Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Спросил у испанки про толстяка — да, ходит, да, часто, да, богатый. Выследить выходящего от Карменситы толстяка, на следующей темной улице ударить по голове и вытащить кошелек оказалось делом одной минуты. Но денег в кошельке толстого оказалось не так много. Дальше надо было уговорить Карменситу выспросить у толстого и снова ждать, когда тот будет уходить от нее с полным кошельком — в его магазине в предпраздничный день снимали кассу и не успели сдать деньги в банк.
Толстый обернулся на секунду раньше, чем Казимиру успел ударить. Увидел его и заорал, вместо того чтобы бежать. Орать на этой темной улице было бесполезно — не выйдет никто. Пока толстый орал
Но грабежи приносили не так много, как хотелось. В 1941-м, когда недавних наемников Франко стали набирать в «Голубую дивизию», принес фашистскую присягу, но обещанных денег получить не успел.
Карменсита ли заложила его полицейским или те как-то иначе вышли на его след, но его арестовали. Убийство толстяка не доказали. Но в снятой им комнатенке нашли вещи с других грабежей, составили уголовное обвинение и депортировали в Португалию, где его ждали суд и тюрьма.
Ждали, но не дождались — ведь он же счастливчик!
Герметичный детектив
Сбой программы. Сбой в хорошо спланированной работе и отдыхе. Столько лет не проводили время с дочкой только вдвоем, и что теперь?!
Сама виновата!
Не охнула бы при консьержке, что когда-то очень давно знала мертвую женщину, а Мануэла не проговорилась бы при полицейском, как она его называет, Комиссариу, все могло бы стать отличным поворотом для размеренного, почти буржуазного отдыха. Сюжетом для нового романа или сценария. Герметичного детектива.
Я сценаристка.
Для сценаристки любое нарушение заданных шаблонов — просто счастье!
Убийство в элитном жилом комплексе на берегу океана!
Лучшего и желать нельзя!
Под подозрением все! Убийца — садовник. Или эта миниатюрная суетливая консьержка Мануэла! Или старушка в парео с впечатляюще объемной грудью! Или красивый мужчина, прыгнувший уже после меня в воду, чтобы вытащить тело утопленницы на сушу. Или любой из выбежавших к бассейну обитателей «Барракуды». Или любой из невыбежавших.
Или я сама? Но я же знаю, что убийца не я. А ленивые португальские полицейские этого не знают.
И почему я не позвонила мужу?
За последние годы рука привыкла первым делом в любой ситуации, если он не рядом, нажимать на его номер в телефоне.
Мы вместе решили, что будет лучше ему провести время с мальчишками, хотя какие они мальчишки, уже здоровые парни, его самого вот-вот перерастут. А мне лучше побыть на океанском берегу вместе со старшей дочерью, раз уж она сама в кои веки изъявила желание ко мне заехать.
Почему же я не позвонила, не написала, не рассказала мужу?
Хотя должна была. Он имеет право это знать… Уж это он точно знать имеет право!
Неужели ревную до сих пор?
Или боюсь, что он, пусть даже на мгновение, подумает, что это сделала я?
Не загоняйте ничего в глубины подсознания. Ничего из своего прошлого. Загнанное обязательно выскочит. В гораздо более жутком виде. Обросшее вашими страхами, изнурительными попытками спрятать, не видеть, не замечать.
Не загоняйте, иначе однажды прошлое возникнет перед вами внезапно, вот так, в виде креста на воде. Креста, сложившегося из мертвого тела. И из моего прошлого.
Зачем она вернулась в мою жизнь? Чтобы что? Что еще я не поняла, в чем самой себе не призналась, что она распластанным в бассейне трупом
вернулась напомнить?Если бы мне нужно было писать логлайн [3] этой истории, про что кино, что бы я написала?
Ладно. Подумаю, что с этим делать, завтра.
Завтра португальская полиция начнет собирать данные. Мануэла говорит, что здешние полицейские тугодумы. Но даже эти тугодумы за день-два сопоставят факты и поймут, какое именно отношение к убитой имеет мой муж, и тогда…
3
Логлайн (от англ. log line — логическая строка) — очень краткое изложение сути сценария фильма, обычно в одно-два предложения, объемом до 25 слов.
Но это завтра. Или послезавтра. Или через неделю, когда мы с дочкой должны быть в Лиссабоне — в кои веки дочка на важное для нее событие пригласила. И я хочу там быть вместе с дочкой! А если хочу, чтобы полицейские тугодумы сняли с меня ограничение на передвижения, придется разбираться, кто, кроме меня, мог желать смерти женщине с кроваво-красным камнем в старинном кольце. Женщине, которая сломала мне жизнь. И без которой не было бы моей дочки. Кто-то другой бы был, а дочки бы не было.
А пока…
Дочка выходит на балкон, садится рядом. Наливает местного Vinho Verde — зеленого вина.
— Что в твоих детективах в таких случаях принято делать? И что мы делать будем?
«Будем!» Как дорого я дала бы за это «будем»! Неужели в наших отношениях впервые за столько лет намечается потепление?
Дочка. Взрослая. Почти незнакомая. И такая маленькая и родная, как в день, когда я ее родила.
Похожа на меня? Мне кажется, что похожа. Вижу в ней себя, как в молодящем зеркале, аж вздрагиваю — и жест мой, и реакция. Только ей говорить об этом не нужно. Дочку такая похожесть злит. Как меня в ее возрасте злило, скажи тогда кто-то, что я — копия моя мать! Такой погасшей и приземленной, какой к тому времени стала мама, быть категорически не хотелось. И только до ее тогдашнего возраста нужно было дожить, чтобы понять, что и мать в тот момент чувствовала себя еще вполне молодой. И смотрела, как в зеркало, в меня.
А на отца дочка похожа? Мне кажется, нет. Его черт в ней не вижу, и каждый раз удивляюсь, когда она упорно настаивает, что она папина дочка.
— Так делать-то что будем? — переспрашивает дочь.
— Думать будем. Наблюдать. Замечать детали. Ловить нестыковки. Анализировать.
— Давай! Ты в этом спец.
Думать — не мешки ворочать. Но занятие тяжелее любого физического труда. Начинаешь думать, и хочется все бросить и идти квартиру убирать, борщ варить, траву на даче косить, лишь бы не думать. Но придется.
Итак, что мы имеем?
Элитный, как с гордостью называет его Мануэла, жилой комплекс в португальской Алгарве. Прямо на берегу океана. С апельсиновой аллеей на въезде. С прекрасным бассейном, лаунджем на крыше, с зоной вилл для еще более состоятельных владельцев.
Всего, если считать по балконам, основное здание апартаментов на двадцать, хотя сложно сказать, сколько комнат, точнее, спален — здесь же считают не количеством комнат, а числом спален — в каждом. Плюс отдельные виллы сразу за бассейном также относятся к «Барракуде». Сколько вилл? Пять? Шесть? Крыш я насчитала больше, но Мануэла успела сообщить, что у некоторых вилл еще и дома для гостей имеются, что осложняет подсчет.