Технология проклятия

– А гражданка Абрамова вам вообще рассказывала до этого про свою работу?

– Ну так, в общих чертах. Знаю только, что она там вроде бы обычной штамповщицей работала. А так мы на эту тему никогда и не общались особо. Была бы хоть работа интересная. А так, что у неё изо дня в день одна и та же рутина, что у меня. В общем, на тему работы мы друг с другом практически не трепались.

– Понятно. Возвращаемся к вашему с ней разговору в тот вечер. Она сказала про цех в подвале и ответственное задание. Так?

– Да. А потом уже полную чушь начала нести. Опять сказала, что устала очень и хочет погулять здесь и отдохнуть. Я её спросила: «А почему именно здесь?» А она говорит: «Меня тут ждут». Я спрашиваю: «Кто? Муж?», а она отвечает: «Меня ждут те, кто сможет сделать мою жизнь лучше. С ними мне будет хорошо, спокойно».

– Она так и сказала?

– Да, это я уже точно запомнила. Еще подумала: ну, Маринка точно не в себе маленько. Совсем, видать, работа на «Красном треугольнике» её доконала и умственно, и физически. Там же у них очень вредное производство, насколько я знаю.

– Дальше…

– Ну дальше я, естественно, сразу поинтересовалась, о ком идет речь, а она отвечает: «Они – хранители древней мудрости. Они ждут здесь каждого, кто устал и кому плохо по жизни». И тут я подумала: может, Маринка пьяная в стельку? Этот стеклянный взгляд, походка неуверенная. Но алкоголем от нее вообще не пахло при этом. И речь у нее была хоть и монотонная, но членораздельная и четкая. Так пьяницы не говорят.

– Может быть, она наркотики какие-то употребляла? – предположил Разин. – Не замечали раньше у неё интереса к подобным вещам?

– Да нет, что вы! Она даже алкоголь-то пила только по праздникам, и то чуть-чуть. Ну а наркотики тем более её вообще никак не интересовали. Нет, с ней что-то другое было. Как будто расстройство какое-то психическое. Короче, неадекватная она была.

– Что-то еще она сказала, кроме фразы «Они – хранители древней мудрости»?

– Вот после этой фразы, когда стало понятно, что у неё не все дома, я спросила: «Марин, ты хорошо себя чувствуешь?» А она отвечает: «Нет, но это скоро пройдет». Я ей предложила либо ко мне пойти, либо, может, скорую помощь вызвать. Но она наотрез отказалась и заявила, что сейчас ей и так обязательно помогут. Тут я попыталась взять её под руку и убедить, что ей реально нужна помощь врача. А она вдруг резко так отмахнулась от меня и чуть ли не закричала что-то типа: «Не трогай меня! Ты ничем мне сейчас не поможешь!». А в глазах её отражались прям такой гнев и безумство, что тут я даже сама испугалась и окончательно поняла, что любой дальнейший разговор с ней бесполезен. Марина была совершенно не в себе. И вот, после этого она сразу отвернулась и быстро, той же шаткой походкой пошла себе дальше по набережной. А я стояла в ступоре и не знала, что мне делать. Только и оставалось теперь, что просто наблюдать за ней со стороны.

– То есть после этого она сразу ушла, а вы не попытались её остановить?

– Нет! Я же говорю, я стояла в шоке и не знала, что делать. Марина, конечно, неадекватно себя вела, но я и подумать не могла, что дальше она сотворит такое…

– Вы сразу не ушли домой и решили просто понаблюдать за ней со стороны?

– Именно. Мне стало интересно: а вдруг она и впрямь с кем-то тут встречается? В общем, смотрю, Марина прошла по набережной чуть больше пяти метров, а потом быстро пересекла дорогу и оказалась рядом с каналом. Я сама дорогу не переходила и наблюдала за ней с тротуара. Смотрю, направилась она дальше прямо к ограде набережной мимо деревьев. Потом, когда дошла до конца, встала перед водой и небрежно облокотилась на перила. Я еще подумала, может её тошнит? А потом…

Светлана вдруг оборвала свой рассказ и нервно замотала головой. На её лице отобразились горестные эмоции, и женщина, едва не заплакав, громко всхлипнула.

