Техника и вооружение 2007 12
Шрифт:
Но уже на вторые сутки после взрыва военные строители вместе с представителями заказчика поехали осуществлять раскопки завалов для обнаружения и съема приборов. Одновременно началась подготовка к новому воздушному взрыву: устанавливались локационные треугольники, передвигались бронированные пункты измерения, наносилась мишенная обстановка.
Впечатления о взрыве 24 августа 1956 г. остались на многие годы. Сооружения на «Поле» представляли из себя жалкое зрелище. Пострадали объекты «Берега» и ближайшие гражданские поселения…
Вспоминаю один случай. При проведении воздушного взрыва не особенно большой мощности мы не были вывезены с площадки «Ш» и нас накрыло радиоактивное облако… Сначала мы наблюдали как самолет-носитель в сопровождении истребителей направлялся к цели. Потом был произведен сброс атомного устройства, и самолет-носитель резко прибавил в скорости, а истребители ушли в стороны.
Приборные сооружения после испытаний.
И.К. Фролов: «Особо напряженным для нас был период подготовки к наземному взрыву 24 августа 1956 г. – заряд размещался на стальной вышке высотой 102,5 м, но радиоактивное заражение местности на Опытном поле после этого взрыва было наиболее значительным.
В целом за время моей службы на Опытном поле пришлось пережить не менее 20 наземных и воздушных ядерных испытаний. Помимо воздействия «традиционных» поражающих факторов ядерного оружия – ударной волны (особенно второго и третьего ударов при низкой облачности), радиационного поражения, светового излучения и других было еще психологическое воздействие, особенно при первых (для каждого из нас) взрывах – в ушах до сей поры звучит: «до взрыва осталось … секунд», метроном, и напряжение возрастает.
А чего, например, стоит пережитый единственный ночной воздушный ядерный взрыв – вот уж воистину «ярче тысячи солнц»!
Говоря о направлениях работ, хотелось бы упомянуть:
1. Обеспечение 10 сентября 1956 г. войскового учения, проводившегося на площадке «П-3». В район учения десантировался парашютно-десантный батальон.
Фактическая мощность взрыва на этих учениях очевидно превысила расчетную. Находясь на указанном нам безопасном удалении, наше командование и мы были отброшены ударной волной на несколько метров и буквально осыпаны градом радиоактивных осадков;
2. В 1957-1958 гг. были начаты работы по строительству опытного ядерного реактора. Мы его называли «три К» 1* (Курчатов, Королев, Келдыш). Объект уникальный, очень сложный, строился буквально с листа, да при этом по ходу работ в проект вносилось много кардинальных изменений. Важность этого объекта можно характеризовать тем, что его строительство опекал начальник одного из подразделений Минсредмаша СССР М.А. Казаченко, постоянно находившийся на полигоне со своим рабочим аппаратом, а И.В. Курчатов всегда интересовался и отслеживал ход работ на этом объекте».
О самом начале строительства полигона пишет генерал-майор O.K. Агатов 2* :
«Август 1947 г. Наш отдельный военно-строительный батальон из-под Одессы двигается для выполнения специального задания на восток.
Грохотали вагоны на стрелках, пролетали за окнами станции и полустанки, гудели железнодорожные мосты – мы неслись так стремительно, как я никогда не двигался.
Но вот широкая могучая сибирская река (Иртыш), на правом берегу город (Семипалатинск),а в затоне, который и портом не назовешь, ожидают несколько барж и буксиров. Прямо с колес мы немедленно стали грузиться на причаленную баржу, последние прибывшие железнодорожные составы разгрузили на две буксирные баржи (самоходных не оказалось). И медленно пошли против течения в неизвестность, так как пункт нашего назначения на карте кружком помечен не был; просто в определенном месте нас кто-то должен ждать. Им оказался, как потом выяснилось, подполковник П.Ф. Тычинин, мой давний фронтовой товарищ, которого я знал еще со Сталинграда.
Стояла чудная августовская погода, плавно шли по воде баржи. Через трое суток буксир шустро свернул к пустынному берегу,
на котором одиноко стояла фигура Павла Федоровича. Тычинин вывел меня на крутизну берега и, показывая вверх против течения, сказал:– Там твое место, Олег Константинович, кол большой найдешь сразу.
