиссей. — А также чистый паспорт?
— У него — нет. У тех, кто его поймает раньше милиции, — вполне возможно. А мы с тобой будем ждать. У меня отчего-то такое впечатление, что долго ждать не придется.
— Если твой Нестеров не ушел в тайгу.
— А что ему там делать? — удивился Гонта. — Думаю, он не глупее нас с тобой. Но если все-таки в тайгу, нам тоже ничего не остается, кроме ожидания.
— Ты хоть объясни, почему у центра к нему такой интерес? Чего ради мы сейчас станем напрягаться?
— Не знаю, — сказал после паузы Гонта. — Интерес к нему, как ты понял, не только у нашего центра, но и у анималов. Причем очень горячий. Это ведь они его в тюрягу определили. Во всяком случае, наши считают, что Нестеров наткнулся на что-то очень важное, что может резко поменять расстановку сил. И что самое главное — как в ту, так и в другую сторону.
— Резко поменять мы можем и сами, — пробурчал Одиссей, — если только захотим. Да ведь не желаем-с. Держим эти Периметры, ковыряемся по мелочам, а по сути, постоянно проигрываем.
— Я эту тему не обсуждаю, — прервал его Гонта. — Это мы уже проходили. Кстати, лет пятнадцать назад, как ты знаешь, ни одного Периметра вообще не было… Почти ни одного, — поправился он спустя секунду. — Во всяком случае, у нас.
— Пятнадцать лет назад и хищники сидели тихо, не то что сейчас.
— С чего это ты взял? — подозрительно уставился на него Гонта. — Что-то слышу я до боли знакомые речи. Слушай, Одиссей, ты на меня произвел такое хорошее впечатление. Может, не стоит его портить?
— А чем, собственно, я тебе его порчу? — сердито сказал Одиссей. — Я принятые решения не критикую, но свое мнение
иметь могу? Имею право?— Иметь имеешь, — хмыкнул Гонта, — а раз имеешь—так имей.
— …Мне, во всяком случае, здесь, на месте, совершенно очевидно, что консолидированная акция хотя бы сотни селектов могла бы вычистить мою область до основания за полгода. И в любом другом месте точно так же. И тогда мы бы не прятались от зверей, как последние крысы.
— По семнадцатому году соскучился?
— Не тычь мне в нос семнадцатым годом. За те ошибки ни ты, ни я не отвечаем. Но сегодня-то мы знаем, какие они были! Сегодня мы знаем, чего нельзя делать!
— Мы не знаем, что можно делать — вот что самое главное.
— И никогда не узнаем, если будем сидеть, задумчиво ковыряясь в носу, — Одиссей энергично рассек воздух ребром ладони. — Они же диффузниками манипулируют как хотят, а мы спокойно смотрим, размышляя о нравственности.
— Одиссей, дорогой, я тебя очень прошу, — тихо попросил Гонта, — постарайся пореже произносить это слово «диффузники». Говори лучше — людьми. Все-таки это наш народ, в конце концов. И вообще, давай займемся делом. Времени, понимаешь ли, у нас действительно очень мало…
Он был уверен, что сумеет оторваться от погони, до самого последнего момента, после всего произошедшего он не желал даже предполагать иного исхода, пока мощный толчок в спину не швырнул его на жесткую почву. Падение оглушило Нестерова, мир подернулся туманом, в ушах зазвенело, и сквозь этот звон, словно издалека, он услышал, как переговариваются над ним преследователи.
— Ишь как рванул! Неужели еще не набегался? Не бойся, мы не менты, от нас не убежишь.
Нестерова двинули ногой по ребрам, но не слишком сильно: преследователи были горды своей победой и на беглеца не сердились. Он повернулся и сел. Парни, отдуваясь, с любопытством смотрели на него сверху вниз.
— Ну что, падла, успокоился? — добродушно сказал один — светловолосый, румяно-круглощекий, совершенно не похожий на бандита. — Смотри, не дергайся больше, а то мы тебя быстро вылечим.
— Что вам от меня нужно? — выдавил из себя Нестеров. «Все кончено, все кончено», — билась пронзительная мысль.
— Да ты не очкуй, — сказал второй с коротким черным ежиком волос, треугольником заступавшим на лоб, — поговорить с тобой бригадиру надо. Встретиться он с тобой хочет. Ты — зэк, который ноги вчера с зоны сделал? Только косяка не пори, а то здесь мы тебя и примочим. Ну?!
Не было смысла сопротивляться. Не было больше сил. —Да.
— Что — да? Ты или нет?
— Я. Что вы хотите?
— Тогда пошли, горбач, пошли, поднимайся! Поговорят с тобой авторитетные люди, может, и маза тебе какая по жизни выкатит. Но если дернешься, тебе хана, — черный выдернул из-за спины короткий широкий нож, поднес его к лицу Нестерова. — Поднимай его, Дрема!
Румяный ухватил Нестерова за отвороты куртки и без усилия поднял на ноги.
— Сейчас к нашей тачке пойдем, — диктовал черный. — Тихо, без рыпанья, чуть что — я тебе обе почки надрежу. За линялых зэков сроков не дают, ты это сам знаешь. Только спасибо скажут.