Те, кто в опасности
Шрифт:
Мулла поднял руку, призывая к молчанию, и продолжил обвинение:
— Аллах в своей мудрости и милосердии указывает, что в определенных обстоятельствах наказание может быть смягчено. После ученых дебатов с моими помощниками мы решили, что в данном случае не следует отрубать всю руку.
Он отдал приказ стражникам мечети, и после некоторой задержки один из них вывел на площадь четырехтонный самосвал. Кузов машины был доверху заполнен серыми камнями из каменоломни величиной с бейсбольный мяч каждый. Увидев это, ребенок пронзительно закричал и с громким раскатистым звуком испачкал свою набедренную повязку. Толпа заревела от смеха, когда люди увидели, в каком он ужасе.
Стражники уложили вырывающегося ребенка на живот. Двое держали, третий связал ему запястья шнуром из сыромятной кожи и вытянул обе руки прямо вперед на земле. Мулла
Все тело мальчика содрогнулось, и он завизжал, как поросенок, которого режут, но его крик не смог заглушить треск ломающихся костей, когда руки оказались под огромной тяжестью груженого самосвала. Стражники отпустили мальчика, но он лежал, содрогаясь всем телом. Какой-то мужчина поднял его и подтолкнул в сторону боковой улицы. Изуродованные руки не слушались малыша, висели вдоль тела. Он сделал несколько шагов, и руки гротескно удлинились, мышцы, больше не поддерживаемые костями, растянулись, так что пальцы едва не касались земли.
— Аллах в своем милосердии и мудрости пощадил руки вора, — громко произнес мулла, и зрители хором отозвались:
— Аллах милосерден! Аллах велик!
Привели еще двух преступников с руками, связанными сыромятными ремнями. Это были мужчины: один средних лет, второй — поразительно красивый молодой человек с изящной женственной походкой. За каждым осужденным шел палач и нес перед собой кривой арабский ятаган.
— Эти низменные твари виновны в самом извращенном и противоестественном преступлении против Бога и всех верующих, — загремел мулла. — Они совершили грязный грех народа Лота, поступали друг с другом, как мужчина поступает с женщиной. Четыре надежных и разумных свидетеля показали, что они виновны. По приговору шариатского суда оба они будут обезглавлены.
Толпа одобрительно закричала и стала восхвалять мудрость Аллаха, который защищает их от зла.
Пленников заставили встать в центре площади на колени лицом друг к другу, так, чтобы каждый видел вину в лице другого. Толпа затихла в напряженном ожидании. Глядя в лицо своему любовнику, юноша вдруг звонко закричал на всю площадь:
— Моя любовь к тебе сильнее моей любви к Аллаху!
Мулла заревел, как раненый бык:
— Рубите! Рубите голову святотатцу!
Палач, стоявший за юношей, обеими руками поднял над головой ятаган и опустил лезвие, описавшее сверкающую дугу. Голова юноши соскочила с плеч, и несколько мгновений из перерубленной шеи бил алый фонтан. Потом обезглавленное тело повалилось вперед. Старший мужчина горестно завопил и бросился на труп любовника. Двое стражников схватили его за плечи и снова поставили на колени.
— Рубите! — крикнул мулла.
Палач взмахнул лезвием, и лишившийся головы мужчина упал на первый труп, соединившись в смерти с возлюбленным. Зрители возбужденно кричали и славили имя Аллаха и его пророка. Некоторые женщины, не выдерживая жары и кровавого возбуждения, теряли сознание. Никто из толпы им не помогал, никто не вмешивался. Гектор оглянулся и увидел, что Кайла среди тех, кто как будто не выдержал. Он подозревал, что Хейзел просто приказала дочери изобразить обморок, чтобы не видеть дальнейших ужасов.
Последней для наказания вышла женщина. Из-за длинной абайи и плотной черной вуали трудно было определить ее возраст, однако двигалась она под этим непроницаемым одеянием, как молодая девушка, гибкая и стройная. Она встала на колени перед муллой и опустила голову с видом полной покорности.
— Эту замужнюю женщину муж и четверо надежных свидетелей обвиняют в смертном грехе прелюбодеяния. Ее соучастник признал свою вину и уже получил сто ударов тростью. Шариатский суд в непогрешимой мудрости, которой наделили его Аллах и его пророк, приговорил эту женщину к смерти через побивание камнями.