– И это все? – спросил я.
– Ты здесь первый, так что действуй…
Мог ли я представить в том августе, среди мирной патриархальности вокруг забитого кола, что в течение двух лет здесь неожиданно развернется немыслимое по темпам строительство, когда каждый день будет на счету, а солдаты и офицеры не будут иметь ни дня отдыха. Что за короткий срок я повидаю крупнейших строительных и инженерных начальников и чинов, вплоть до членов правительства, со всеми приходилось иметь дело во время строительства, и они были невероятно требовательны в отношении сроков, видно, и над ними были такие, кто имел право требовать не меньше их…».
Из воспоминаний полковника Е.Т. Абрамова 3* :
«…На «Поле» мне (в то время старшине роты) пришлось строить сооружения для испытаний с участием животных, укрытия для разных видов боевой техники. Подопытными были лошади, овцы, поросята, собаки, привязанные в траншеях.
На время ядерного взрыва (29 августа 1949г.) весь личный состав был отвезен на 25-30 км за бугор. По команде легли на землю, время тянется долго. Вдруг вспышка, яркое «Солнце», которое быстро поднялось, превращаясь в огромный гриб из облаков и дыма. Команда: «Ложись, идет ударная волна!». Прошла. Все поднялись, офицеры кричали: «Победа, успех». Мы радовались тоже, но у меня заболела голова, я дрожал от страха от увиденного и ударной волны…
Запомнились случавшиеся на полигоне песчаные бури, когда песком забивало глаза, рот и нос, спасения не было. Зимой морозы достигали в отдельные дни до -45°С, промерзали и тело, и душа, техника не выдерживала. Но строили и в этих условиях. В землянках, располагавшихся на поле, мы жили несколько лет. В землянках размещались и общежития офицеров, штаб, медсанчасть, баня, мастерские, каптерки и прочее, без чего невозможно существование воинской части…»
Площадка Балапан. Искусственное озеро на месте атомного взрыва.
Из воспоминаний полковника В.П. Силина 4* :
«…После одного из очередных ядерных взрывов мне было поручено перебазировать на новой место, ближе к эпицентру сборный деревянный финский домик, который находился в 10 км от эпицентра и практически не пострадал… Во время очередной остановки подкатывает к нам открытый «виллис», в нем – два человека в синих комбинезонах. Один из них, пассажир, кряжистый мужик с пышной черной бородой подходит к нам и спрашивает, в чем дело? Рассказываю. Усмехнулся, покачал головой, говорит: «Смотри, майор, к рассвету на месте не будешь, завтра будешь капитаном!». Селв машину и укатил, оставив пыльный шлейф. Думаю, что за чин такой? Перекурили и поехали дальше, только у5ке не останавливались. .. Часа через три доехали до места, восстановили полы, окна, двери. Наутро докладываю командиру о выполнении задания и о визите человека с бородой, спрашиваю, что за начальник? А он: «Ты что, не знаешь? Это же «Борода»! Самый большой начальник!» Тогда фамилии Курчатов у нас никто не знал. Только много позже мы поняли, что это был Игорь Васильевич!
И еще одна встреча с этим человеком. Недалеко от площадки «П» за грядой сопок начинали строить площадку – объект под шифром «ДОУД-3»1 . Работы велись форсированно, к зиме объект в строительной готовности был сдан под монтаж, и больше нас, строителей, туда не пускали… Некоторое время спустя позвонил председатель госкомиссии и предложил явиться к 13:00 на штабную площадку. Мы встревожились, стали гадать, что за неприятность нас ожидает. Явившись с моим непосредственным начальником к назначенному часу, мы были направлены в маленькую полузаглубленную землянку, где встретили несколько знакомых офицеров – наших заказчиков. Все чего-то ждали. Через несколько минут вошли три человека, один из них – «Борода». Поздоровавшись со всеми, Игорь Васильевич пригласил всех за стол и, сказав, что этот объект имеет для него лично большое значение, поблагодарил за успешное завершение строительства и предложил по русской традиции объект «обмыть».