Театр Черепаховой Кошки

— Он… — Полина помолчала, подбирая слова и примеряя новый кусочек пазла, — …он художник. Мы познакомились на улице, он предложил написать мой портрет.

— И ты согласилась?

— Согласилась, конечно. А куда мне было еще идти? Или к нему, или к тебе, а тут я и так всем уже надоела…

— А домой?

— Мама… — И Полина прихватила зубами губу, словно прикусила за хвост готовое сбежать слово. — В общем, ты же знаешь, я не люблю дома. А твои еще не звереют от того, что я все время тут?

— Нет-нет, что ты! — Саша осторожно встала и пошла через комнату, чтобы поставить, наконец, тарелки на письменный стол. — Им вообще не до нас, у них какие-то свои дела. Я их почти не вижу…

Казалось, Полина не слушает. Она сосредоточенно перебирала амебы пазлов, всматриваясь в их ложноножки.

Саша помолчала немного, а потом задала еще один вопрос:

— А сколько ему лет?

— Много, — тут же ответила Полина. — Он намного старше меня. И он женат, конечно: в его возрасте, я думаю, неженатым быть просто неприлично.

— И у вас с ним…

— Он мне сразу предложил обнаженную натуру. И я согласилась, да. И на многое другое тоже. А знаешь, где я бываю, когда не у него и не у тебя?

— Где?

— Я хожу на концерты. Все концерты и антрепризы, которые тут бывают — с известными артистами. Их привозит одна и та же фирма. У них администратор Валера — может быть, видела: ущербный, все время ходит по фойе, приволакивая ногу, и глаз один у него всегда прикрыт — так вот, Валера меня пропускает бесплатно. Там бывает и три, и пять тысяч за билет. А за это я в перерыве даю ему пощупать свою грудь.

— И тебе… И как тебе это?

— Да, собственно, никак. Я почти ничего не чувствую. Просто стараюсь смотреть куда-нибудь в сторону.

Саша почувствовала гадливость. Тошнота подбиралась к горлу, по диафрагме пробегали ледяные волны спазмов. Вдруг оказалось, что Полина не такая уж беззащитная и вообще не такая, какой Саша ее себе представляла: в этом ледяном тоне не было ни ранимости, ни чувствительности, ни чувственности. Но на всякий случай Саша все-таки спросила:

— А что историк?

— Да он тоже ко мне пристает, — ответила Полина, и в ее голосе Саше почудилось хвастовство, мол, вот я какая, все мужчины любят только меня. — Вадик с докладом был у него всего два раза, а меня историк просит приходить каждую неделю.

И Полина коротко хихикнула: вызывающе, может быть, даже с торжеством. А потом поставила на место еще один кусочек пазла.

Глава шестая СОАВТОР

1

Иногда Михаил оставался на съемной квартире до утра, чтобы увидеть, как Рита встает на работу. Он просыпался за пятнадцать минут до нее, и к тому моменту, когда мобильный телефон на выдвижной доске секретера начинал вибрировать и вертеться на месте, он уже сидел у окна одетый, тщательно причесанный и гладковыбритый.

Михаил смотрел, как Рита просыпается: она высовывала из-под одеяла то руку, то ногу, потирала глаза, потом вытягивалась через узкий проход между диваном и секретером, так что одеяло свисало по обеим сторонам, как попона, и, наконец, выключала будильник. Потом запускала компьютер, чтобы за завтраком посмотреть почту и новости. Затем непременно подходила к окну и долго стояла, вглядываясь в улицу: стояла, как была, в майке, через которую просвечивали соски, и в трусах. Затем делала шаг вглубь комнаты и снимала с себя майку. Свет был включен, и он отлично видел ее сквозь тонкий тюль, который только притворялся преградой.

Михаила очень возбуждали краткие мгновения ее наготы, он мучительно жаждал продлить их и этим утром придумал как. Он включил аську и, едва только Рита стянула майку, отправил сообщение:

— Привет!

Рита вздрогнула и замерла.

Аська никогда не оживала утром.

И уж тем более Рита не ожидала, что к ней постучится Вестник.

Вестник был исключительным. Он писал замечательные рассказы: мрачноватые, страшные, тягучие, с неизменно неожиданным финалом. Он быстро стал одним из форумных любимчиков, но всегда поддерживал Риту, тогда как остальные в основном ругали.

А теперь он впервые стучался к ней в аське.

Рита замерла, стараясь унять сердце, которое билось у нее в горле, как рыба в садке. Майка осталась зажата в руке. Рита пошла к компьютеру прямо с ней, потом вернулась к стулу, чтобы повесить ее на спинку, но так и не повесила.

Обилие бессмысленных движений испугало ее саму. Еще вчера Рите казалось, что она не испытывает к Вестнику каких-то особенных чувств, но выходило, что они таились где-то внутри, глубоко, неосязаемо и незримо, словно огромные пресноводные рыбы под извилистыми корягами.

— Привет! — ответила она и прикрылась рукой, словно выключенная веб-камера могла передать через аську изображение ее обнаженной груди.

— Извини, что так рано, — тут же отозвался Вестник. — Увидел, что ты в Сети, и вдруг понял, что соскучился.

Рита почувствовала, как смущение ожгло ее лицо огнем. Она села перед компьютером и положила руки на клавиатуру, забыв о том, что не одета.

— Может быть, я не вовремя? Ты, наверное, опаздываешь на работу?

— Нет, что ты! — ответила Рита, и это было откровенной ложью. — Я встаю немного заранее. По утрам хорошо пишется.

— Значит, я мешаю писать? Извини. — И Вестник прислал смайл, который протягивал Рите алую розу.

— Нет, я всегда рада с тобой поговорить.

— А что ты пишешь?

— «Детей Луны», что я еще могу писать? — И Рита тоже улыбнулась желтой компьютерной улыбкой.

— Слышала про новый конкурс?

— Нет. А что там?

— Эротика. Давай напишем что-нибудь в соавторстве. Мне кажется, у нас получится.

— Правда?

— Я помню ту твою фотографию. У тебя очень красивая спина. Я хочу написать про эту спину.

— Но сейчас-то я другая. Почти на десять лет старше.

— А ты сфотографируйся, пришли мне снимок, и я скажу, какая ты…

— Вряд ли это вдохновит тебя на эротический рассказ.

— А знаешь, что меня вдохновляет?

— Что?

— То, что мы оба сидим перед компьютером, и ты можешь быть сейчас в махровом халате, непричесанная и сонная, а я все равно представляю, что на тебе ничего нет, и это прекрасно.

Рита вздрогнула и взглянула вниз, на голую грудь. Потом сделала неуверенный жест рукой: то ли погладила себя, то ли проверила, действительно ли не одета.