– Простите, – извинилась она, опустив голову. – Не могу так спокойно об этом опять рассказывать…

Разин промолчал, спокойно ожидая, когда свидетельница сама продолжит рассказ.

– … Вот, потом Марина вдруг резко залезла на ограду, а затем, будто ангел, вытянула так руки по сторонам и полетела вниз… в воду. Я сначала опешила, не поверила своим глазам. А потом уже сразу начала звать на помощь. Но рядом никого не оказалось, и я сама перебежала дорогу и устремилась туда, к ограде. Добежала, посмотрела в воду, а Марины уже не видно было внизу. Как нырнула, так и осталась там, в воде. Даже всплыть, видимо, не пыталась… Ой, бедная моя Мариночка, что же ты сделала с собой…

Свидетельница окончательно сломалась и беззвучно заплакала, прикрыв глаза рукой. Разин и Титов сидели всё с теми же каменными лицами.

– Больше никаких странностей не заметили в её речи и поведении? – задал новый наводящий вопрос полковник.

– Господи, да куда уж еще странней?

– Тебе вопрос задали, так что отвечай, – второй раз не выдержал Титов.

Разин, не поворачиваясь, вытянул вверх ладонь, намекая, чтобы Женя вновь умолк. Женщина после этого уже не сдержалась и заплакала в голос.

– Что ж, гражданка Синицына, спасибо за ваши показания. На сегодня вы можете быть свободны, – монотонно подвел итог полковник и протянул ей маленькую бумажку. – Если вспомните еще какие-то детали, позвоните, пожалуйста, по этому номеру телефона.

Женщина, всхлипывая и вытирая слезы, неохотно взяла со стола бумажку с номером, а затем, не попрощавшись и не поднимая на офицеров свои заплаканные глаза, медленно поплелась к выходу из кабинета.

Когда дверь за ней захлопнулась, полковник Разин повернулся к Титову и задал ему вопрос:

– Твои мысли?

– Рано вы её отпустили, товарищ полковник. Можно было спокойно дожать еще.

– Дожимать, Женя, ты будешь террористов и врагов государства. А эта женщина – свидетельница, на чьих глазах совершила акт суицида близкая подруга. Её эмоциональные переживания вполне понятны, и выжимать из неё что-то еще в таком состоянии сейчас бесполезно. Будем надеяться, что когда она придет в себя, то, вероятно, действительно вспомнит еще что-то важное. А пока будем отталкиваться от первичных данных.

– Ну, тогда могу сказать, что дело, похоже, и правда по нашей части. Странностей тут хватает с излишком. В первую очередь, непонятно, с чего они все именно в тот район Обводного топиться ходят, между Боровой и виадуком? Как будто медом им там намазано. Почему не у того же «Красного треугольника»? И что это еще за «Хранители древней мудрости»? Вдруг Абрамова не бредила, а действительно имела в виду конкретных, не воображаемых в её мозгу людей?

– Возможно. Но меня еще очень смутила другая подробность. Абрамова перед смертью сказала Синицыной, что в этот день работала над неким спецзаданием в подземном цеху, с центрифугами и химическим оборудованием. Что если тут есть прямая связь?

– Может, и есть, Сергей Палыч. Но опять же, почему они все идут сводить счеты с жизнью в одно конкретное место? Может, нам стоит экспертизу в том районе провести? Вдруг там в воздухе газ какой-то витает, влияющий на психику и сознание, или климатическая аномалия какая-нибудь?

– И действует она при этом только на работников «Красного треугольника»? Ты сам-то думай, что говоришь, Женя. Все пятеро наших утопленников работали на одном предприятии. Это единственное, что их связывало.

– Тогда я понятия не имею, чем может быть вызвано такое странное поведение.