Тело угрозы

Все понимали, что он прав. Информацию о космических войсках России ее заокеанский партнер исправно получал прежде всего со своих спутников. И сведения эти, в общем, соответствовали действительности: количество ракет на боевых дежурствах соответствовало тому, какое называла официальная Россия.

Однако даже самый совершенный спутник не может со своей заоблачной высоты установить, в каком состоянии находится установленная на стартовой позиции ракета – в полной ли она исправности, в какой степени выработан ее ресурс и тем более – несет ли она ядерную головку и какую именно: одиночную или разделяющуюся. Спутники временами фиксировали замену ракет на позициях; однако опять-таки они не могли определить: заменяется ли выслужившее срок устройство новым, свеженьким – или происходит просто перетасовка старой колоды с подкраской и заменой номеров для создания видимости поддержания полной боевой готовности. Догадайся та сторона о действительном положении вещей – и совершенно невозможно стало бы даже сохранять видимость разговора на равных. Этого нельзя было допустить никак. И до сих пор это удавалось. Однако если в действие вступит новая система контроля, то вся неприглядная картина раскроется перед партнерами. И сейчас нельзя было даже сказать, как они на нее откликнутся: поверят и печально ухмыльнутся – мол, как же это вам удавалось нас столько времени дурачить, – или (что было бы куда хуже) заподозрили бы, что России удалось каким-то образом в последний момент заменить нормальные боевые ракеты с зарядами на инвалидные, которым пора была уже на списание и в резку, и где-то укрыть от посторонних взглядов, чтобы после залпа, когда весь мир останется без ракет и зарядов, оказаться, фигурально выражаясь, в белом фраке, когда прочие будут по уши в дерьме. Стоит кому-то заподозрить подобный обман – и сама идея совместного залпа мгновенно рухнет.

Странно, но никого из собравшихся в тренажерном зале не взволновала мысль о возможной после этого гибели планеты; они в первую очередь подумали о том, что такая ситуация быстро вернет мир ко временам холодной войны, взаимных подозрений и недоверия: такой поворот событий казался им куда более опасным, чем приближение какого-то там небесного тела, которое вообще-то скорее всего и не приблизится вовсе. Похоже, что подсознательная вера в то, что Господь не попустит, помогала им строить именно такую иерархию ценностей – а также столь же подсознательная убежденность в том, что самых больших бед и пакостей в мире всегда следует ожидать от людей и их действий, а не от природы. Хотя она все еще продолжала оставаться намного более могучей, чем человек со всей его протезной цивилизацией и очень приблизительным, неточным и поверхностным знанием, а скорее – незнанием устройства мироздания и его смысла.

Тут слово вновь взял генерал-ракетчик.

– Однако же, – проговорил он с некоторым даже недоумением в голосе, – я, откровенно говоря, никакой опасности в ситуации не усматриваю. Наоборот: хорошо, что проблем две, а не одна: есть возможность замкнуть их друг на друга. Не знаю, кто как, но я четко уловил в установке Главковерха относительно залпа, что задействован будет не весь ракетный парк, но останется резерв.

– Как и у партнеров, – вставил кто-то.

– Поскольку определить размеры того и другого предстоит в том числе и нам, примем его для простоты пятьдесят на пятьдесят. Располовиним парк. А поскольку инспекции в первую очередь подвергнется часть, выделенная для запуска, то именно ее мы им и покажем. Ручаюсь, что половину мы можем показать в полном порядке, включая боевые части. А с резервом и мы потянем, да и сами они спешить не станут: он-то никуда не денется.

– Вот ведь как чудесно! – не без язвительности в голосе заметил генштабист. – И с какими же картами на руках вы окажетесь после залпа? Тогда уж придется вас переименовать в начальника кладбища или склада металлолома!

Ракетчик усмехнулся:

– Да все с теми же козырями. Пройдет инспекция – сделаем рокировочку, и, как пелось в свое время, кто был ничем – тот станет всем. Ракета же, как известно, не воробей: вылетит – не поймаешь. За атмосферу мы все их вытолкнем, а дальше – представляете, какая там сутолока пойдет? Нам только добиться выхода на крейсерскую скорость, а остальное – уже не наша печаль. Тем более что…

Он сделал паузу, как бы сомневаясь – нужно ли продолжать.

– Ну? Рожай быстрее!

