Театр травмы
Шрифт:
– А по спине?
– Больно!
– ответил больной.
– А по башке?
– Спасибо!
– ответил больной.
– Я поправился.
И пошел домой.
Воспоминания ветерана революции, войны, труда и перестройки
Сталина я знал хорошо. Часто с ним встречался. Бывало, встречу его в газете и сразу говорю жене: "Знаешь, кто это? Это - Сталин!"
Она говорит: "Сам ты - Сталин! Это же - Молотов. На своих похоронах".
Но так я ошибся только несколько раз. Когда фото печатали не в полный рост, а лишь по колено. А тогда меня еще подпись сбила: "Сталин
Знал я и Жданова. Жданов - это его псевдоним. А настоящая его фамилия была Мариуполь. Девичья фамилия Свердлова - Екатеринбург. А фамилия Ломоносова - Ораниенбаум.
А вот с Берией я не встречался. И это хорошо. Встретился бы я с Берией - больше бы никогда его не увидел. Я такой. Если мне кто сегодня не нравится - Керенский там или Котовский - я сразу к нему подхожу и вырубаю его из телевизора!
А Берия - это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов. А настоящая фамилия Ежова - Ягода. А Ягоды - Дзержинский. А Дзержинского - Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа - ЦРУ. Сокращенно - ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.
Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке - и сразу говорю жене, хорошенько прежде подумав: "Это - Хрущев. Или - Подгорный. В крайнем случае - Ломоносов". Она говорит: "Какой же это Ломоносов, если у него на пиджаке орден Ленина присобачен?!"
Я говорю: "Тогда спорим на рубль, что это - Громыко. Арвид Янович".
Она говорит: "Какой же это, к черту, Громыко, если у него - парик! Как у Ломоносова".
Тогда читаю подпись под фотографией: "Кавалер ордена Ленина, работница ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой молодой".
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио, смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали, почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова: вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только названием. И еще многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете, почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам грустно было.
Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла. Его уже за пиджак дергают: "Леонид Ильич, остановитесь! Это же почетный караул! Восемьсот солдат..." Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить дюжину банок на спине больного.
А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину - Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда ни целуй - вс° щеки.
Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни
с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.Да, забыл еще о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все - серые. Серые - потому, что с головой было плохо. А кардиналы - потому, что с сердцем. У них одна была линия - прямая! Как извилин, так и кардиограммы!
Да, многих я знал. Только они меня не знали.
1825 - 1998
Взятие Бастилии Из недавнего прошлого
– За что двойку-то получил, сынок?
– За взятие Бастилии.
– А это что такое?
– Это крепость такая.
– Сколько градусов?
– Не знаю. Ее штурмом брали.
– Крепкая, значит. Раз ее так брали.
– Да, папка, там такая битва была! С солдатами!
– Конечно, солдатам же тоже надо.
– Но народ все-таки прорвался!
– То есть взяли Бастилию-то эту?
– Взяли, папка. И устроили такой праздник!
– Конечно, это всегда праздник, когда взял.
– А потом они ее разбили.
– Целую?!
– Да. Только уже пустую.
– Ну, слава богу! Пустую не жалко. Ее всегда разбивают. Или сдают.
– А потом они еще генерала захватили.
– Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати, там был?
– Наполеона не было.
– Ты внимательно читал? Наполеон - он такой маленький, пузатенький.
– Там Вольтер был. Томился.
– Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.
– Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.
– Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И Распутин. И Менделеев с Горбачевым.
– А еще там гильотина была.
– Тоже вольные мысли будит?
– Наоборот, голову отрубает. В момент.
– Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.
– Короче, скоро Бастилии не стало.
– То есть быстро ее разобрали?
– Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.
– Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?
– Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.
– Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.
– А Мильтон - это кто, писатель?
– Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.
– В общем, с историей у меня плохо, папка.
– Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.
В город, или Напутствие
– А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.
– Ракиту?! Это - которая у пруда?
– Нет, бабка, - рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, - сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.
– Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая... рэкитутка.
– А еще, бабка, бойся парнухи.
– А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.