Телесные повреждения

Аэропорт почти пуст. Ренни оглядывается в поисках закусочной и находит ее, но та закрыта. Посыльное окошко тоже закрыто. На стекле налеплен скотчем большой плакат: «ЭЛЛИС — КОРОЛЬ.»

Без четверти восемь. Ренни садится на скамейку и ждет. Она обшаривает сумочку в поисках витаминов, таблеток от кашля, чего-нибудь, что можно съесть, но ничего не находит. Рядом со скамейкой — фотоавтомат, кабинка с занавеской и щелью для монет. Ренни осматривает его, но он принимает только американские четвертаки. Она устремляет взгляд напротив, на плакат, тот, что с петухом. ЭТО ВАС ПРИШПОРИВАЕТ. Поперек кто-то нацарапал «Принц мира».

В полдевятого окошко поднимается. Ренни откапывает в сумочке смятую квитанцию и подходит.

— Мне нужен Гарольд, — говорит она, чувствуя себя очень глупо, но человек за стойкой не удивляется.

— Хорошо, — говорит он и исчезает в задней комнате. Ренни думает, что он пошел искать Гарольда, но он возвращается с большой продолговатой коробкой.

— Это вы Гарольд? — спрашивает она.

Он игнорирует этот глупый вопрос и не отвечает.

— Должна прийти одна жирная старая дама, — говорит он. — Получила шесть посылок в этом месяце. Из Нью-Йорка. Говорит, еда. Зачем ей столько еды?

Он хитро посматривает на нее, как будто пошутил. Коробка слишком велика, чтобы пролезть в окошко, поэтому он отпирает боковую дверь.

Ренни ожидала увидеть что-нибудь больше напоминающее пакет.

— А это та самая посылка? — спрашивает она. — Мне нужна поменьше. Та, в которой должны быть лекарства.

— Все там, — говорит он небрежно, как будто сам просмотрел содержимое. — Другой я не видел.

Ренни колеблется. Она читает этикетку, на которой действительно написана нужная фамилия.

— Вы забыли, — говорит она, протягивая ему квитанцию. Он бросает на нее презрительный взгляд, и затем разрывает квитанцию пополам.

— Может быть надо что-нибудь подписать? — настаивает Ренни, в которой восстало чувство порядка. Он злобно смотрит на нее.

— Ты хочешь навлечь на меня беду? — говорит он. — Забирай коробку и выметайся.

Он запирает окошко и поворачивается к ней спиной.

Коробка весит целую тонну. Ренни приходится ее волочить. Ей приходит в голову, что она не знает, где живет Лора или бабушка. Как же она собирается доставлять кому-нибудь из них коробку? Адрес напечатан достаточно отчетливо, но там написано только Эльва, Св. Агата. Никакой фамилии. Что дальше? Она чувствует, что ее либо подставили, либо использовали, она не уверена, что именно. Ренни вытаскивает посылку через входную дверь и ищет свое такси. Его не видно, да и других тоже, наверное, они приезжают в аэропорт только к самолету. На другой стороне улицы припаркована единственная машина, но это не такси, это джип. В нем сидит полицейский, курит сигарету и разговаривает с водителем, и с легким шоком Ренни осознает, что водитель это Поль. Он ее не видит, он смотрит прямо перед собой, слушая полицейского. Ренни думает, не попросить ли его ее подбросить; он бы помог ей втащить коробку по лестнице, а затем они могли бы вместе позавтракать. Но она смущена. Она не может его об этом попросить. После того, как она себя повела. Трусливо спасовать перед дружеским сексом, не дав вообще никаких объяснений — так не поступают, это действительно непростительно. Она с ним обошлась так, будто у нее атрофированы гениталии. Он прав, если злится.

Ей приходится волочить коробку обратно в здание и вызывать другое такси, затем приходится ждать, когда оно прибудет. Пока она роется в сумочке в поисках мелочи на телефон, подъезжает такси, то самое. Шофер ест огромный кусок жареного мяса, большие капли соуса капают с подбородка. Запах напоминает Ренни, что она на грани голодного обморока, но она не в состоянии попросить ни кусочка. Это граничило бы с фамильярностью.

