Тебе почти повезло
Шрифт:
— Да, слушаю, — едва совладав с голосом, ответил он.
— Влад, добрый вечер, — прохрипел в трубку продюсер. — Слушай, нам бы не мешало с тобой встретиться, есть о чем поговорить. Я про твой сценарий, — он закашлялся.
— Да-да, я понял… вы заболели, Игорь Иванович?
— Есть немного. Ерунда. Ты когда сможешь приехать ко мне в офис? Я сейчас здесь как раз.
— Если вам удобно, через полчаса буду на месте.
— Давай…
Он стоял в каком-то странном оцепенении, не в силах понять, что сейчас испытывает — радость или разочарование. О чем именно собрался говорить Павлов? Как-то весьма туманно он излагал свои мысли. К тому же, чувствовалось, что человек конкретно болен, и рабочие встречи ему вряд ли удобны. Тогда что? Можно предположить, что он, по-видимому, решил принять сценарий или отказать, но не через секретаршу, а при личной
— Правда? Я очень рада. Но ничего в этом удивительного нет, потому что вы по-настоящему талантливый человек. А разбрасываться талантами ни один режиссер не станет. Я вас поздравляю.
— Ну, поздравлять пока еще не с чем. Вот иду на встречу. Сам позвонил. А хотите, я угадаю, что вы сейчас делаете?
— Я? И что же…
— Улыбаетесь, — рассмеялся Влад.
— Э-э-э… как это вам удалось?
— Все просто. Меняется интонация.
Она засмеялась в ответ.
— Ну да, это ведь элементарно.
— Если все сложится удачно, то мы с вами это обязательно отпразднуем. Вы согласны?
— Пожалуй, у меня нет повода отказаться. Главное, чтобы пророчество сбылось. Буду держать пальцы крестиком.
— Спасибо. Я завтра вам позвоню.
Дом, в котором Павлов снимал довольно просторное помещение для работы, располагался почти в центре города, но при этом в глубине от шумных улиц. Ухоженный тихий двор и старое, сталинских времен здание, реставрированное по современным технологиям — все это привлекало сюда людей обеспеченных, богемных. Насколько было известно, по соседству с Павловым у художника Тимирязева была здесь мастерская, этажом выше жила пианистка Зоя Вересова, которая по большей части находилась на гастролях и домой появлялась в редкие периоды межсезонья.
Было около восьми вечера, когда Влад Семенов подошел к подъезду и попытался набрать номер квартиры на домофоне, но потом заметил, что прибор не светится и, потянув легко поддавшуюся дверь, вошел в плохо освещенный подъезд. Апартаменты Павлова располагались на довольно высоком первом этаже. Подойдя к двери, Влад на время остановился, мысленно пожелал себе удачи и нажал кнопку звонка. Знакомый мелодичный перезвон неожиданно громко раздался совсем рядом. Не услышав шагов, он, спустя некоторое время, позвонил еще раз, затем повторил попытку. Больше трезвонить в чужую дверь было уже неприлично, и Влад достал из кармана мобильник, чтобы выяснить причину. Однако звонить не стал, потому что квартира оказалась вовсе не заперта — тонкая полоска света сочилась по краю двери.
Первое, что пришло на ум — Павлов вышел к соседям и забыл запереть за собой дверь. Постояв немного, Влад все же решил войти.
— Игорь Иванович!
Он подождал. Из глубины квартиры слышался лишь звук работающего телевизора. Сделав несколько шагов по направлению к распахнутым дверям гостиной, он еще раз позвал:
— Игорь Иванович! Вы дома?
Влад в растерянности стоял на пороге комнаты и не очень понимал, что ему дальше делать. Уходить не солоно хлебавши как-то совсем не хотелось, слишком много зависело от сегодняшнего звонка Павлова. Если они с Павловым продолжат работать, как в былые времена, то про эту глупость с мелодрамой можно забыть.
В конце концов, он громко постучал по деревянному наличнику и заглянул в гостиную.
— Игорь Иванович, это я, Семенов!
В ситуации ничего не изменилось. По-прежнему тихо работал телевизор, и никаких других звуков слух Влада не улавливал. Он не сразу понял, почему именно работающий телевизор вдруг так взволновал его. И только потом сработала память — Павлов никогда не смотрел телевизор. Он использовал экран только лишь для просмотра отснятых эпизодов через компьютер.
