Течет река Мойка... От Фонтанки до Невского проспекта

Хотя вина других арестованных во взятках и казнокрадстве предъявлялась вполне обоснованно, для Петра, являлась по сути некой ширмой, предлогом к осуждению и суровому наказанию соперника. Петр I еще до ареста Виллима Монса принял решение стереть его с лица земли.

Издатель дневника камер-юнкера герцога Голштейн-Готторпского обер-камергера Берхгольца Бюшинг отмечал, что «настоящею причиной казни Монса было обвинение его в неприличной короткости с императрицею». Поэтому розыск по делу Монса и его соучастников провели довольно быстро.

13 ноября 1724 года, пополудни, отряд солдат с барабанщиками и чиновником прошествовал по улицам и площадям Санкт-Петербурга и при остановках собравшейся толпе громогласно объявляли, что «так как камер-юнкер Монс и сестра его Балк брали взятки и за то арестованы, то каждый, кто что-нибудь знает об этом или кому доводилось давать им, то под страхом тяжкого наказания должен непременно заявить об этом». Чиновник после устного оглашения призыва Тайной канцелярии прибивал на столбе бумагу с текстом подобного обращения к населению города.

Улик и доказательств по взяткам Виллима Монса и его подельников оказалось так много, что глава Тайной канцелярии и главный российский инквизитор А.И. Ушаков счел возможным передать арестованных «вышнему суду».

Утром 14 ноября 1724 года состав «вышнего суда» собрался в Зимнем дворце и провел заседание. 15 ноября суд завершил свою работу и заключил, что «Монс по делу явился во многих взятках и вступал за оные в дела, непринадлежащия ему, и за вышеписания его вины мы согласно приговорили: учинить ему, Виллиму Монсу, смертную казнь, а именье его, движимое и недвижимое, взять на его императорское величество. Однако нижеподписавшихся приговор предается в милостивое рассуждение его императорского величества». Петр, «по милостивом рассуждении», на полях доклада начертал собственноручно: «Учинить по приговору».

Все сделано по форме и закону. Однако, торопясь с исполнением приговора, император не стал дожидаться приговора подельникам Монса, а собственноручно начертал в тот же день:

«Матрену Балкшу – бить кнутом и сослать в Тобольск;

Столетова – бить кнутом и сослать в Рогервик на десять лет;

Балакирева – бить батогами и в Рогервик на три года;

Пажа Солова – в суде высечь батогами и написать в солдаты;

Павловых – в солдаты без наказанья.

Послать указ в военную коллегию; Петра Балкова – капитаном, а брата его пажа Балка – урядником в гилянские новонаборные полки».

В этот же день, 15 ноября 1724 года, по указу Петра I всенародно объявили: «Завтра, то есть 16-го числа сего ноября, в 10 часу пред полуднем, будет на Троицкой площади экзекуция бывшему камергеру Виллиму Монсу да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камер-лакею Ивану Балакиреву – за их плутовство такое, что Монс и сестра его, и Егор Столетов, будучи при дворе его величества, вступали в дела противныя указам его величества не по своему чину, и укрывали винных плутов от обличения вин их, и брали за то великие взятки; и Балакирев в том Монсу и протчим служил. А подлинное описание вин их будет объявлено при экзекуции».

Вот как описал церемонию казни русский историк М.И. Семевский в книге «Царица Катерина Алексеевна, Анна и Виллим Монс»: «В понедельник 16 ноября, рано утром, на Троицкой площади, перед зданием Сената все было готово к казни. Среди сбежавшегося народа поднимался высокий эшафот; на нем лежала плаха да ходил палач с топором в руках: мастер ждал своей жертвы. У помоста торчал высокий шест. Тут же можно было видеть другого заплечного мастера с кнутом да молодцов, выхваченных из серого народа: они должны были заменить, по обычаю того времени, подставки или деревянных „кобыл“ позднейшего времени – на спины их вскидывали осужденных на кнутобойню.

В 10 часов утра конвой солдат показался из-под „Петровских“ ворот крепости; за ним следовал Монс, исхудалый, измученный, если не физической болью, то нравственными страданиями. На эшафоте прочитали приговор. Выслушав его, Монс поблагодарил читавшего, простился с пастором и отдал ему на память золотые часы с портретом Екатерины, сам разделся, попросил палача как можно поскорее приступить к делу и лег на плаху. Палач исполнил просьбу… Несколько минут спустя голова красавца Монса мертвыми глазами смотрела с шеста на народ, кровь сочилась из-под нее и засыхала на шесте...

У трупа брата генеральша, бывшая гофмейстерина статс-дама, выслушала следующее: „Матрена Балкова! Понеже ты вступила в дела, которые делала через брата твоего Виллима Монса при дворе его императорского величества, дела, непристойные ему, и за то брала великие взятки, и за оные твои вины указал его императорское величество: бить тебя кнутом и сослать в Тобольск на вечное житье“.

Проводам в ссылку предшествовало пять ударов по обнаженной спине…»

Через шесть дней Матрену Ивановну Балк отконвоировали под охраной сержанта и двух солдат в Тобольск. Оба ее сына, Петр и Павел Балки, были высланы в Гилян – один капитаном, другой унтер-офицером. Тело Монса целую неделю находилось на помосте, а когда эшафот сломали, труп уложили на особое колесо – догнивать.

Через два месяца после казни на Троицкой площади, «в начале шестого часа пополуночи 28 января 1725 года, под шепотом благочестивых напутствий и молитв тверского архиерея, император Всероссийский Петр I испустил последний вздох».

Новая императрица Екатерина Алексеевна по исконному русскому обычаю награждала своих приближенных, амнистировала государственных преступников и возвращала из ссылок государственных деятелей царствования Петра Великого. Историк М.И. Семевский в этой связи отмечал: «Еще тело императора стояло во дворце, еще только что возвещалось по улицам столицы о предстоящем церемониале его погребения, а Екатерина Алексеевна изрекла милостивое прощение своей довереннейшей подруге».

Высочайший указ повелевал генерал-майору и лейб-гвардии майору Андрею Ивановичу Ушакову, проводившему «розыск» по делу Виллима Монса, «озаботиться о возврате лиц, так недавно арестованных, допрашиванных и переданных в руки заплечных мастеров».

Прощение своей подруги и сводницы излагалось в указе императрицы в принятой стандартной форме: «Ради поминовения блаженные и вечно достойные памяти его императорского величества и для своего многолетнего здравия: Матрену Балкшу не ссылать в Сибирь, как было определено по делам вышнего суда, но вернуть с дороги и быть ей в Москве. Детей ея, Петра да Павла, вместо ссылки в гилянский гарнизон, определить в армию теми же чинами, в каких посылали их в Гилян».

Компрометирующие Екатерину Алексеевну любовные письма Виллима Монса и от нее Монсу, князь Александр Данилович Меншиков сжег, дабы они не смогли впредь бросать тень на новую императрицу.

Семейство Балков вернулось в столицу и продолжало строить карьеру, получая генеральские чины, звания камергеров и высокие государственные ордена. Сыновья Матрены Ивановны умело продвигались среди отмелей и камней придворной жизни и отличались довольно своеобразными заслугами при императорском дворе. Павел Федорович и его приятель обер-шталмейстер Куракин умели шутками и анекдотами веселить императрицу Анну Иоанновну, могли вовремя польстить временщику Бирону, и хотя Павел Федорович ни к каким делам допускаем не был, но все же регулярно получал за свои способности награды, чины и скончался 4 октября 1743 года в чине генерал-поручика, кавалера ордена Св. Александра Невского и действительного камергера.