Те же и Скунс

Господи, как хорошо, что у Вовки оказался такой влиятельный папенька, царствие ему небесное. Ведь уже вовсю была Перестройка, и даже телефонный звонок из Смольного решал дело далеко не всегда…

Шлыгин прошёлся по кабинету, потом вернулся за стол. Он давно бросил курить, но обстановка требовала разрядки. Михаил Иванович опять выдвинул ящик и взял пачку «Мальборо», которую держал для гостей.

И в это время свет в коридоре мигнул и вырубился совсем. Шлыгин уронил сигареты и снова схватился за пистолет: ему показалось, будто из темноты на него вправду уставились чьи-то глаза, а против двери начала оформляться расплывчатая, неясная тень.

– Кто там? – чувствуя, как пересыхает во рту, громко спросил бизнесмен. – Эй, кто там?..

От напряжения у него, похоже, начались глюки, потому что не мог же, в самом деле, из коридора действительно долететь негромкий и совсем не весёлый смешок…

Вломившиеся эгидовцы застали внутри гаража совершенно замечательный натюрморт. В плотном брезентовом коконе спал всё-таки живой, хотя и жестоко измордованный Женя. Пустые шприцы и ампулы из-под глюкозы, морфия и солюмедрола свидетельствовали о грамотно оказанной помощи. В нескольких шагах от Крылова остывали три мертвеца. Их личности ещё предстояло установить; бесспорным являлся пока лишь факт зверской расправы, учинённой над всеми троими. Кто-то безжалостный и хладнокровный очень по-деловому отправил их на тот свет, и хирургическим гуманизмом этот кто-то явно не был обременён.

Первое подозрение пало на Славика, который вяло сидел в рассыпавшихся коробках, уронив голову и безжизненно откинув руку со «стечкиным». Почти сразу, однако, стало понятно, что всё это инсценировка. Причём довольно небрежная. Скорее издевательская, нежели предназначенная ввести правосудие в серьёзное заблуждение. Судя по багровым отметинам на шее и вздувшейся шишке, Славика сперва слегка придушили, а потом ещё стукнули по головке. Он, конечно, скоро очнётся, но ничего толкового не расскажет…

Явных следов «героя дня» в гараже, как и следовало ожидать, не нашлось. Не считать же таковыми цепочку жирных мазутных отпечатков, начинавшихся возле подъёмника и уводивших во внутренние помещения фирмы! Это было откровенное приглашение, и Лоскутков решил принять его. Хотя, если он что-нибудь понимал, убивец был уже весьма далеко. Багдадский Вор остался с Женей, Игорь Пахомов и Филя присматривали за обстановкой, Кефирыч пошёл к воротам – встречать милицейскую группу. Саша и Катя взяли Степашку и отправились по следам.

Мазутные отпечатки, хорошо видимые на светло-голубом ворсистом паласе, привели их на второй этаж, к Директорскому кабинету. Там горел свет, дверь была настежь открыта, а против неё в стене красовалась дырка от пули. Катя первая увидела её и показала своему командиру.

Человек, положивший троих в гараже, не входил внутрь. Просто постоял некоторое время возле двери а потом ушёл дальше по коридору, и там хлопали на ветру распахнутые створки окна. Шлыгин сидел в дальнем углу обширного кабинета, в кресле возле невыключенного компьютера. Перед ним на столе лежал пистолет и пальцы ещё стискивали рукоять. Голова же бизнесме на была неестественно запрокинута, и в левой глазнице торчала ржавая шляпка гигантского строительного гвоздя, прилетевшего из темноты.

– Кира, поехали, – простонал Снегирёв. – Поехали домой…

Адреналин дотла сгорел в жилах, к левому плечу было не притронуться, и подбирался озноб.

Он снова сидел в своей «Ниве» возле высокой арки, где мокрый снег уже заровнял получасовой давности следы от колёс, и в приоткрытую дверцу со свистом задувал ветер. Присутствие Киры было настолько реальным, что он физически ощущал её рядом с собой. Вот она садится в машину, кладёт на колени сумочку и протирает очки извлечённым из кармана платочком:

«Как хорошо, что ты здесь оказался… Поехали скорей, а то Стаська ждёт…»

И растворяются, не посмев подойти, чьи-то шаткие тени, возникшие было из-за угла…

Алексей протянул руку, но пальцы ткнулись в холодную обивку сиденья. Он судорожно вздохнул, сгорбился и опустил голову на руль, чувствуя, как по щекам текут слезы. Огненный жгут пульсировал в груди возле сердца. Надо, наверное, подъехать к дому с шишечками; быть может, Кира ждёт его там?..

