Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент
Шрифт:
– Как поднимемся наверх, будет «Лас-Альдеас», суньор.
Индеец пошел с лошадью вперед, чтобы предупредить о приезде Каналеса его приятельниц, трех сестер – старых дев, чья жизнь текла мирно и тихо: от троицы до ангины, от поминок до простуды, от флюса до колотья в боку. Они выслушали новость. Чуть не упали в обморок. Приняли генерала в спальне. Гостиная не годилась. В деревнях таков обычай, что гости, входя, кричат на весь дом: «Аве Мария! Аве Мария!» Генерал рассказал им о своем несчастье прерывающимся, угасшим голосом, смахнув слезу при упоминании о дочери. Они плакали так горько, так горько, что па момент забыли о собственном горе, о смерти мамы, по которой носили глубокий
– Мы, конечно, будем содействовать вашему побегу, хоть напоследок. Я пойду поговорю с соседями… Вот когда вспомнишь о контрабандистах… Ох, я знаю! Все броды через реку охраняются полицией.
Старшая, говоря это, вопросительно посмотрела на сестер.
– Да, моя сестра права, генерал, мы поможем вам бежать, а так как вам не мешает взять с собой немного провианта, пойду приготовлю еду.
К словам средней сестры, у которой от страха даже перестали болеть зубы, присоединилась младшая:
– И раз вы здесь у нас проведете весь день, я останусь с вами, чтобы вам не было так грустно.
Генерал растроганно посмотрел на сестер – то, что они делали для него, не имело цены – и попросил их тихим голосом простить его за беспокойство.
– Что вы, что вы, генерал!
– Не надо, генерал, не говорите так!
– Дорогие мои, я вижу, как вы добры ко мне, но я ведь понимаю, какой опасности вы себя подвергаете…
– Это долг друзей… А вы, генерал, можете себе представить, генерал, как нам тяжело после смерти мамы…
– Скажите, отчего же умерла ваша матушка?…
– Вам расскажет моя сестра; а мы пойдем займемся делами…
Так сказала старшая. И вздохнула. Потом пошла в кухню; тихо скрипел под платьем корсет. Среди старых экипажей, около курятника средняя сестра приготавливала сверток с провизией.
– Ее невозможно было перевезти в столицу, а здесь не могли распознать болезнь; вы ведь знаете, генерал, как это бывает. Болела и болела… Страдалица! Она умерла в слезах, потому что оставила нас одних-одинешенек на белом свете. Так пришлось… И к тому же представьте себе наше положение сейчас: мы не знаем, как расплатиться с врачом, он за пятнадцать визитов хочет взять с нас сумму, примерно равную стоимости этого дома, то есть все, что мы унаследовали от отца. Простите, одну минуту; пойду посмотрю, чего хочет ваш парень.
Когда младшая сестра вышла, Каналес задремал. Глаза закрыты, тело как пух…
– Что тебе?
– Смилуйся, скажи, где мне можно присесть…
– Вон там, видишь?… За экипажами…
Сельская тишина ткала сон спящего генерала. Благодарностью дышали засеянные ноля, нежностью – зеленеющие всходы и полевые цветы. Утро прошло, наполненное страхом куропаток, которых охотники осыпали дробью; черным страхом перед свежей могилой, которую священник окропил святой водой; проделками молодого бычка – игруна и упрямца. На голубятне в патио старых дев произошли важные события: смерть соблазнителя, помолвка и тридцать совокуплений под солнцем… «Вот какие у нас дела! Вот какие у нас дела! – говорили голуби, высовываясь из окошек своих домиков. – Вот какие у нас дела!»
В двенадцать часов генерала разбудили и пригласили обедать. Рис в листьях чипилина [150] . Мясной бульон. Косидо [151] . Курица. Фасоль. Бананы. Кофе.
– Аве Мария!…
Голос политического начальника [152] прорвал обед. Сестры побледнели, не зная, что делать. Генерал скрылся за дверью.
– Не надо так пугаться, душечки, я же не дьявол о семи рогах!
Просто беда, как нерадушно вы гостей встречаете, а я-то к вам так распрекрасно отношусь! И вы это великолепно знаете!150
Чипилин – ароматическое растение, употребляемое в пищу.
151
Косидо – блюдо из мяса с овощами.
152
Политический начальник – назначаемое правительством лицо, которому принадлежит власть в деревне, городе и т. д.
Бедняжки совсем лишились дара речи.
– И… даже шутки ради войти не приглашаете и стул не предлагаете… хоть на пол садись!
Младшая подвинула стул представителю высшей власти в деревне.
– …шое спасибо, так-то. Однако кто же это обедает с вами? Я вижу, накрыто па троих да еще четвертый прибор?…
Три сестры одновременно уставились на тарелку генерала.
– Это… Разве?… – пробормотала старшая; хрустнули до боли сжатые пальцы.
Средняя сестра поспешила на помощь:
– Не знаю, как вам объяснить; дело в том, что после маминой смерти мы все равно ставим на стол ее тарелку, чтобы не чувствовать себя такими одинокими…
– Сдается мне, вы становитесь спиритками.
– А вы обедали, майор?
– Благодарение божье, меня сейчас покормила супруга, и не успел я отдохнуть после обеда, как пришла телеграмма от министра внутренних дел с распоряжением возбудить против вас дело, если вы не рассчитаетесь с врачом.
– Но, майор, это же несправедливо, вы же видите, как это несправедливо…
– А хоть бы и несправедливо – там, где вещает бог, помалкивает дьявол…
– Разумеется!… – воскликнули три сестры со слезами на глазах.
– Мне очень неприятно огорчать вас; итак, вам уже известно: девять тысяч песо, дом или…
По тому, как он встал и зашагал к двери, бесцеремонно повернувшись к ним огромной спиной, спинищей, похожей на ствол сейбы, было видно, что гнусный замысел врача близок к свершению.
Генерал слышал, как плакали сестры. Они заперли входную дверь на засов и щеколду, боясь, что майор вернется. Слезы орошали куриное жаркое.
– Как ужасна жизнь, генерал! Какой вы счастливый, что навсегда покидаете эту страну!
– Чем же они вам угрожают?… – прервал Каналес старшую сестру, которая, не вытирая струившихся ручьями слез, обратилась к сестрам:
– Скажите…
– Тем, что выбросят маму из могилы… – прошептала младшая.
Каналес уставился на сестер и перестал жевать:
– Как это так?
– Вот так, генерал, грозят, что выбросят маму из могилы…
– Но это же неслыханно…
– Что и говорить…
– Да. Вы не знаете, генерал, что врач у нас в деревне подлец высшей марки; пас предупреждали, но все, видно, надо испытать на собственной шкуре; мы с ним связались. Что вы хотите! Трудно представить себе, какие есть гадкие люди…
– Еще редисочки, генерал…
Средняя сестра протянула блюдо, и пока Каналес брал ре-писку, младшая продолжала рассказ:
– Вот мы и поплатились… Его подлая затея состоит в том, что он строит заранее склеп, если у него есть тяжелобольной'; ведь родные меньше всего думают о могиле… Наступил момент – Так случилось с нами, – и, чтобы не положить маму в сырую землю, мы согласились взять место в его склепе, не зная, чему себя подвергаем.