Телохранитель для мессии. Трилогия
Шрифт:
— Алония Лия не в состоянии ответить на такой простой вопрос, — заканчивает за меня предложение Астела. — Что ж, крайне прискорбно. Садись.
Я скоренько шмыгаю на место, пока ална не передумала и не измыслила новый экзамен, и затихаю там, как мышь под метлой.
Астела не успокаивается:
— Кто ответит?
Кроме джерийки, желающих почему-то не находится.
— Тила, будь добра, — со вздохом сдается ална.
Девушка выскакивает из-за парты, как снаряд, запущенный катапультой, не собираясь упускать свой звездный час.
— Астахарус
Настоятельница одобрительно кивает, изредка со значением поглядывая в мою сторону.
Можно подумать, можно подумать!
Если бы у меня в личных наставницах была Ренита, авось бы и я не оплошала!
— Помимо цвета (думаю, всем известно, что драконы привязаны к своей стихии и имеют соответствующий ей окрас?) астаху отличают рудиментные отростки на хребте (размером примерно в пядь) вместо кожистых перепончатых крыльев, присущих семейству драконовых, отсутствие пирожелез в пасти, а также более короткий, чем у драконов, хвост. — Тила на мгновение переводит дыхание и быстрее тараторит дальше. Пока не перебили. — Влаголюбив. Плотояден. Хищник. Полуразумен. Опасен для людей. Тем не менее, ради собственной безопасности астаха способен сотрудничать с человеком. Очень чувствителен к магии вследствие своей способности при поедании вытягивать из определенного вида жертв и накапливать Силу, после применять ее в качестве средства самообороны. В последние годы по эту сторону Разделяющих гор встречается крайне редко. Около трехсот лет тому назад Мастером Разумной и Исцеляющей Апитоном Умником было открыто средство по преодолению защитного поля астахи. Это снадобье как раз и оказывает на носителя Силы тот косметический эффект, который мы можем сегодня наблюдать у Лии на голове. Средство, для приготовления которого используется вытяжка из мозга астахи, включено в «Полный перечень снадобий с одной или несколькими магическими составляющими» под названием «Черный дракон». Его применение вошло в моду во времена правления Императора Джеюрена Второго, что значительно сократило популяцию этих существ. На сегодняшний день стоимость...
— Спасибо, Тила, за очень подробный ответ. — Астела торопится не допустить оглашения расходов Ордена на косметические процедуры. Наивная! Девчонки все равно потом выспросят — не у меня, так у Тилы. — Обязательно выскажу благодарность твоей наставнице.
Джерийка краснеет от удовольствия, а Кенара с Ранелью заговорщицки переглядываются (чую, ждет кого-то допрос с пристрастием!).
Нет, Астелу можно назвать как угодно, но только не наивной! Исподволь, ненавязчиво уладить конфликт и одновременно изящно ткнуть меня носом в собственное несовершенство и полную зависимость от Ордена может только настоятельница. Виене это пока еще не по зубам.
Ална встает из-за стола, ее руки птицами взлетают в благословляющем жесте.
— Благословение Всевышнего дочерям Ордена. Урок окончен.
И, не дожидаясь ритуального ответа, выходит из класса. Вместе с алной из помещения исчезает вымечтанная прохлада.
Жара...
Следом за мной из подвала на улицу, неся на плече позабытую сумку Эоны и мою посеянную впотьмах шляпу, сгустком мрака просочился Верьян. Педантично запер тяжелую, окованную дверь, не поленился опустить толстый брус засова. Связка ключей со смачным бульком потонула в неподалеку стоящей бочке с дождевой водой.
Двигаясь скользящим, бесшумным шагом, темная фигура встала
рядом со мной.— Ты их убил!!! — точно разозленная ядовитая змея, зашипела я на Верьяна.
Меня потряхивало и колотило. Напряжение и испуг, так долго, жестко подавляемые, вырвались наружу.
— Ну убил. — В ответ на разъяренное шипение всего лишь спокойное пожатие плеч. — Бывает.
— Не бывает!
— Да ну? — В темноте я не вижу его лица, но готова поклясться: на нем красуется коронная издевательская усмешечка.
— Чтоб ты знал, я никогда...
Беснующиеся лошади, сбрасывающие наездников.
Человеческие крики. Ужас. Боль.
Рев воды, захлестнувшей обрыв. Она яростно ломает, комкает такие хрупкие живые существа...
Исковерканные тела, развешанные старыми тряпичными куклами на уцелевших деревьях...
Убийца.
— Знал.
Больше не говоря ни слова, Верьян нахлобучил мне на голову позабытую шляпу, сунул в руки пожитки Эоны и взял направление на просвет между домами. Немного помявшись, я побитой собачонкой потрусила следом, ежеминутно поправляя оттягивающие плечи сумки.
Хоть бы с поклажей помог...
«Кто там воротил нос от благородных рыцарей без страха и упрека, спешащих, по поводу и без, на помощь к даме? » Глупая была, неопытная. Исправлюсь.
ГЛАВА 12
Хмел беззаботно спал. Сильный, порывистый ветер разогнал тучи над его крышами, явив спящему городу темно-синий бархат неба. Звезды были такие яркие и сверкающие, будто ливший больше двух суток подряд дождь до блеска отдраил небесный купол. Подобревшая с позапрошлой ночи луна любовалась своим отражением в бесчисленных лужицах и в благодарность серебрила влажный ник мостовой.
Две фигуры ночными призраками скользили по городским улицам от тени до тени. Сливались с тьмой подворотни, завидев какого-нибудь припозднившегося горожанина, нетвердой походкой и тяжелым винным духом извещающего, какое именно заведение он только что покинул.
Пережидали, облегченно вздыхали и спешили дальше.
Редкое собачье брехание тотчас стихало, стоило полуночным странникам пройти неподалеку, после чего возобновлялось, доходя до хриплого исступления.
— Что с животными? — тихонько задала я беспокоивший меня вопрос, поравнявшись с Верьяном.
Меня не удостоили даже взглядом.
— Ничего особенного, — отмахнулся парень. — Просто... не любят меня эти... блохастые твари.
«Нелюбовь без резона — признак тяжелой умственной неполноценности ». Или результат пробуждающейся магии Предвидения.
— Тому есть объективная причина?
Верьян на миг обернулся: в лунном свете холодноватой желтизной блеснули его кошачьи глаза.
— Можешь в этом не сомневаться, детка.
Поняли, заткнулись.
Надолго этих похвальных намерений не хватило. В моем запущенном случае любопытство нередко побеждает гордость.
— Куда идем?
— Никуда. Уже пришли.
Центральная площадь Хмела после народных гуляний, как и любая другая в подобной ситуации, е являла собой пример образцового порядка. Поутру, едва только предчувствием рассвета высветлит восточный край неба, сюда, громыхая по булыжной мостовой тележкой для мусора, придут золотари. Поругиваясь и мучаясь с похмелья, они очистят площадь от усыпавшей ее ореховой скорлупки да семечковой шелухи, палочек от сахарных петушков, черепков битой посуды. Выметут крупные и помельче лоскутки ткани, измятые и изорванные листья лопуха, ранее свернутые кульками на лотках у торговцев, и, перекидываясь с недоспавшими свое на дежурстве стражниками «бородатыми» подколками, «ночные короли»[12] пойдут дальше — чистить городские канавы и отстойники. Но утро пока не наступило, и мусор, щедро накиданный хмельчанами, все еще толстым слоем покрывал площадь, добираясь грязной лапой и до прилегающих к ней улочек.