Не разуваясь, он прошел в комнату и осмотрелся вокруг. Из-за спинки дивана, стоявшего почти по центру комнаты, виднелась макушка Павлова. Он сразу узнал всклокоченные седые кудри режиссера, которые, казалось, совершенно не подчинялись расческе. Уснул что ли? — подумалось ему, хотя по своим внутренним
ощущениям он уже понимал, что это не так. Во рту вдруг пересохло, и в ногах появилась предательская слабость. Обойдя диван вокруг, он остановился напротив известного продюсера и режиссера Игоря Павлова, остекленевшие глаза которого безразлично смотрели на гостя, рот был широко открыт, неестественный румянец во всю щеку и при этом синюшный подбородок не оставляли шансов на то, что этот человек жив.Влад медленно попятился, пока не уткнулся спиной в стену. Он не мог оторвать взгляда от этой картины под названием «Убийство». Павлов был сухощавым, маленького роста человеком, и голос у него был высоким, при этом каким-то мягким, домашним. Несмотря на эти внешние характеристики, по натуре режиссер был очень сильным, волевым мужчиной, который держал в трепете самых высокооплачиваемых актеров и сценаристов. И что самое загадочное — его обожали женщины.
Не в силах сдвинуться с места, Влад будто прилип к стене. Он пытался понять, почему он чувствует себя причастным к смерти Павлова. Его ладони вспотели, он беспрестанно оглядывался по сторонам, будто в поиске еще одного свидетеля, когда в один момент не понял вдруг, что внешний вид Павлова совпадает точь-в-точь с описанием жертвы в его сценарии. Отравление цианидом…
На полу валялись бумаги. Влад опустился и поднял ближайший к нему лист. Это был его, Влада, последний сценарий «Твои тихие глаза». Скользнув взглядом по остальным бумагам, он наткнулся на отпечатанное на большом листе крупным шрифтом послание: «Это все твоих рук дело, Семенов! За что же ты меня всегда так ненавидел?»
Скомкав лист, он засунул его в карман, затем попытался собрать дрожащими руками валявшийся сценарий. Он знал, что паника сейчас не лучший советчик, но времени рассуждать здраво практически не было. За окном неожиданно завыла полицейская сирена, и Влад понял, что он в ловушке. Вытащив носовой платок, он метнулся к входной двери и быстро протер ручку с двух сторон. Закрыв дверь, он помчался в ванную комнату, там было окно, выходившее на улицу, в торец дома. Папку со своим экземпляром сценария он затолкал за пазуху и, надев перчатки, открыл окно. За углом, возле подъезда, слышались голоса и звук хлопающих дверей автомобиля. Зубы стучали, руки плохо слушались, но время поджимало, и Влад, собрав всю волю в кулак, перевалился через подоконник на улицу. На его счастье, под окном был сугроб, хотя и не такой пушистый, как хотелось бы, но достаточный, чтобы смягчить удар с высоты трех метров.
Он вышел во двор ближайшего дома и сел на скамейку. Только теперь он понял, что повредил ногу. То ли вывих, то ли перелом. Надо бы вызвать такси, но было страшно, что на его хромоту обратит внимание шофер и запомнит его лицо.
Спустя час, Влад добрался до остановки, что была на параллельной улице, и сел в первый подошедший автобус. Доехав почти до конечной остановки, он пересел в машину частника. И только там, когда он полез во внутренний карман пальто, чтобы рассчитаться с водителем, его словно током ударило: исчез шарф! От страха он никак не мог вспомнить, надевал ли он его вообще.
Едва перешагнув порог квартиры, он тут же принялся за поиски шарфа. Увы, аксессуар исчез бесследно. Осталась надежда, что он потерял его где-то на улице. В конце концов, решил он, шарф не стакан и отпечатков пальцев на нем не могло быть. Остаток вечера Влад провел в кровати, примотав пакет со льдом к ноге. Перелома не было, как он понял, и это, пожалуй, был единственный приятный момент за весь день. Несколько раз он перечитал скомканный лист с обвинениями в свой адрес. Что произошло там, в квартире режиссера, он не мог предположить, даже подключив весь арсенал своей профессиональной фантазии. Да уж, правду говорят, что жизнь намного причудливее самой сказочной придуманной истории.
Были моменты, когда он порывался сжечь злополучный лист, но потом вновь и вновь перечитывал его, словно заучивая текст наизусть. Кто мог написать подобную дрянь? В его голове не возникало ни одного мало-мальски складного объяснения. Почему это он вдруг виноват в смерти Павлова, и про какую ненависть там толковали? Влад относился к Павлову, как к коллеге, который имел возможность воплощать его замыслы на экране. На него можно было злиться, с ним не обязательно было соглашаться в чем-то, но ненавидеть…. Нет, это уж слишком! Гораздо проще поменять партнера в общем деле. И как раз этого Владу меньше всего хотелось.