Тело
Шрифт:
Всему виной были три сержанта – Жорик Горидзе, Серега Тропинский и здоровенный, но весьма глупый Колян Задорожный. Мало того, что они издевались, так они еще и поощряли выходки пятерых кавказцев, сослуживцев Мишки. А те зверствовали похлеще «дедов». Они доводили пацанов до отчаяния. А отчаявшийся человек был способен на необдуманные поступки. Двое едва не повесились. Одного Мишка лично вытаскивал из петли. Отчаявшиеся получить защиту от командования части мальчишки были способны только на самоубийство. Они даже и не думали объединиться и дать отпор наглецам. Но только не Мишка. Он обозлился настолько, что готов был перегрызть им глотки сам, в одиночку. На его счастье, он был не один. Алеха Миронов был, конечно, не из бойцов. Худой, с неуверенным взглядом ботаник, компьютерный гений, мамин сынок.
План был прост. Ботан вызывал по одному, ну максимум по двое, якобы на разговор, но за столовой их ждал Мишка. В свои восемнадцать он уже был КМС по боксу. Он пытался дать отпор и до этого, но кавказцы не ходили по одному. С появлением Алехи Мишка по-новому взглянул на фразу «разделяй и властвуй». Они с Мироновым разделили их, и Мишка разорвал их как Тузик грелку. После такой взбучки даже самый отъявленный негодяй становился священнослужителем. Но только не эти пятеро. На первый взгляд, все успокоилось, Мишке с Алехой даже дали почувствовать себя победителями, но ненадолго. Через три дня их «пригласили» к себе «дедушки» и объяснили им, что нехорошо огорчать Жорика. Спросонья Мишка ничего не понимал и даже пытался возражать. Но «огорченный» Горидзе следующей фразой обрисовал их дальнейшую судьбу.
– Все, духи, вам конец! – сказал он.
И действительно, он настал. «Деды» и пять их прихвостней «наказывали» всех. Всех, кроме Мишки и Алехи, тем самым вызывая ненависть сослуживцев к ним, неприкасаемым, как их называли «деды». Но это было только начало. От Миронова и Болдина отвернулись все. И это было еще не все. Главный план мести был еще впереди.
Вячеслав все еще не мог оправиться от пропажи Борьки, как Соня исчезла буквально у него на глазах. Сначала они шли все вместе. Нога в ногу. Потом Соня побежала. Славик окликнул ее, но безуспешно, и тогда он побежал за ней. Но раны тут же дали о себе знать, и он остановился передохнуть. Девушка все еще была в поле его зрения. Он на секунду закрыл глаза, а когда открыл, Сухоруковой уже не было. Подруга будто утонула во тьме.
– Соня! – крикнул он. – Сухорукова!
Но девушки и след простыл. Прудников огляделся. Мишка отстал, он, похоже, и не пытался догнать их. Шахта играла с ними. Это точно. Трудно заблудиться в одном помещении, даже темном, если этого кто-то не хочет.
– Мишка?
Этого кто-то хочет. Их кто-то водит за нос. У Славки были кое-какие мысли по этому поводу. Даже если бы словоохотливый тракторист не рассказал о местной легенде, Прудников обвинил бы в том, что сейчас происходит, нечистую силу. Появление призраков из детства, пропажа Шувалова, Маринки и головы Олеси. Хотя с последними двумя… Тварь Маринка могла быть причастна ко всему этому. Даже если ублюдок Соловьев и отрезал голову несчастной девушке, то прихватить ее с собой могла только Марина. Зачем? Хороший вопрос. Вячеславу вдруг захотелось заорать его на всю эту проклятую шахту.
– Зачем, вашу мать, весь этот балаган?! Шоу?! Вы все еще хотите шоу?!
Хоть разбейся, он ничего не понимал. Желание убивать само по себе ненормально, а когда из убийств людей делают рейтинговое мероприятие, это вообще верх всех зверств. Славка вдруг подумал, что больные головы, затеявшие это, вполне могли транслировать шоу с их участием на какой-нибудь частный телеканал. Больных людей не так уж и мало, как кажется на первый взгляд. К тому же смотреть на боль и унижение других куда приятней, чем самим попасть под вилы и топоры. Нет, вряд ли. Камер в проходах замечено не было, а значит, эта театральная постановка исключительно для узкого круга любителей пощекотать себе нервы. Пока, навскидку, зрители и исполнители были одни и те же. Славка даже слоган придумал для этого шоу.
«Смотри, пока живой».
Он нервно хохотнул. Хрень всякая в голову лезет. Надо выбираться отсюда. В идеале хотелось бы выбраться всем вместе. Хотя бы тем, кто выжил. Но чем больше он находился в этих черных кишках монстра-шахты, тем больше убеждался, что они все здесь для того, чтобы умереть. Неизвестно, сколько их будет в живых к концу пути (ему очень хотелось верить в то, что такие будут), но Славка намеревался быть одним из них.
– Я
буду одним из них. Даже если для этого придется кого-нибудь убить.Славку передернуло. Ему самому стало жутко от собственных слов. Он посмотрел по сторонам. Очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из друзей увидел его страх. А главное, перед чем? Страх перед собственными мыслями. Вообще, Прудников не боялся одиночества, в котором роились эти самые нехорошие мысли. И он знал, что градус нехорошести напрямую зависел от окружающего мира. То есть в съемной квартире в Выхино он мог додуматься до того, какой он несчастный, как ему не хватает любви. Мысли неприятные, но вполне безопасные и с жизнью совместимые. Здесь, в угольном чреве подземелья, в голову, словно скользкие змеи, лезли пугающие мысли. Воспоминания вперемешку с надуманным. Гремучая смесь. Однако пугали не сами мысли, а возможная реализация их. Славке почему-то казалось, что здесь возможно все. Мысли материализуются, словно голограммы.
Боря просто провалился во тьму. Сидел, сидел, и его не стало. Ему мерещились голоса, люди и не совсем люди. Какие-то сказочные города, леса, горы, будто он попал в один из миров когда-то прочитанных им книг. Самое странное, что ничего не болело. Он вообще не чувствовал своего тела. Складывалось такое впечатление, что его готовили к смерти, какой-то всемогущий чародей показывал ему прелести загробной жизни, играя на контрасте. Вот он лежит обрубком без руки и ноги на дне заброшенной шахты, а вот он уже летит словно птица над изумрудной листвой вековых деревьев. Внизу виднеются желтые нити тропинок, голубые озера и разноцветные луга. В эти минуты или мгновения ему становилось так хорошо, что он ни за что не хотел возвращаться в душную камеру – собственное тело.
Борьку вернули туда насильно. Он осмотрелся и понял, что снова лежит на полу черного коридора. Луч фонаря бил в потолок, глаза, мокрые от слез, смотрят в желтый круг на черном фоне. Куда ни глянь, всюду черный фон. Его жизнь сплошной черный фон. Именно поэтому он и влезал во всякое дерьмо, гордо называя это экстремальным видом спорта. Жена, которая мало того, что не любит, но еще и не прочь на сторону сбегать. Да, он знал о ее похождениях, но искренне верил, что вернется та Оленька, на которой он женился, которую полюбил. Но беда была в том, что никогда не было той «его Оленьки». Он начал таскать ее с собой, чтобы отвлечь от блядства. Борька знал, что его жена шлюха, но ничего не мог с этим поделать. Поэтому, когда от Славки ушла жена, он единственный понял друга. Как тяжело узнавать, что тебя обманул любимый человек.
А он ведь тогда позавидовал Прудникову. Даже если человек, казалось бы, остепенился, на нем все равно будет это клеймо – предателя, обманщика, бляди, в конце концов. И это просто могло выжечь его любовь к Ольге. Ему не нужна была заклейменная, но сам он ее прогнать не мог. Вот поэтому он и завидовал Славке. Его Лариска, повиляв хвостом, просто прогнала мужа из его же квартиры. Солидная плата за избавление от заклейменной потаскушки, но Борька в некоторые моменты даже готов был и на это. Если бы она сама подошла и сказала, что, мол, так и так, наша встреча была ошибкой, не сложилось. Мол, у тебя тонкий и маленький, ты «голубой» и импотент. Он с благодарностью принял бы любой упрек в свой адрес, лишь бы она ушла, выгнала его или умерла. Последнего он хотел меньше всего. Он все-таки любил ее. Но не исключал полностью такой вариант. К тому же смерть смывает любую грязь. Ну, или почти любую.
Славик сказал, что она умерла. Может, она встретила кого симпатичней и ушла к нему? С вилами в пузе? Вряд ли. Нет. Славка же сказал… Зачем ему врать? Умерла так умерла. Но почему-то Борьке казалось, что ее смерть ни хрена не смыла. Клеймо никуда не делось, просто оно было не на Ольге, а на Борькиной душе.
Он выдохнул, и ему снова стало легко, но сказочный лес так и не появился. Начало появляться то, чего он никак не ожидал. На и без того черных стенах начали суетливо бегать тени. Они не пугали Борьку. Возможно, у них и была такая цель, но Шувалов уже ничего не боялся. Он оценил контраст, показанный демонами или ангелами, и теперь ему было все равно, оставаться здесь или умереть. Хотя он подозревал, что умер еще до того, как спустился в шахту.