Театр

– Мои искренние извинения! Иоши Сора повредил ноги во время выступления, и фельдшер его не отпустила. Через полчаса всё будет готово, а пока…

Я знаю этого человека: директор и распорядитель Театра последние двадцать лет. Здесь его называют Маэстро. В прошлый раз мы тоже виделись, он приходил поприветствовать моих родителей, пожимал руку отца, улыбался матери. Мне кажется, Маэстро совсем не изменился: та же полная фигура, неизменный галстук-бабочка, вьющиеся волосы с проседью. Садится напротив, и я замечаю, как странно он потирает предплечье.

– Вы прочитали договор? Ох уж эти формальности…

Точно. Договор на покупку. Я бегло просмотрел его и также бегло подписал, спеша опередить сомнения. Так что, когда они всё-таки прокрались в моё замутнённое эмоциями сознание, отступать было поздно. Иногда удаётся обхитрить и самого себя.

– Да, я прочёл.

– Хорошо, – улыбается Маэстро.

Всё это время мне не даёт покоя его взгляд: цепкий и равнодушный, он совершенно не уместен на доброжелательном полном лице. Мне кажется, что этот человек рассматривает меня, гадает, где мы встречались раньше. Я жалею, что оставил шляпу в машине – приметные волосы альбиноса не спрячешь под маской и едва ли с чем-то спутаешь. Ещё немного, и он вспомнит. Нужно его отвлечь.

– Этот человек… Иоши Сора…

– Ах, знаю, что вы хотите спросить, – и снова эта широкая улыбка, – Но у меня нет ответа на ваш вопрос. Только мои догадки! Видите ли, у Соры была тяжёлая неделя. Возможно, эта ошибка – результат переутомления. Ещё виной может быть костюм, знайте ли, он не особо подходил его роли, но спорить с модельерами…

– Но это не было ошибкой, – перебиваю я и тут же замолкаю, почувствовав очередной укол сомнения.

Могу ли я быть уверен? В конце концов, я ничего не понимаю в этом, у меня было эмоциональное помутнение из-за музыки, я ещё не выпил лекарство, я мог почувствовать что угодно – и вовсе не обязательно это было правдой. Но Маэстро внимателен к деталям. Его добродушная улыбка уже погасла.

– Возможно, – осторожно отвечает мой собеседник, – Я допускаю и такой вариант. Вы сможете спросить его самого об этом.

Киваю в ответ и отворачиваюсь. Меня вновь одолевают сомнения. Что я делаю? Зачем? Как объясню это Сэрине? Самому себе через несколько часов?..

…человек, идущий по музыке…

– Да, я спрошу его.

***

В холле актёры празднуют праздник. Всеобщее возбуждённое веселье искрится в воздухе, лопается пузырьками шампанского. Они сталкивают бокалы и кричат своё мелодичное «ура!». Провожают тех, кто уезжает, поздравляют друг друга с окончанием летнего представления, на подготовку к которому ушло столько сил и времени. Кто-то собирается, кто-то плачет, раздавленный неудачей. Кто-то плачет, напуганный удачей. Кто-то – молодой человек с короткими красными волосами – верит в лучшее, но думает о худшем.

Иоши Сора сидит на полу, привалившись к стене, и безразлично смотрит в пространство. Его никто не замечает, он сам провёл эту черту между собой и остальными. Безучастный к празднику, равнодушный к печали. Всегда неприметный, держащийся в стороне.

– Не собираешься?

Женщина в тёмном свитере садится рядом, с удовольствием вытянув ноги и сладко зевнув. Она из старого состава, Сора знает её с детства. У неё светлые ресницы и брови, светлая кожа, светлые длинные волосы. Паутина морщинок в уголках глаз.

– Ты ведь Йоши, да? Я тебя помню. Ещё мальчишкой. Четырнадцать лет прошло, надо же! Так быстро, я и не заметила. Чувствую себя старой.

Сора не отвечает, ничего не меняется в его лице. Но она как будто и не ждёт ответа.

Чувствовать себя старой – это не любить шумных людей в холле, из которых ты никого не знаешь, потому что они пришли совсем недавно и уже уходят. Чувствовать себя старой – уезжать и возвращаться много раз, и теперь, в последний свой отъезд, проводить время с единственным, кому можно рассказывать, не боясь быть непонятой. Не боясь услышать ответ.

– Я наблюдала за тобой на сцене. Это было очень опасно, но… красиво. Подозреваю, что ты куда способнее, чем хочешь казаться. И я даже догадываюсь, почему.

Она молчит несколько минут, слушая нетрезвый смех ликующих актёров.

– Но ты не зазнавайся совсем. Не думай, что ты такой особенный. Никто не уезжает с первого раза навсегда. Скажу тебе больше, в первый раз никто не уезжает дольше, чем на неделю. Две – максимум. Так что не нужно разводить из этого такую трагедию.

Сора молчит. Истерично.

– Кстати, – вспомнив что-то, она хлопает себя по бокам и достаёт из недр огромного свитера маленький белый пенал, – Ты же наверняка не готовился, раз это твой первый раз. И зря поругался с Нэл, она, в общем-то, всегда помогает с запасами. На будущее – собирай заранее, если не дружишь с фельдшером. А так… Ладно, я-то знаю, где достать ещё, а ты на стены полезешь через пару дней. Так что забирай мои. И удачи тебе, Йоши. Надеюсь, мы больше не встретимся.

Когда она уходит, Сора открывает пенал с глухим щелчком. Даже не поворачивает головы – достаточно беглого взгляда, чтобы узнать таблетки со снотворным и питательные капсулы. Обычный двухнедельный набор.

– Тебе пригодится….

Его руки вздрагивают, и что-то меняется во взгляде.

– Раз это твой первый раз….

Чтобы закрыть пенал, приходится приложить усилия. Хотя бы для того, чтобы не выронить его. Не запустить в стену. Или в разноцветную шумную толпу. Впрочем, вряд ли бы получилось – пальцы едва сгибаются теперь, и неконтролируемая дрожь поднимается от их кончиков к плечам.

На потёртой белой крышечке – неровная гравировка. «Кода». После конца.

Казимир

На улице совсем стемнело, а до этого ещё прошёл дождь. Теперь блики городских огней рассыпаются по булыжникам мостовой, а воздух пахнет землёй. Я пробую его на вкус и думаю о том, как сильно хочу поскорее оказаться дома.

Нас провожает целая делегация: два агента и девушка с короткой стрижкой, кажется, младший фельдшер. Она что-то говорит Соре, но он выглядит так, будто не слушает её или просто не слышит. Я наблюдаю за ними из машины. Мне надоело ждать, но почему-то – почему? – я не хочу торопить их.

– Иоши Сора!

Это кричит парень с красными волосами. Его я видел на сцене, и он тоже уезжает сейчас с кем-то из гостей. На его оклик Сора тоже не реагирует, но парень подходит ближе, и я замечаю его улыбку – тревожную и натянутую, как если бы все чувства в неё не вмещались.

– Так вы тоже! Невероятно…. Тогда удачи нам, да? Надеюсь, мы больше не….

Я не расслышал отсюда, что ответил ему Сора, но парнишка даже отшатнулся от удивления. Вот он мотает головой, и непонятно, от несогласия это или просто от глубокого потрясения. Тогда же его окликают из другой машины, и он уходит – подавленный и какой-то потерянный. Интересно, что это было? Одно или два слова. Что-то, чего мальчик не ожидал услышать.