Сильный порыв ветра ворвался в раскрытую дверцу, хлестнув Снегирёва порцией мокрого снега. Алексей выпрямился, как от удара, ощерил зубы и врубил передачу. «Нива» яростно взревела, наполнив узкое пространство под аркой оглушительным эхом, и выскочила на проспект. По идее, со двора надлежало выворачивать только направо, но Снегирёву было решительно на всё наплевать. Взметая облако брызг, «Нива» рванула налево, преодолела пятьдесят метров до перекрёстка с Бассейной, выбралась на нужную полосу и полетела в сторону центра. Наёмный убийца думать не думал ни о какой конспирации, но, на его счастье, поздний час и свирепая непогода полностью вымели с Московского и машины, и пешеходов. Никакие случайные глаза не видели его рискованного манёвра. А с усиленными нарядами милиции он нечаянным образом разминулся.

Возвращение к прошлому

Где-то у вас соловьи посходили с ума. Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз… А у меня всё никак не проходит зима. А у меня всё метели, снега да мороз. Где я прошёл, те дорожки давно замели Мёртвые листья да снег над пожухлой травой… Белые крылья мелькают в далёкой дали. Чёрные крылья – над самой моей головой. Я бы поверил своей незакатной звезде. Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет. Серые сумерки гаснут, едва поредев. Серое небо в себя не пускает рассвет… С каждой зимою всё больше жестоких потерь, Только растёт и растёт неоплаченный счёт. Белые крылья всё дальше относит метель. Чёрные крылья почти задевают плечо. Отсветы гаснут, грядёт окончание дня. Кто-то уснёт и увидит волшебные сны О негасимой надежде… А здесь у меня — Осень да осень. И больше не будет весны. Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон? Ляжет прямая дорога, светла и чиста… Белые крылья скрывает седой горизонт. Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят… [34]

34

Стихи М. В. Семёновой.

– Шма-Исраэль!.. Без вас тошно!..

Тётя Фира досадливо выключила радио, прекратив выступление «Синяков», и, завернувшись в пуховый платок, снова ушла зябнуть к огромному полукруглому окну, наполовину залепленному мокрыми хлопьями.

Так называемое радио, сменившее начавший заговариваться трёхпрограммник, было хорошим современным музыкальным комбайном, и приволок его в дом, естественно, Алексей. «Смотри, дождёшься, – предрекла по этому поводу Таня Дергункова, когда Алёша опробовал приобретение и понёс в мусорку пустые коробки. – Упакует комнатки, а тебя по башке – и сам жить поселится!»

Вот тут и сказалось тлетворное влияние жильца. Тётя Фира, которая ещё полгода назад только и способна была бы некоторое время «пускать пузыри», а потом скорее всего расплакалась бы у себя на диване, – эта самая тётя Фира мило улыбнулась водочнице и ответила со спокойным достоинством: «Вы, Таня, говорите так потому, что у вас совсем другие знакомые. Не видали вы хороших людей, моя дорогая. Только таких, которые вас чуть что в милицию с потрохами сдадут…» И удалилась по коридору, и Дергункова целых пять минут не могла собраться с мыслями для ответа.

А вот теперь тётя Фира сидела одна в темноте, и ей было страшно. Алёша успел стать неотъемлемой частью её жизни, и мысль, что с ним что-нибудь может случиться, казалась чудовищной и невозможной. Кирочка некогда рассказывала ей о гибели Кости. О том, как ей снился по ночам перевёрнутый и горящий геодезический грузовик и раненый Костя, отстреливающийся из-за колеса… Тётя Фира куталась в тёплый платок (Кирочкин, между прочим, подарок), грела замёрзшие руки в Васькиной лохматой шерсти и смотрела в окно. И перед глазами у неё неотвязно стояло нечто навеянное тем давним рассказом, но только с поправкой на заснеженное шоссе. Ивангород, конечно, неблизко, но сколько можно ехать туда и обратно, если старт был назначен на девять утра?.. Крутой поворот на скользкой дороге… Свалившийся в канаву перевёрнутый грузовик… Алёшина неживая рука, торчащая из-под снега…