Тебя люблю я до поворота

В этот раз Марина ехала в соседний Кымлот. Туда для обследования оленеводов на туберкулез посылали Марию Ивановну, фтизиатра и рентгенолога райбольницы, и Марину, ее помощницу. Мария Ивановна ждала санрейса Ан-2. А Георгий как раз возвращался в Кымлот, в свое геологическое управление. Он предложил «подбросить» туда Марину. Ей раньше не приходилось ездить на собачьих упряжках. И она упросила свою начальницу: — Я, Марь Ванна, в Кымлоте заранее оповещу обследуемый контингент, вызову кого надо из стойбищ. Вы приедете, все уже будет налажено. — Мария Ивановна согласилась.

…Прошло часа три. Мороз был небольшой, градусов, наверное, десять. Марина устала и все чаще присаживалась на сани. Георгий держался заправским каюром. Его узкая бородка и усы поседели от инея. Но, похоже, и он был рад коротким, мимолетным привалам. Собаки тоже устали: они уже не катались по снегу на остановках, как в начале дороги, а лежали на месте, ожидая, пока Георгий снова прикажет им тащить сани. Поодаль от санного пути на берегу попадались порой какие-то черные кубики. Кейнын, ехавший на передней упряжке, вдруг свернул к одному из них. Кубик оказался крохотным бревенчатым строеньицем с окошком в тетрадный лист, железной печкой и узеньким топчаном. — Это домик для пограничников, — пояснил Георгий. — Они расставлены вдоль всего побережья через 3–4 километра. Если пурга застигнет пограндозор в пути, солдаты смогут в нем переждать непогоду. Там всегда приготовлены сухие дрова и даже, кажется, какие-то продукты.

Отсюда пути упряжек расходились. Кейнын направился в стойбище, откуда на обследование в поселок должны были приехать оленеводы. А Георгию с Мариной предстояло ехать до Кымлота еще километров пятнадцать. Покормив собак и поправив постромки, двинулись дальше. Кейнын повернул вправо, и его упряжка вскоре скрылась за холмом. Теперь Георгий и Марина ехали одни. Низкое солнце за ними ровным розовым светом освещало равнину впереди. Когда же Марина обернулась, то позади саней увидела унылую картину: тени от снежных заструг сливались в сплошную серо-вечернюю мглу.

…Лена с Мариной зашли в спортивный лагерь через день. В «Ихтиандре» им понравилось, и они стали приходить сюда часто. Приятели познакомили их с Инной Сергеевной. Лена больше плескалась у берега или плавала на красном надувном матраце, зато много жарилась на пляже. А Марина могла купаться часами. Иногда она приходила в медпункт помочь Леше принимать пациентов. Потом они вместе спускались на каменистый берег, плавали в море. А вечером Леша и Николай провожали девушек «до козы и коровы».

Лена уже бывала в Крыму. Марина попала на юг впервые. Воды она ничуть не боялась, а Черное море буквально заворожило ее. Те, кто сидит на берегу или даже плавает поверху, не подозревают, какой удивительный и красочный мир скрывается сразу под поверхностью. Стоит надеть маску и поплыть возле полупогруженных прибрежных скал… под водой они окутаны колышущимися бурыми лентами водорослей, покрыты острыми, чуть приоткрытыми створками мидий. А под скалами таятся фиолетовые крабы. Но попробуй нырнуть и схватить их, — они тут же угрожающе выставляют навстречу острые клешни.

Марина быстро научилась нехитрой науке ныряния. Несколько глубоких вдохов. Согнуть корпус, выбросить вверх ноги. И — вниз, вниз, энергично подгребая ластами и руками. И вот ты уже, как птица, паришь над самым дном, паришь до тех пор, пока достанет дыхания. Теперь — скорее наверх, наперегонки с всплывающими пузырьками воздуха. Как хочется вдохнуть полной грудью! Как медленно приближается поверхность! Вот голова выскакивает из воды, но сначала надо еще резко выдохнуть, чтобы продуть трубку. И только потом можно, наконец, отдышаться…

Напротив «Ихтиандра» было несколько выступавших из воды скал. Доплыв до этих камней, можно было отдохнуть и посидеть на них, свесив в воду ноги. Иногда Николай подплывал к Лене, бултыхавшейся возле берега на своем надувном матраце, и отбуксировал ее к одному из камней. Оттуда они смотрели на купавшихся и загоравших на пляже, любовались морем или просто о чем-то беседовали.