– Тем более что вряд ли ракеты вообще дадут накрытие. Поскольку как ни рассчитывай траектории, цель сделает финт ушами – и все уйдет за молоком. Нет, это все – серьезно. Последние данные от астрономов: они, оказывается, еще раньше, с самого начала стали замечать несовпадения с расчетным движением – и по траектории, и по скорости. А как и почему – никто не знает. Пытаются понять. Но время-то идет. И уж если решено запускать, то запустят. Куда-нибудь то ли к центру Галактики, то ли к окраине – но только хорошего результата не жду. Разве что успеют что-нибудь понять наши звездочеты…

Никто не сказал ни слова. Смотрели – кто в пол, кто – в сторону. Беззвучно протекло не менее минуты…

– Ну что – разомнем мускулы? – предложил генштабист.

И все с облегчением разошлись по тренажерам. За исключением командующего космическими войсками.

– Мне приказано, – сообщил он, – лично проследить за подготовкой к старту «Урагана» и в особенности экипажа. Так что нет времени. Честь имею!

Все невольно поглядели ему вслед. О старте названного корабля никто из высоких генералов извещен не был. Так что такое приказание могло исходить только от самого верховного. Переглянулись. Но никто не сказал ни слова. Раз не оповестили – значит так и должно быть.

4

– Куда это вы собрались, коллега?

Вопрос этот Столбовиц обратил к своему гостю, неожиданно появившемуся в холле одетым как для дороги и с кейсом в руке.

– Не бойтесь, не в побег – я еще не устал стеснять вас, – невозмутимо ответил тот, приостановившись у двери и лишь повернув голову. – Если строго между нами – хочу добраться до городка, купить кое-что. – И он таинственно улыбнулся. – Судьба, знаете ли – вещь замысловатая. Кто бы мог подумать, что именно теперь и именно здесь… Да вы и сами понимаете. Искренне благодарен вам за все, что вы для меня сделали – даже больше, чем хотели сделать, наверное. – В последних словах прозвучала несомненная ирония. – Хотя мой лимит времени, отведенного на встречи и переговоры, истекает и потрачено оно без особой пользы – меня ждут и другие дела в этой стране, так что я еще успею вам надоесть. А пока – до скорого. Я ненадолго.

– Постойте, если уж вы решили говорить загадками…

– Извините, коллега, мне и в самом деле некогда. Меня ждет машина, и я не хочу задерживать ее. Кстати, ни слова Луизе – для нее это должно стать сюрпризом.

– Вы вызвали такси?

– Никоим образом. Вы ведь тут не единственный мой приятель.

«Ну конечно, – мелькнуло в голове Столбовица, – наивным было предполагать, что он не найдет способа связаться со здешней русской резидентурой… только зачем?»

– Ну хорошо, я хотя бы провожу вас – обождите минутку!

– Нет нужды. Да и в машине все места заняты, а почетный эскорт мне вовсе ни к чему. Я намерен уехать и вернуться так же незаметно, как и прибыл сюда. Bye-bye, коллега!

– Да постойте же!..

Но гость останавливаться не пожелал, а броситься за ним – потому что тут что-то было явно не так – хозяину дома помешал очень не вовремя раздавшийся звонок – и именно из тех, на которые нельзя было не откликнуться и ни в коем случае не следовало разговаривать при свидетелях.

– В каком состоянии вариант «Эксидент»?

О дьявол…

– Развертывается по плану.

– Не годится. Поторопите. Обстоятельства изменились, а вы явно медлите. Результата жду сегодня же.

И сразу – отбой, не оставляя времени на возражения.

Столбовицу осталось только проводить удаляющегося гостя взглядом. Когда тяжелый лимузин, неизвестно откуда появившийся, тронулся с места, Столбовиц, не выпускавший телефона из рук, набрал нужный номер: следовало немедленно показать активность по только что названному варианту. Что там говорил москвич о судьбе?..

– Алло! У вас все в порядке с документами – теми, о которых мы с вами договаривались?

– Вы слишком торопитесь, – был ответ. – Срок еще не вышел.

– Изменилась обстановка. Вы хотите сказать, что у вас ничего нет?

– Вы разве не помните, что срок готовности был – завтра? У нас есть еще сутки.

– Я вас ни в чем не виню, но завтра все эти бумаги можно будет разве что повесить на стенку. Неужели нельзя ничего сделать?

– Это зависит от швейцарцев. Попробую, конечно, сейчас связаться с ними, но вы ведь знаете – они не любят торопиться. Так что надежд мало.