Мулла сделал знак одному из стражников мечети, и снова показался большой самосвал. Он медленно объехал площадь и четырежды останавливался, поднимая кузов и вываливая перед толпой груду камней. Камни были тщательно подобраны в соответствии с решением шариатского суда. Они должны были быть не слишком мелкими, способными причинить достаточно серьезное увечье, но и не такими крупными, чтобы убить женщину одним ударом по голове. Мужчины возбужденно выходили из первых
рядов и выбирали камни, взвешивая их в руке. Следуя обычаю, Гектор вынужден был присоединиться к ним, но, наклоняясь за камнями, почувствовал в горле привкус рвоты. Посреди площади уже выкопали яму, достаточно глубокую и широкую, чтобы вместить тело женщины по пояс. Землю, выброшенную из ямы, грудой навалили рядом. Когда приготовления к казни завершились, стражники заставили осужденную ничком лечь на землю лицом вниз. С грузовика сняли большой тюк белого холста и закрыли им женщину, начиная с ног, как закутывают труп в саван. Два стражника подняли ее и отнесли к яме, потом вдвоем опустили ногами вниз. Женщина стояла, верхняя часть ее тела виднелась над ямой. Стражники схватили лопаты, воткнутые в груду мягкой земли, и стали засыпать яму, а потом утрамбовали землю ногами. Теперь женщина не могла пошевелиться, могла лишь поворачивать торс из стороны в сторону и наклонять голову, но и только.Ожидая знака муллы, мужчины играли камнями, смеялись и болтали, спорили, кто первым попадет в голову осужденной. Мулла прочел короткую молитву, испрашивая у Аллаха благословения и снова рассказав о провинности женщины.
Вперед вышел муж: ему принадлежало право первым бросить камень. Мулла благословил его и посулил одобрение Аллаха, а потом крикнул в громкоговоритель:
— Выполни свой долг перед законом!
Муж приготовился, старательно прицелился и бросил камень, вложив в бросок всю силу руки и тела. Камень попал женщине в плечо, и она закричала от боли. Мужчины радостно заорали, завопили и принялись швырять камни, которые держали наготове; не успевал камень коснуться цели, как каждый снова нагибался и брал второй. Воздух заполнился летящими камнями, но вначале большая их часть пролетала мимо цели. Один или два попали в женщину. Крича от боли, она тщетно старалась увернуться от летящих снарядов. Наконец камень попал ей в голову. Он ударил точно в лоб, и от удара запрокинулась голова. И почти сразу белая ткань окрасилась кровью. Женщина уронила голову на грудь, напоминая увядший цветок на стебле. Очередной камень попал ей в висок, и голова качнулась в другую сторону. Вскоре женщина перестала подавать признаки жизни, но камни продолжали с глухим звуком ударять в ее неподвижное тело.
Наконец мулла возблагодарил Аллаха за то, что Он направил всех на богоугодное дело, а потом вместе с остальными священнослужителями вернулся в зеленую мечеть. Мужчины побросали последние камни, и толпа начала расходиться. Люди уходили поодиночке или небольшими группами, оживленно переговариваясь. Вокруг полупогребенного трупа собралось несколько озорных мальчишек, они в упор бросали камни в разбитую голову и весело смеялись, когда попадали.
— Можно уходить, — тихо сказал Гектор Тарику. Они встали и присоединились к зрителям, покидавшим площадь. Гектор оглянулся всего раз, чтобы убедиться, что Хейзел и остальные женщины идут за ними. Тарик отвел их на базар, где продавцы снова раскладывали свои товары на пыльной земле. Отвлекшийся было на казнь город как ни в чем не бывало возвращался к нормальной жизни. Большая открытая площадка на дальней стороне базара служила местом стоянки пассажирских автобусов и грузовиков, а также караван-сараем для прохожих и проезжих. Вокруг костров и возле открытого источника воды в центре на земле сидели люди.
Тарик купил у одного из торговцев вязанку дров, баранью голову и несколько сочащихся кровью кусков мяса. Далия заняла за другими женщинами очередь за водой. Как только разгорелся огонь, все собрались у костра и смотрели, как жарятся бараньи ребра. Поскольку собрание было не общественное, а семейное, Хейзел и Кайла, по-прежнему в бурках, могли сидеть рядом с Гектором. Они молчали; страшное зрелище, свидетельницами которого им пришлось стать, подействовало на них угнетающе. Первой заговорила Хейзел:
— Я велела Кайле не смотреть. Слава Богу, некоторые женщины не выдержали, поэтому Кайла не бросалась в глаза. Мне жаль, что я смотрела. Я никогда этого не забуду. Это не люди. Даже в худших кошмарах я не могла себе представить то, что они делали с Кайлой и с этими беднягами сегодня. Мне казалось, что ислам — религия мира и доброты, любви и прощения. А не чудовищная оргия фанатизма и жестокости, которую мы сегодня наблюдали.
— Средневековое христианство было таким же жестоким и варварским, — напомнил Гектор. — Задумайся об испанской инквизиции или о крестоносцах, о десятках других войн и преследований именем Иисуса Христа.