Марина была на два года младше Леши, но держалась как старшая. Похоже, жизнь на краю света научила ее самостоятельности и уверенности. Иногда она не сразу слышала обращенные к ней слова. — Ты где? — спрашивал тогда Алексей. — Заснула? Или опять в своем Нурмикиноте?

— Ты, Леша, не знаешь, что такое севера. Они завораживают и притягивают, словно магнитом.

…Как-то, на обратном пути из Отрадного Николай сказал: — По-моему, я Ленке нравлюсь. Да и она мне. Слушай, ты завтра посиди с Мариной в медпункте подольше, а? Тогда я пошел бы провожать Ленку один.

— Ладно, — ответил приятелю Леша.

— А как обстоят твои дела? — поинтересовался Коля. — Небось, все только стишки да цветочки? Разве бабам этого надо, Алеша? Не будь лопухом! Учти, женское сердце жаждет завоевателя, конквистадора. Значит, нам надо проявлять инициативу, вести осаду, наступать.

Погода на другой день была ясная. Небольшие волны отбрасывали на песчаное дно качающиеся блики. Неспешно проплывали студенистые зонтики медуз. Иногда стайка рыб, мерцая под солнечными лучами, скользила мимо ныряльщиков и скрывалась за скалой.

После купанья все пошли в медпункт, потом Николай и Лена куда-то исчезли. Пациентов почти не было. Поговорили, сидя на крылечке. Леша уверял Марину, что в институт она обязательно поступит: — Даже не сомневайся. У тебя ведь есть медицинский стаж, а со стажем принимают вне конкурса. А когда станешь врачом, опять уедешь, если захочешь, на свой север.

Взошла луна, когда они вдвоем двинулись в Отрадное. И тут Марина застигла Лешу врасплох своим вопросом:

— Лена потом пожалеет, если уступит Николаю. Ведь он женат?

Подводить товарища Леше не хотелось, и он ответил неопределенно: — С чего ты взяла? Ему пока не до семейного обустройства. Ему еще учиться целый год.

— Догадалась. А ты не умеешь врать. Детей у него нет?

— Пока нет.

Они уже подошли к Отрадному, когда навстречу попался Николай. Алексею показалось, что он слегка обескуражен.

— Возвращайся-ка лучше с Колей. Домик, где мы живем, — вот он, в двух шагах, — сказала Марина. И добавила тихонько: — Наш герой, должно быть, расстроен и нуждается в утешении.

— Что ты? Он уравновешенный человек. И умеет, поверь, добиваться своего. Посмотришь, он и из Москвы не уедет, пойдет в аспирантуру, станет доктором наук, а потом — и академиком.

Марина помахала рукой уходящим приятелям и пошла к домику тети Кати. В нескольких шагах от калитки она остановилась у догоравшего кострища, оставленного кем-то на обочине дороги. Над ним вился легкий дымок. Огонь погас, но над остывающими углями еще плясали голубоватые огоньки. Они словно дышали, перескакивая с одного места на другое, затухали и разгорались снова.

— Как в тот раз, на пути в Кымлот, — вспомнила Марина. — Только тогда полыхало все небо.

Вечерело. Упряжка с Кейныным больше не указывала им дорогу. И надо было торопиться, чтобы приехать в поселок до темноты. Ехали без остановок. Свернули вправо от берега, чтобы пересечь невысокую гряду, за которой километрах в двенадцати находился Кымлот.

Когда стали спускаться со склона, собаки рванули. Георгий не сумел затормозить упряжку. Сани опрокинулась, выбросив обоих ездоков в сугроб. Взметенный снег искрился в лучах заходящего солнца. Внезапно Георгий притянул Марину к себе и стал целовать ее лицо, волосы. Она, смеясь, отбивалась, кидая в Георгия снегом. Вдруг Георгий вскочил, крикнул: — Упряжка! — и помчался вниз по склону холма. Он вернулся минут через тридцать. Сказал встревожено: — Не догнал. Собаки с пустыми санями умчались со всех ног. То ли в Кымлот, то ли за Кейныном.