Коробка слишком велика, чтобы поместиться в багажник. Водитель кидает остатки мяса на тротуар, тщательно вытирает руки о шорты, чтобы не запачкать свою обивку и помогает Ренни втиснуть коробку на заднее сиденье. Ренни садится рядом с ним на переднее сиденье. На этот раз музыка звучит приятнее.

— Сколько? — спрашивает Ренни у отеля.

— Двадцать, — кратко отвечает он. Ренни знает, что цена неслыханная.

— Но ведь в один конец только семь, — говорит она.

— Остальное за ожидание, — ухмыляется он.

Прежде Ренни в таких случаях стала бы торговаться, однажды она даже победила. Сейчас у нее нет сил, и он это знает, они все это знают, чуют за версту. Она дает ему двадцать три и обходит машину, чтобы вытащить коробку.

К ее удивлению водитель вылезает из машины, но не помогает ей, а только наблюдает.

— Вы подруга мисс Лоры? — спрашивает он. — Я нас с ней видел. Все знают мисс Лору.

— Да, — говорит Ренни, чтобы избежать объяснений. Она воюет с коробкой. Один конец соскальзывает с заднего сиденья и стукается о мостовую.

— Она приятная леди, — мягко говорит он. — Ты тоже приятная леди, как и она?

Двое других мужчин в майках без рукавов остановились и облокотились о стену.

Ренни решает все проигнорировать. В этом есть какая-то инсинуация, но Ренни не может ее понять. Она улыбается, надеясь что вежливо, и удаляется во внутренний дворик, волоча за собой коробку, как она надеется, с достойным видом. Ей вслед несется смех.

У подножья лестницы свернулся глухонемой, он храпит во сне, скорее всего он пьян. Его ширинка расстегнута, обнажая задравшуюся одежду, серого цвета. Щеку пересекает свежий шрам, седая щетина отросла на полдюйма. Ренни не может поставить коробку на лестницу, не отодвинув его ног, поэтому она их отодвигает. Когда она опускает его ступни, босые и покрытые подсыхающей грязью, он открывает глаза и улыбается ей, улыбкой, которая была бы невинной, даже блаженной, если бы не отсутствующие зубы. Она боится, что он опять захочет пожать ей руку, но он этого не делает. Может быть, считает, что она уже получила свою порцию удачи.

Ренни пробирается по лестнице волоча коробку, с каждым разом поднимая ее на одну ступеньку. Слишком жарко для такого занятия. Она идиотка, что дала себя в это втянуть.

Когда она достигает стойки, англичанка сообщает ей, что для завтрака уже слишком поздно.

— Я что же можно поесть? — спрашивает Ренни.

— Чай с бисквитами, — отвечает англичанка решительно.

— А нельзя ли немного тостов? — Ренни старается не завыть.

Англичанка награждает ее презрительным взглядом.

— Вы можете поискать где-нибудь еще, — говорит она, — где-нибудь там.

Ее тон ясно свидетельствует о том, что все съеденное «там» обязательно обернется холерой, если не хуже.

Ренни заказывает чай с бисквитами и тащит коробку через холл в свою комнату. Теперь это почти что другой человек, партнер по танцам, который напился в стельку. Его негде поставить. Он не влезет в бюро, а кладовки нет. Ренни впихивает посылку под кровать и все еще стоит на коленях, когда одна из официанток приносит чай и бисквиты на пластиковом подносе с изображением Виндзорского замка.

Ренни убирает с ночного столика Библию и будильник, чтобы официантка смогла поставить поднос. Постель не заправлена. Когда официантка уходит, Ренни завязывает москитную сетку свободным узлом и садится на сбитые простыни.

Чай приготовлен из пакетиков и воды, которая, по всей видимости, не успела закипеть. Бисквиты — заносчиво английские, плоские бежевые овалы с краями, обрезанными в духе Викторианских потолков, с серединой намазанной напоминающим замазку джемом. Они выглядят как большие куски мозольного пластыря. Ренни откусывает от одного. Он бескомпромиссно черств. От него несет подошвами, подвалом, сырой шерстью. Ренни хочет домой.