Телепорт.ru
Шрифт:
Внутри Андрей коротко обрисовал мне всё, что я пропустил. На самом деле — немного, из реально нового была только информация с флешки, от профессора. Главное — Одинцев уверял, что у него всё в порядке. Он ни на кого из нас не в обиде, решение “уйти на покой” принял сам, хоть без давления “сотрудников” и не обошлось. С другой стороны, нет худа без добра: за сговорчивость ему посулили кое-какое содействие, причём, большая часть обещанного уже выполнена. У него, оказывается, уж который год тянулись проблемы с документами на наследство, местные чиновники устроили волокиту, но вмешательство трёхбуквенной федеральной службы помогло им увидеть берега. Местное
— Вот только жена его решила не возвращаться. Будет оформлять вид на жительство у кого-то из детей, — вдруг огорошил меня Либанов. — Правда, сам знаешь профа — никогда не разберёшь, то ли он расстроен, то ли наоборот. Во всяком случае, написал, что уже завербовал себе в помощь двоих подростков из тамошней родни — мальчика и девочку. Причём, заявляет, что уже принял у пацана экзамены по физике и математике за 8 класс и видит нешуточный потенциал — грозится подготовить его к великим свершениям за три оставшихся года школы и отправить сюда к нам, поступать. И не поймёшь, то ли стебётся так, то ли всерьёз.
— Ага, — хмыкнул я, — нам только юниоров тут не хватает. Сами тут сидим… — и неожиданно сам для себя ляпнул то, о чём даже не думал ни разу, честное слово! — как зэки…
Сказал, и чуть язык не прикусил. Замерли, смотрим друг на друга молча. Я переживаю на тему взрывоопасных слов, что у меня почему-то вдруг с языка сорвались, а что там у Либанова внутри творится — понятия не имею.
Наконец, он отмер:
— Есть такое дело. Слово “охрана” в нашем случае неожиданно приобрело какой-то новый окрас. В связи с чем предлагаю интенсифицировать работы по твоему проекту, сам знаешь какому.
— Космос?
Я прикинулся дурачком, но Либанов не повёлся, ответил всерьёз.
— Там мы работаем. Сами. Думаю, по минимальной планке всё будет готово через несколько дней, максимум — неделю. Теорию, конечно, имею в виду — для реального пуска in vivo полигон строить придётся, а это проект не одного дня. И месяца даже. К нам, кстати, Лёха приезжает в гости послезавтра. Ты за молодым поколением ездил в Троицк, как мне сказали — привёз кого?
Я кивнул. Рассказывать про свои впечатления не хотелось, но Либанов меня опередил:
— Не говори ничего про Институт — я и так всё знаю, — и тут же, среагировав на мои недоверчиво прищуренные глаза, пояснил: — Не всех наших оттуда согнали, осталась ещё пара источников. Так что, тут главное — результат. Работать есть с кем?
Пришлось всё же обрисовать картину крупными мазками. Заодно, спохватившись, выложил всё, что мне поведал Артемьев по дороге. Андрей нисколько не удивился, только кивнул и проронил коротко:
— Очень похоже на правду. Только уже не важно. Эту вазу нам уже никак не склеить.
– *-*-
Пересечься с Рыжей нам удалось только вечером. Она была занята устройством молодёжи на временное жительство — им, как выяснилось, с собой дали хрен да ни хрена, только то, что на них было, по большому счёту. Пришлось покупать почти все житейские мелочи — а как, когда охрана никуда не пускает? “Пишите заявку, привезём… когда-нибудь”. Как ещё они там без меня обошлись — даже самому удивительно. Но как-то разрулили, более того, Лина под шумок закупилась нестоловской едой и на нашу долю тоже. Увидев её искреннюю гордость по этому поводу, я в очередной
раз скрипнул зубами: ну вот чего мне стоит — в теории — прямо сейчас мотануть в Мексику за фруктами? Вот хрен знает кому — таскал, всё подряд, по первому знаку, и без высказанного желания даже, а моей самой ценной и нужной Рыжей — не могу! Паршивой колбасе радуемся, чёрт побери!Пока я злобился и в очередной раз обещал себе завтра же решить… ну хотя бы начать решать! вопрос с нашим “заключением”, Рыжая быстро порубала-поджарила всё добытое, превратив продукты в вполне приличный ужин. Подкравшись сзади, я тихонько утащил солёный огурчик — мда, это вам не Белоруссия.
— Что, невкусный? — огорчённо спросила Рыжая, повернувшись ко мне.Выглядело это здорово неоднозначно, учитывая нехилый такой тесак, который она держала в руке остриём вверх и ко мне.
— Ну, думаю, из того, что вообще возможно добыть в Долгопрудном, этот огурец — самый лучший! — с готовностью отбарабанил я.
Но Лина всё равно расстроилась. Пришлось успокаивать и утешать… А я и сам ни фига не спокойный!
В итоге, за ужином мы оба старательно избегали хоть сколько-то острых тем. Просто поели, потрепались про перспективных сотрудников из Института, и всё. Разговор по молчаливому согласию оставили на потом. Тем более, что уже в конце, когда из еды почти ничего не осталось — мы оба, оказывается, здорово по чему-то такому соскучились — Рыжая вдруг вскрикнула:— Ой! Я ж забыла! — и заполошно метнулась куда-то в коридор.
Вернулась она с виноватым видом и бутылкой красного сухого. Ну, тут уж мы оба — только за, долго приглашать не придётся. Сидели на диване ещё час, обнявшись, последние бокалы тянули, как могли — вино неожиданно пошло в жилу на все сто. В конце на нас упало какое-то странное оцепенение, было лениво даже думать, не говоря уже о том, чтобы встать.
В кровать бухнулись прям в одежде. Я пихнул Рыжую локтем:
— Ты чего рассказать-то хотела? Важное что?
— М-м-м? А… да не знаю даже. Мама звонила.
Особо рассказывать Лине было откровенно лень, но несколько фраз она всё же мне на ухо нашептала. К моей “тёще”, оказывается, прямо на работу явился офицер ФСБ. Из местного управления, по Санкт-Петербургу. Какого хрена так — лично я понять не могу: по идее, нами должны заниматься федералы, нет разве? Ну, или Мария Александровна что-то не так прочитала в удостоверении, хотя это вряд ли, конечно.
Из рассказа Рыжей я вынес впечатление, что разговор носил характер предупредительной беседы. Наверное, примерно такие же разговоры “коллеги” нынешних спецслужбистов вели с родственниками желающих эмигрировать из СССР… Что самое интересное — беседа, похоже, оказалась вполне результативной, поскольку Рыжая мельком упомянула напутствие, под конец звонка данное ей матерью: “Сиди там тихо!”. Прям слово в слово, все фсбшники так говорят, почему-то. “Мы вас в камеру посадим, а вы там сидите тихо! Поумнее вас люди сами разберутся, когда выпускать!”.
Я опять разозлился и, видимо, слишком шумно задышал носом — Рыжая встревожилась, сразу проснулась, поднялась на локте, уставилась тревожно.
— Ну ты чего? — потрясла она меня. — Чего? Ничего ж такого не случилось! Никто никого не арестовал, и не обвинял ни в чём даже.
Выдохнув и с трудом удержав в себе мат, я срывающимся голосом проскрипел:
— Да. Не арестовал. Спасибо Партии за это, — и, резко повернувшись на бок, облапил Рыжую так, словно кто-то попытался у меня её отобрать, и голосом матёрого искусителя предложил: