Теллурия

Громадина катапульты стала поворачиваться на юго-восток. Колокол звенел. Раздался сигнал, вспыхнули запалы, и стремительно, один за другим, пятьдесят шлейфов огня с грозным ревом унесли стальных воинов Христа в синее небо Лангедока. Словно кометы понеслись рыцари к далекой цели на Черноморском побережье. В эти же секунды сотни таких же комет сорвались с пусковых установок под Льежем, Бредой, из севежских лесов, с южнокарпатских вершин, с берегов Штарнбергского озера, с Соловецких островов.

Тринадцатый крестовый полет набирал силу для разящего удара.

А за стенами замка раздался радостный возглас толпы. Тысячи лангедокцев пришли сюда в это утро, чтобы проводить на священную войну своих героев. В заплечных стальных рюкзаках рыцарских роботов нашлось место не только для боеприпасов. Там покоилась и еда, заботливо приготовленная местными жителями и принесенная сюда из окрестных мест: сыры, теплый домашний хлеб, овечье масло, печеные помидоры, артишоки в масле, ветчина, соленая треска, инжир, абрикосы и, конечно же, неизменный крестьянский aligot – картофельное пюре с сыром и жареной свиной колбаской. Эти милые, трогательные знаки человеческого тепла и домашнего уюта, уносимые беспощадными стальными гигантами, на первом же бивуаке должны были подкрепить силы и напомнить уставшим после боя рыцарям о тех простых христианах Европы, ради которых они идут на свой великий подвиг…

Новый залп раздался в Ла-Кувертуараде. Земля затряслась. Еще пятьдесят комет взвились в небо, полетели на юго-восток. Стоя перед узким окном трапезной, Магнус проводил крестоносцев взглядом, полным веры и надежды.

– Ла-Кувертуарад… – произнес он и счастливо улыбнулся.

XXII

Поздняя осень. Пасмурное, промозглое утро. Березовый перелесок на границе между Тартарией и Башкирским царством. Два путника с песьими головами, Роман и Фома, сидят возле костра, греющего воду в котелке, висящем на походном треножнике. Роман широкоплеч, коренаст, покрыт гладкой серой шерстью, на морде заметны старые шрамы. На нем видавшая виды куртка из непромокаемой ткани, ватные штаны и высокие сапоги на шнуровке. Фома долговяз, сутул, узкоплеч, покрыт гладким черным волосом, одет в долгополое драповое пальто, подбитое ватой. На ногах у него широкие боты из живородящей резины.

Фома. Что-то паршиво горит. Надо бы еще дровишек подбросить.

Роман (подкладывая в костер березовые сучья). Мокрое все.

Фома (смотрит в небо). М-да… прорвались хляби да на нашу голову.

Роман. Слава богу, хоть с ночи дождик перестал.

Фома. Скоро снег пойдет.

Роман (язвительно). Умеете вы, Фома Северьяныч, поднять настроение.

Фома. Всегда к вашим услугам, Роман Степаныч.

Налетевший порыв ветра гонит дым от костра на Фому.

Фома (отворачивается с недовольством, трет глаза). Свинство… Мать-природа, ты против меня?

Роман (подгребает плохо горящие сучья к котелку). Не пора ли положить?

Фома. Не нарушайте кулинарной последовательности. Вода должна сперва закипеть.

Роман (нервно зевает). Смертельно хочется жрать.

Фома. Друг мой, не опрощайтесь. Скажите лучше: я голоден.

Роман (недовольно). Я голоден.

Фома. Признаться, я тоже.

Пауза. Путники сидят молча.

Фома. Не надо смотреть на меня с такой ненавистью.

Роман (раздраженно). По вашей милости мы занимаемся бредовым ритуалом.

Фома. Это не ритуал, а процесс.

Роман. Это безумие. Ваше.

Фома. Досточтимый Роман Степанович, химические реакции еще никто не отменял.

Роман. Демагогия! Вы самоутверждаетесь по пустякам.

Фома. Мир держится на порядке вещей.

Роман. Ваша риторика не заставит эту чертову воду закипеть.

Фома. Зато она хотя бы напомнит вам о терпеливости.

Роман (решительно тянется к рюкзаку). С меня довольно, черт возьми! В конце концов, хватит заниматься символической чепухой…

Фома (предупредительно поднимает четырехпалую руку, покрытую гладкой черной шерстью, с серебряным перстнем на третьем пальце). Pacta sunt servanda [28] , господин пиит. Настоятельно прошу вас не совершать непоправимого. Отказавшись от моего рецепта приготовления супа, вы не только лишитесь питательного блюда, но и глубоко раните меня.

28

Pacta sunt servanda – Договор должен исполняться (лат.).

Роман (с раздражением хватает рюкзак, кидает в ноги Фоме). Да делайте вы что хотите… (презрительно) Философ!

Фома (подтягивает рюкзак поближе). Сделаю непременно. А вы сможете меня отблагодарить, как обычно, вашим декадентским хореем.

Роман (разводит руками, покрытыми густой серой шерстью). Почему, почему по вашей милости мы отказались от падали?!

Фома. Драгоценнейший, вы уже задавали этот вопрос.

Роман. Падаль слаще и мягче любого мяса. И ее не надобно варить!

Фома (развязывает рюкзак). Согласен.

Роман. И там ее было навалом!

Фома. И с этим не смею не согласиться.

Роман. Там лежали и молодые и старые, выбирай на любой вкус! Любые органы. Что может быть слаще и полезней разложившейся требухи? Печени? Сердца? Столько тел, боже мой! Выбирай, что хочешь…

Фома. Да, да… Тела их, тронутые тленом, свет лунный скупо освещал.

Роман. Мы были бы уже давно сыты!

Фома (кивает). Да, набив животы гнилым человеческим потрохом, мы были бы сыты, довольны и благожелательны. И нам бы на время показалось, что жизнь земная – блаженство.

Роман со злобой смотрит на Фому.

Фома. Друг мой, в вашем взгляде просто-таки запредельная концентрация злобы и раздражения. Уж не собирается ли господин поэт вцепиться в горло бедному бродячему философу?